С незапамятных времён в мире существует огромнейшее количество самых разнообразных средств и методов, призванных успокоить не в меру расшалившиеся нервы. Даже самые расшатанные. Не верите? А вы спросите профессора Абронсиуса. И уважаемый учёный муж подробно расскажет (всем и каждому, кто пожелает его слушать, конечно) о том, что жизнь, и, тем более — наука! не стоит на месте. Она развивается семимильными шагами, приводя своих адептов в самые глухие уголки мира, где обрушивает на них новизну блестящих открытий и огромное количество событий, слухов и сплетен, жаждущих подтверждения или наоборот, опровержения. Но, воспринять и главное — проанализировать и сделать верные выводы из такого количества информации попросту невозможно даже самым выдающимся умам эпохи (к которым многоуважаемый профессор, без сомнения, причислял и себя), а потому, время от времени нужно давать организму (в целом) и мозгам (в частности) отдых. Подобные практики являются профилактикой нервных расстройств и многочисленных депрессий. Они позволяют по-новому взглянуть на жизнь, дают ощущение комфорта и расслабленности. Особенно это полезно, когда рядом находится излишне впечатлительный юный студент. И одним из таких средств является, например, медитация. Но, когда Абронсиус принимался пространно описывать плюсы и минусы упомянутого действа, чаще всего оказывалось, что всё достойные слушатели если не ретировались, то, как правило, благополучно спят…
Белокурая Магда ничего не смыслила ни в медитациях, ни в их техниках, ни, тем более, в современных научных подходах к данным вопросам — она просто любила рукодельничать. Этот несложный, но, без сомнения, очень творческий и увлекательный процесс успокаивал её, отвлекал от груза повседневных забот, отодвигал обиды и огорчения на второй план, но, главное, позволял мечтать. Нет, девушка не мечтала о бескрайних землях, скрывающихся за далёкими горизонтами или о каком-нибудь загадочном темноволосом незнакомце с бледным лицом и аристократическим профилем. В её воображении расцветали дивные цветы, вышитые бисером и шёлковыми нитками по тонкому полотну; нежный узор на лиловом камзоле, сверкающий и переливающийся, точно апрельский дождь, или наоборот: яркое платье, украшенное лентами, напоминающими алый закат — такой, каким он бывает лишь зимой, да и то, в самые ясные и морозные дни. Все эти мечтания уносили девушку в свой особенный, счастливый мир и… так и оставались мечтаниями. Ну, скажите на милость, кому в этой, насквозь пропитанной чесноком деревеньке, понадобится камзол? Тем более, с вышивкой? Смех, да и только. Можно было бы, конечно, обсудить это с Сарой, которая тоже любила помечтать, но рыжую чертовку куда больше интересовал возможный обладатель этого самого камзола, нежели нюансы выполнения глади с настилом и прочих вышивальных приёмов.
Магда вздохнула, прислушиваясь к необычной тишине в доме. Столь спокойные вечера, когда девушка, избавившись от груза повседневных и неотложных забот, могла вдоволь посидеть за рукоделием, выдавались не часто. Правда, не этот раз причина была вполне веской — Сара, всё-таки, ухитрилась сбежать из под самого отцовского носа, явно отправившись искать приключения. Не то, чтобы Магда не волновалась за подругу, однако, сердце отчего-то подсказывало, что рыжая найдёт то, что ищет, и ещё не известно, кому больше повезёт — Саре или этим самым приключениям. Младшей Шагал, как известно, палец в рот не клади: в обиду себя не даст. Белокурая даже почувствовала мимолётный укол зависти — сколько рассказов и впечатлений будет — хватит, наверное, на целый месяц. Но, это когда Сара вернётся. А она ведь непременно вернётся! В общем, спать Магде, занятой любимым делом и разными мыслями, совершенно не хотелось. Она посмотрела на ярко горящую, но уже догорающую свечу, отложила вышивку в сторону и поднялась. Пожалуй, стоит спуститься вниз и принести ещё одну, ночь будет долгой. За окном послышался странный шорох. На миг девушке стало не по себе: всё-таки, наслаждаться тишиной и знать, что обычной нарушительницы этой тишины нет в доме — разные вещи. Но, не Сара же это, вернувшись, лезет в окно! И уж конечно, это не страшные-ужасные монстры, что вылезают из своих могил по ночам, и байками о которых так любят пугать изрядно подвыпившие завсегдатаи трактира. Наверное, это просто снег сорвался с крыши. С этими мыслями белокурая тихонько выскользнула за дверь.

Тем временем, белокурая дева неспешно поднималась по лестнице, едва слышно мурлыкая себе под нос незатейливую мелодейку. До чего же хорошо, до чего же приятно, когда никто не докучает! Никаких тебе «Магда, подай-ка стул!», «неси скорей!», «воды горячей быстро!», никаких тянущихся явно не туда, куда надо, загребущих рук и бесстыдных глаз… Вот бы всегда так. Но, мечтать, как известно, не вредно.
Зато сейчас в её руках была новая свечка (должно хватить дня на два, не меньше!) и несколько умиротворённых часов за милым сердцу занятием.
Внимательно оглянувшись по сторонам — бережённого, как известно, бог бережёт, а с Йони Шагалом всегда нужно держать ухо востро — девушка отворила дверь, легко скользнув в свою комнатушку. Совершенно неожиданным образом, посреди комнатки обнаружился тёмный столб. Во всяком случае, именно так в первое мгновение показалось Магде. А дальше те несколько секунд, покуда белокурая таращила свои огромные зелёные глаза, совершенно бессовестным образом растянулись едва ли не на вечность, являясь непререкаемым примером относительности всего сущего в этом бренном мире. И вовсе не тёмный колосс, исполненный какого-то особенного, глубинного молчания, первым привлёк внимание девушки. Белокурая с удивлением, а потом и с возрастающим негодованием обнаружила, что её лелеемая вышивка, на которой так затейливо переплетались между собой узорчатые стебельки фантастической чудо-травы, вовсе не аккуратно расправлена на постели, а небрежно наброшена на образ, висящий на стене.
«Святотатство», — это слово медленно возникло в мозгу девушки. При этом, положа руку на сердце, Магда усматривала оскорбление вовсе не в том, чтобы небрежно скрыть пресветлый божественный лик от этого мира, а как раз в том, чтобы совершенно беспардонно сделать это именно её вышивкой.
— «Руки бы тебе отор…», — подумала было девушка, возводя очи на высокую фигуру в чёрном, и — не то, что слова — сами мысли в её сознании замерли, замёрзли, пригвождённые суровым осознанием того, что в её пустой комнатке с запертыми на задвижки ставнями (она проверяла их каждый вечер! Но не в форточку же он пролез!) вдруг возник этот… этот…
… Его тёмные, длинные волосы подобно ленивым ручьям бежали с широких плеч, обрамляя бледное, надменное лицо, на котором, казалось, жили одни глаза. И взгляд их, удивительно цепкий и острый, всматривался сейчас даже не в Магду, а в самую её душу. В глазах незнакомца горели искры, и девушка даже не поняла, что в них отражается пламя свечи, всё так же льющей свои восковые слёзы на маленьком столике. Тёмный бархатный плащ окутывал мужчину с головы до ног, глубокими складками сворачиваясь у ног (если они, конечно, у незнакомца были). А заодно отчего-то громоздился и на стареньком сундучке с Магдиными пожитками, и на столбике кровати. Маленькой табуретки же, обычно стоящей у окна — так и вообще не было видно, словно тьма его одеяния уже начала свой завоевательный поход, подчиняя себе окружающее пространство и как бы намекая оторопевшей девушке, что она вполне может оказаться и следующей. Магда намёк поняла. И, ни благородство черт, ни гордая осанка и леденящее спокойствие во взгляде, ни даже ослепительная вязь вышитых узоров на камзоле незнакомца не сделали испуг девушки менее сильным. Тягучие мгновения вдруг растаяли, подобно последним лучам заката, и время понеслось вперёд, словно испуганный зайчишка, дающий стрекоча. Белокурая стремительно отступила на полшага назад, стукнувшись спиной о закрытую дверь (некуда бежать, господи, помоги!) и по тому, как в одночасье исказилось её лицо, стало понятно, что ещё доля мгновения — и этот дом наполнит такой визг, что зазвенят даже кастрюли на кухне внизу.

Как вы думаете, что должно сделать чудовище, глубокой и тёмной ночью отправившееся на поиски очередной несчастной жертвы и алчно предвкушающее, как тёплая, густая кровь приятно обожжёт его иссушенное столетней жаждой горло? Вот оно длинными когтями вцепляется в крышку саркофага или остервенело роет застывшую землю, спеша поскорее выбраться из своей жуткой могилы — ведь голод, что гонит его вперёд, ужасен и ненасытен, а ночь так коротка. Исторгнув леденящий душу вой, оно бросается в глухие лесные дебри, ловя тонкий, едва заметный запах человеческого жилья вдалеке. И ни снег, ни ветер, ни расстояние, ни смешные людские молитвы не остановят это неумолимое существо. Или, может быть, взмахнув полами длинного плаща и злобно оскалившись, существо это превращается в огромную летучую мышь, что, хищно разверзнув над землёю свои кожистые крылья, устремляется ввысь, освещённая лишь равнодушным глазом безучастной луны? Вот оно осторожно принюхивается, стоя на опушке перед спящей деревенькой и опасно щуря свои волчьи глаза. Они уже приметили одинокий огонёк свечи в маленьком окошке с незакрытыми ставнями. Бесшумные шаги похожи на шуршание позёмки в белом саване зимнего поля. Вот чудовище уже стоит рядом с домом, запрокинув голову вверх и плотоядно ухмыляясь скорой добыче. Тонкие ноздри нервно подрагивают, а пальцы скрючиваются, словно им не терпится вонзить острые когти в розовую плоть. А дальше — а дальше происходит самая настоящая чёрная магия. Вурдалак обращается тенью. Или в туман. Или в отвратительное насекомое и… И вот он уже в доме. Тихо-тихо стелется по лестнице, и ни одна пылинка, ни один, случайно потерявшийся в тишине коридоров отблеск света не смеет пошевелиться, скованный первозданным ужасом перед ожившей тьмой. Ближе. Запах длинных, пшеничных волос, так беззаботно рассыпавшихся по обнажённым плечам, дурманит голову, дерёт горло. Ещё ближе. Биение пульса в голубых венах под белизной юной кожи сводит с ума. Тьма приходит в движение. Нечеловечески быстрый, звериный рывок и вот уже он наблюдает, как в беспомощном ужасе распахиваются обратившиеся на него, зелёные глаза. Секунды тянутся в медленной эйфории и одновременно увеличивают свой бег втрое. Тонкая жилка на её шее отчаянно трепещет, дразня и призывая тотчас же запечатлеть на ней свой последний поцелуй. Вурдалак бросается вперёд, вспышка отчаянного, первобытного ужаса и… собственный крик заглушает подступившая со всех сторон, ужасная тьма.
Во всяком случае, так думала Магда. Так рассказывали старожилы. Так шептались девушки по ночам, стараясь нагнать друг на дружку страхов поужаснее. Но, ни в одной из этих историй или даже в самом чудовищно реальном из снов, вурдалак никогда не прикладывал палец к губам и не произносил голосом спокойным и даже, чем чёрт не шутит!, полным миролюбия: «Добрый вечер…» и ласково уговаривал не пугаться. Белокурая служанка встретилась с ним глазами и почувствовала, как тонет в этом омуте, вобравшим в себя столетия человеческих жизней. К её немому удивлению, это совсем не было страшно, и кромешная тьма не подступала к самому горлу, грозя удушьем и прочими ужасами. Скорее, это было странное, но, пожалуй, даже приятное чувство: его взгляд словно обволакивал, нежно, ненавязчиво укутывая девушку тайнами мрака, призывая тихо внимать музыке его голоса и одновременно манил обнажить перед ним самое сокровенное. Слегка вздёрнутая бровь и губы, так умело поймавшие намёк на улыбку, но, всё же, так и не сдавшиеся ей, словно дразнили Магду, удерживая девушку здесь, в убогой комнатушке её реальности и не позволяя ей провалиться в гипнотическую бесконечность мрака Хозяина Ночи. Подчиняясь его желанию, белокурая, словно во сне, поднесла руки к лицу, зажимая рот, так, что наружу вырвался только жалкий писк. Ну, или что-то, очень на него похожее. И продолжала смотреть на графа.
— Лучшая мастерица на дюжину миль вокруг.
Слова его наполнили её комнатку мягким, приятным звучанием, отчего-то родив ассоциацию прикосновения бархата к обнажённой коже. Тёплая волна прокатилась по спине, чтобы медленно растаять где-то внизу живота, породив что-то новое, больше всего напоминающее какое-то загадочное и, вместе с тем, отчётливо понятное томление. И лишь потом, спустя несколько сладких мгновений, словно нехотя, обратившихся в ничто, до Магды дошёл истинный смысл его слов. Он ею… восхищён? Вернее, не ею, но её мастерством. Впрочем, мастерство-то это как раз творили руки Магды или же сама Магда, что, впрочем, ничего не меняло и сейчас совсем не было важным. Девушка не заметила, как очаровательно зарделась, впрочем, непонятно, от чего больше: от неожиданной похвалы из его уст или же от завораживающей магии его голоса, подарившей ей загадочную новизну не изведанного ранее наслаждения.
— Кто… вы? — тихо и нерешительно спросила белокурая, когда почувствовала, что мир стремительно перестал крениться куда-то вбок, а сердце, хоть и по-прежнему почти выпрыгивает из груди, но уже не грозит застрять где-то в горле, мешая дышать. — Как вы… пришли?

Граф фон Кролок. Он ещё не закончил произносить своё имя, и звук его голоса всё ещё мягко ласкал воздух, но Магда уже отчего-то знала, кто стоит перед нею. Как знала и то, кем он на самом деле является, не испытывая по этому поводу ни тени сомнения в том, что этот высокий и статный мужчина говорит ей правду. И знание это, как ни странно, ничуть не пугало белокурую девушку, не бередило её беспокойные мысли, словно не было ничего естественнее, чем сейчас стоять с ним в маленькой, убогой комнатушке с покатым потолком, наблюдая как свет нескольких свечей неровно струится по его тёмным волосам, вспыхивает на гранях многочисленных перстней на руках и замирает в выразительных глазах, пристанище в которых, казалось, нашла сама тьма. Смотреть на это хотелось бесконечно. Пугало Магду, скорее, отсутствие положенного в таком случае страха, а ещё вернее — несоответствие реальности её представлениям о ней. Если, конечно, всё, происходящее сейчас, можно считать реальностью… Впрочем, чтобы проверить, так ли это на самом деле, стоило только руку протянуть.
А на счёт реальности происходящего у девушки были, к слову сказать, изрядные сомнения. Ну, не каждый же день можно нежданно-негаданно обнаружить не где-нибудь, а прямёхонько в своей комнате того самого (нет, действительно, того самого, о котором говорят лишь шёпотом, многозначительно тараща глаза и с опаской оглядываясь по сторонам!) графа из пользующегося дурной славой, таинственного замка неподалёку. Так значит, не врали старожилы! Или… или всё это до жути правдоподобный сон, потому, что вот так — не бывает. Не может быть у ночного чудовища ни такого благородного облика, ни изысканности манер. И не прошёл же он сквозь стены, в конце-то концов? И… он ведь не кинулся на неё, не разодрал когтями трепещущее девичье горло, желая поскорее погрузить клыки в окровавленную плоть... Скорее всего, она и вправду уснула за вышивкой.
А потому Магда, словно в гипнотическом трансе, сделала осторожный шажок вперёд. И едва ощутимо коснулась рукой гладкой ткани его камзола, щедро украшенной замысловатой вышивкой. И не смогла сдержать восторженного вздоха, заставившего упруго всколыхнуться её соблазнительную грудь. Слова графа о том, что он не собирается причинять ей вреда она, со свойственной многим девушкам восторженной беспечностью при созерцании чего-то необычайно, по их мнению, красивого, пропустила мимо ушей. Но когда он снова заговорил, вновь щедро наполняя пространство мелодичной музыкой своего глубокого голоса, белокурая служанка подняла на фон Кролока зелёные глаза и вдруг почувствовала, что не хочет отводить свой взгляд. По крайней мере, пока он не расскажет ей про редчайшую и уникальную вещь, которую хочет доверить.
Сознательно или же нет, но граф замолчал, прежде чем продолжить, и испытующе взглянул на девушку, словно… Словно хотел проверить, интересно ли ей. В глазах Магды плескалось отчаянно изумрудное любопытство, напоминающее реку, бьющуюся в некрепкую плотину.

Перед Магдой, словно по волшебству, развернулись волны тяжёлой ткани, щедро расшитой замысловатыми узорами. Сердце девушки пропустило удар, потом другой. Господь всемогущий! Кровавые реки, багровые берега… Жажда приключений, любовь, страсть, и, без сомнения, обязательная и волнующая тайна, заключённая в переливах старинного материала. То, что платье старинное — белокурая поняла сразу. Хотя, спроси её граф, как именно — не смогла бы объяснить. Так случается порой с некоторыми особенными вещами: смотришь на них и испытываешь странное, глубинное чувство их принадлежности к другому десятилетию, времени, может быть даже — эпохе. Интуитивно. А в том, что платье являлось особенным, сомневаться явно не приходилось. Возможно, сам фон Кролок смог бы объяснить всё это лучше, если бы захотел, но особой нужды или необходимости в этом сейчас явно не было.
Магда утопила руки в волнах мягкой ткани. С вожделенной дрожью ощутила незнакомую нежность пенного кружева нижней юбки. Зачарованно обвела пальцами вышитый драгоценными камнями рисунок на лифе. Может быть… Может быть, это даже настоящие рубины. Стекляшки отражают свет совсем по-другому, да и лиф платья — тяжёлый. Девушка не знала, почему на ум пришли именно эти кроваво-красные камни, но мысли её, с восторгом затрепетавшие вокруг вышитого узора и явно оценившие мастерство его создателя или создательницы, уже упорхнули дальше.
Пожалуй, если бы сейчас жажда крови вконец завладела бы сознанием вампира, стоящего рядом, затмив здравый смысл со свойственной только ей одной, жадностью, белокурая мастерица даже не заметила бы, как длинные клики пронзают тонкую кожу её шеи. Сейчас она находилась в полной и бесконечной власти графа, но для себя самой — во власти необычайной красоты, которая, как утверждают некоторые из мудрецов, наряду с любовью, сильнее любой другой власти в этом мире. Соглашаться ли с этими утверждениями или же оспаривать их белокурая уж точно не собиралась. В эти несколько минут в маленьком мире Магды не существовало ничего и никого, кроме — нет, даже не платья, а настоящего произведения искусства, созданного далёкими и неизвестными мастерами, которые, вероятно, уже не один десяток лет мирно (или же не очень, кто знает) спят в своих могилах. Но, должно быть, при жизни они были счастливы, ведь обладали даром и возможностью создавать подобную красоту!
Пышная грудь девушки несколько раз всколыхнулась от непроизвольно участившегося дыхания. А как же иначе? Не каждый день тебе удаётся не только лицезреть, но и прикоснуться к чуду.
— Нравится? — прозвучал явно издалека чей-то вкрадчивый голос. Не известно, услышала ли вопрос Магда, но в себя белокурая пришла только тогда, когда её розовые пальчики, любовно и восхищённо обводящие вышитые узоры, замерли в каких-то считанных миллиметрах от бледных и длинных пальцев графа, отягчённых многочисленными перстнями.
— Невероятно! — прошептала Магда, конечно же, имея ввиду платье, и чувствуя, как волна страстного восторга тихо-тихо, но неумолимо сменяется досадным огорчением. По её мнению, так грубо разорвать изящные линии кроя было подлинным святотатством. — Как же это получилось?
И внутренне похолодела, осознав, о чём её попросит или чего сейчас потребует нежданный и высокородный ночной гость, волею судьбы принесший с собой не только удивительное чудо, но и настоящий вызов её мастерству.

Несмотря на то, что Магда уже прекрасно знала, какого характера просьба сейчас последует (вернее, уже последовала) из уст графа, она всё равно вздрогнула и опустила глаза, словно уходя от прямого ответа. А легко ли было ответить ему? Это тебе не дырку на юбке штопать.
А если не получится? А если она не сможет, ведь человеческие возможности не безграничны? Как бы там ни было, но иногда ни умением, ни иглой, ни руками, сколь бы золотыми их не величали,  ничего не спасти: повреждённая ткань просто рассыпается на части. А если — и тут она, кажется, впервые в жизни усомнилась в своём мастерстве и возможностях, — А если ему не понравится?
Магда похолодела, представив, что он сделает с нею тогда. Вернее, не так: что он может с нею сделать. Если захочет.
Но, пока фон Кролок хотел совсем иного. И желание его выглядело даже вполне настоящим, если не сказать — искренним, правда, природная осторожность Магды подвергала этот факт изрядным сомнениям. Но, как бы там ни было, будь на месте графа любой другой мужчина, столкнувшийся с неожиданной, срочной и очень неприятной проблемой, способы решения которой находятся совершенно вне его возможностей и понимания, выглядел бы он точно так же. «Женщины,» — сказал он. И уставился куда-то пониже её лица. Впрочем, белокурой служанке совершенно не требовалось гадать, куда именно.
Зябко поёжившись, словно в комнатке в одночасье стало гораздо холоднее, девушка обняла себя за плечи. Потом подняла глаза на ночного гостя. Какое-то время вглядывалась в безмолвие его черт, словно ища поддержки или хоть какого-нибудь, пусть даже самого маленького знака ободрения, но тщетно. «А для кого это платье?» — внезапно подумалось ей. — «И кто эта главная гостья?» Мысли скользили как-то легко, словно блики свечей, крошечными искорками отражавшиеся от сияющих граней драгоценных камней. Ответ, казалось бы, тоже лежал на самой поверхности, и был настолько же очевиден, насколько ужасающ в своей голой и понятной простоте, и отсутствии иных вариантов. Магда даже головой затрясла, отчего светлая чёлка упала на глаза, мешая видеть и досадливо щекоча где-то под бровью — до такой степени ей не хотелось сосредотачиваться на своей догадке. И в особенности на том, что в случае её фиаско, досада фон Кролока может пасть и на отчаянную голову главной гостьи бала в том числе.
Внезапно невыносимо захотелось бежать. Сломя голову, хоть за тридевять земель, прямо сквозь непроглядную зимнюю пургу, в тёмные объятия пугающей неизвестности. Впрочем, эта неизвестность отчего-то пугала куда меньше, чем стоящий перед нею высокий мужчина в длинном плаще.
Белокурая зажмурилась, выдохнула, словно собирая свою решимость в кулак, и снова распахнула зелёные глаза, глядя куда-то вдаль, словно бы и сквозь фон Кролока, видя то, что было доступно ей одной. Потом перевела взгляд на бледные черты его лица и твёрдо вымолвила:
— Да. — а потом силы словно разом оставили её, и к концу произносимой фразы в голосе девушки никакой решительности уже не осталось. — Но, мне нужна ваша помощь.

Акробат. Лёгкий, невесомый, но необычайно ловкий, уповающий лишь на своё мастерство, да силу натренированного тела. Твёрдо ступающий по зыбкому канату, натянутому между землёй и небом, прямо над головами праздной ярморочной толпы, шумно волнующейся внизу. Когда один только неверный шаг вполне может означать конец всего — и успеха выступления, и, собственно … жизни. Но, акробат не задумывается об этом, и как бы ни было страшно, продолжает идти вперёд.
Именно эта ассоциация неожиданно пришла в голову Магде, которая, образно выражаясь, тоже ступала сейчас по зыбкой ниточке между миром живых и миром мёртвых. Может быть, не так уверенно, как ярмарочный артист, но задача, стоящая перед девушкой, требовала никак не меньшего умения балансировать на грани. Уж очень опасным было её положение, и отнюдь не из-за того, что она находилась в одной комнатушке и в полной власти бессмертного существа с кровавыми аппетитами. А во многом потому, что у белокурой служанки была всего лишь одна пара рук, минимум времени и полное отсутствие нужных в таком случае (вернее, в случае спасения платья) приспособлений вроде манекена или плойки для рюшей, что вынуждало её в прямом смысле этого слова прибегнуть к посильной помощи высокородного гостя. Уже только это было, по меньшей мере, неслыханной наглостью с её стороны. Кроме всего прочего, Магде следовало одновременно и исполнять обязанности швеи-наставницы, и в то же время выказывать фон Кролоку почтение в соответствии с его титулом, как служанка — господину, и не ударить лицом в грязь, надеясь на какой-никакой, но опыт вкупе с женской смекалкой. А ещё, желательно не отвлекаться на пустяки, ибо Магда в своём неуёмном любопытстве, пожалуй, уступала только Саре. А тут — и девушка ещё раз оглядела высокую тёмную фигуру с головы до ног — повод для любопытства был просто огромным. А ещё многообещающим и неожиданно — очень привлекательным. Особенно, когда в его голосе прозвучал призрачный намёк на ответное любопытство. Это было очень по-человечески, а потому, девушка приободрилась.
И постаралась отогнать какую-то туманно-смутную, но отчего-то очень сладкую, в своей запретности и неожиданной смелости, мысль. Мысль эта отчего-то ни проясняться, ни уходить никак не хотела, и Магде пришлось сделать над собой изрядное усилие.
Она перевела взгляд на платье. Расправила истерзанный наряд, ещё раз огорчённо цокнула языком — ну, такой ведь красоты не пожалели те, кто это сделал! Бегло осмотрела воланы нижних юбок, решительным жестом выдернула бахрому оборванных ниток. Несколько рубиново-красных камешков, лишившись надёжности своих креплений, упали на пол. Девушка подобрала их и на мгновение позволила себе ещё раз ими залюбоваться — сверкающая горсть в её ладошке была похожа на застывшие кровавые слёзы. Потом осторожно отложила их в сторону.
— Вас не затруднит придерживать платье, где я попрошу, Ваша Светлость? — с этими словами Магда  обратила на графа зелень своих глаз, отражающих живое пламя свечей. Она решила не вдаваться в швейные подробности, на диво мудро рассудив, что фон Кролоку они не важны и не интересны. Куда важнее ему конечная цель этого ночного визита — целое платье. И он это отлично понимает. — Так работа пойдёт быстрее.
Взгляд девушки задержался на его холёных и бледных руках. Вернее, на внушительных почти-когтях, венчающих длинные пальцы. Магда даже не сомневалась, что, пожелай того граф, они безо всяких проблем могут разодрать несчастной жертве горло. Но, вместе с этим, не сомневалась девушка и в том, что никакие когти не помешают рукам фон Кролока быть необычайно аккуратными, если не сказать — нежными.

«Повелевай мной»
Магда, конечно, и рада была бы повелевать высоким и загадочным незнакомцем. «Хотя, почему незнакомцем?» — вдруг мельком подумалось ей. «Он же представился…» Так что, незнакомцем уже, по определению, не был.
Итак, Магда, конечно, и рада была бы повелевать высоким и загадочным графом, если бы в её светлой головке полностью и окончательно уложился смысл сказанных им слов. Девушке, привыкшей к необходимости выполнять повеления других (и, желательно, побыстрее!) никто и никогда не говорил подобных фраз. И, разумеется, не делал подобных… предложений. И, хотя Магда понимала, что это всего лишь некая витиеватая игра, так сказать, по необходимости или же прихоти её тёмного гостя, она не смогла воспротивиться соблазну нескольких мгновений сладкой лжи самой себе. Укоризненно взирающая Богоматерь всё так же смиренно прятала свой лик под замысловатой вышивкой, избавляя совесть белокурой служанки от необходимости биться о толстые прутья клетки вечной вины за греховные помыслы. Вольные и невольные.
Граф фон Кролок, наоборот — смотрел прямо и выжидательно, так, словно и впрямь готов был ловить каждое слово своей новопровозглашённой «повелительницы». Стрелки старых часов отсчитывали ночные минуты всё глуше, словно и их постигло немое удивление, грозящее превратиться в вечное оцепенение.
«Повелевай мной»
Сладкий яд соблазна медленно, но настойчиво обволакивал, туманил сознание, смущал разум. В его бездонных глазах, всё так же загадочно отражающих свет свечи, Магда разглядела себя, и… и ту Магду, которая на несколько призрачных мгновений неожиданно стала кем-то большим, чем обыкновенная служанка в маленькой, богом забытой гостинице посреди снежного безмолвия Трансильванских лесов. Пусть не королевой, не графиней, но кем-то, кто мог обращаться к другим с повелительной просьбой, а может быть, и приказом. Не робея, а наоборот, с достоинством и полным сознанием своего полного на это права. Как же приятно пригубить эту чашу. Как приятна на вкус... власть. И, прежде всего — власть быть самой собой.
«Повелевай мной»
Это… Это была очень неправильная сказка, и всё шло совсем не так, как должно. Этот странный, удивительно реальный сон никак не хотел заканчиваться, не укладывался в рамки привычного Магде мира. Ей было страшно, но, вместе с тем, невероятно, упоительно увлекательно. Здесь вели мирные ночные беседы древний вампир и молодая мастерица, высокородный граф предлагал обычной служанке повелевать им по своему разумению, тьма уже не пугала, а становилась интригующей, обещая раскрыть ещё не одну загадочную тайну, а грехи… А грехи не пугали обязательным возмездием свыше, заставляя усомниться в самом его существовании. Сон этот рождал страшное в своей простоте осознание — возможность мыслить и поступать, выходя за рамки дозволенного. И делать это свободно, не будучи скованной не известно кем придуманными предрассудками и правилами. И, чёрт возьми, Магде это нравилось. Даже несмотря на то, что её привычный мир начал рушиться.
Она смело протянула фон Кролоку платье, чтобы он придерживал его, пока она срежет оборванные нити и лоскуты материи. И мягко коснувшись локтя своего ночного гостя, показала ему, как именно нужно сделать, чтобы ей было удобнее. Короткое замечание из уст графа о таинственном замке где-то неподалёку, призрачном и, из-за баек местного населения — наполовину реального, неожиданно наполнило пространство вокруг флёром романтики. Опасный путь, прекрасные красные ткани (разве могут они быть не прекрасными?), может быть, ещё несколько дюжин таких вот платьев… Граф же сказал — там есть для них и болванки. Опасный замок… Но, ведь любой замок в сказках опасен, он же обязательно заколдован, не так ли?
— Тот самый замок в глубине леса? — мечтательно спросила между тем девушка, не забывая ловко щёлкать ножницами. — Я полагала, всё это сказки…

Отредактировано Magda (2022-04-16 11:39:19)

Да, ночной гость прав: стоит признать, что в каждой сказке есть изрядная доля истины, а добро всегда побеждает зло. Так это - в сказках. А вот есть ли доля истины в снах? И побеждает ли в снах -  добро?
Магда ещё несколько раз уверенно щёлкнула ножницами прежде, чем отложить их в сторону. Признаться, она не была уверена в том, что на шаткой чаше весов сегодняшней ночи представляет Добро. Как и сомневалась в том, что граф являет собою олицетворение Зла. Слишком уж высоки, слишком уж недосягаемы были эти понятия от её расплывчатой, в настоящий момент, реальности. Битва Добра и Зла – это что-то очень эпичное, героическое. Ну, например, преодолеть тяжкий и полный лишений путь или в неравной битве отсечь голову чудовищу. Но, какая же борьба может произойти здесь, в её маленькой комнатушке, если нежданный гость пришёл явно не за этим? Какой подвиг в том, чтобы откликнуться на просьбу починить платье? Чему противостоять? Умелые руки, между тем, ловко расправляли волнующееся море красной ткани, погружаясь в густой кровавый цвет едва ли не по локти. Волны крови… Блеск алых капель, навеки заключённых в прихотливые грани драгоценных камней, жадно пьющих свет ярко горящей свечи. Это красиво. Божественно… красиво.
Девушка потянулась за шкатулкой с булавками и благоговейно опустилась на колени, склонив белокурую голову, словно перед молитвой. Порядком растрепавшаяся коса соскользнула с круглого плеча. Миниатюрные швейные гвоздики, направляемые умелой рукой, маленькими отрядами устремились на штурм безжизненно провисшей юбки, приподнимая, скрепляя вновь то, что было разделено и порвано, возвращая истерзанное платье к жизни.
«А что за сказки у вас тут про нас рассказывают?» — мягко погладил девушку бархатный голос. И ему нельзя было не ответить:
- Разные. – Магда на мгновенье подняла на него лукавые глаза, пальчиком подсказав, чтобы приподнял платье чуть-чуть повыше. – О вурдалаках, что воют от голода в зимнем лесу. Или о чудовищах, умеющих обращаться в туман и в летучую мышь. А вы… правда умеете? «Какая сказка – ваша?» - читалось в её взгляде, но девушка отчего-то так и не произнесла этих слов вслух. Вместе с этим пришла какая-то беспокойная мысль о том, что какой бы ни была его сказка – это сказка наверняка страшная. В тот же момент упомянутый страх прошёлся по спине липким прикосновением, но это чувство оказалось мимолётным, в который раз за ночь уступая место жажде познания, которая представляет собой силу, куда более могущественную, чем страх.
Увы, страшная сказка не развлекает и не убаюкивает на ночь, а учит реальной жизни, вселяет уверенность, что попадая в неприятную ситуацию, ты будешь поступать, как тот самый сказочный герой. И если он, например, смог спастись от призраков или оживших мертвецов, то укрепляется и твоя вера в то, что и у тебя это тоже получится. Страшные, древние сказки лучше других учат преодолевать страх. Как можно чувствовать себя в безопасности, если ты не знаешь, чего именно нужно бояться и на что вообще похоже это чувство? Мир может быть очень страшным и недобрым местом, и будет намного лучше, если заранее быть к этому готовым. Вот только люди уже не понимали и не помнили, что тогда это было частью жизни и вполне нормальным явлением, а сейчас… Однако, фон Кролок – помнил. Только возможно ли донести этот всеобъемлющий смысл до светлой головки прехорошенькой служанки, к тому же, похоже, уверившейся, что всё это – сон?
Между тем, платье приобрело вид гораздо более близкий к своему первоначальному облику и ждало дальнейшего закрепления результата. Магда закончила с булавками и медленно выпрямилась в полный рост. Случайно ли это вышло или же нет, но она стояла так близко, что, пожалуй, их с графом разделяло всего лишь пышное полотно юбки. Что ж, а ведь стоит признать, что ей, пожалуй, даже нравится эта сказка. Та самая, в которой таинственным обитателям замка в лице самого загадочного из них приходится прибегать к помощи мастериц из деревни по соседству. В этой сказке хватало всего, что делает её по-настоящему увлекательной: и волшебства, яркими искрами новизны наполнившего однообразие ночи, и неожиданностей, и приятно будоражащего страха, манившего обещанием если не приключений, то чего-нибудь эдакого. Взгляд девушки пробежался по мятущимся внизу пышным складкам, по замысловатому узору вышивки его камзола, что загадочно поблёскивал на широкой груди, поймал и отразил блики крупной броши, украшающей высокий воротник и, наконец, встретился с завораживающим льдом его глаз.
- Но, я не боюсь. – сказала Магда, ловя себя на мысли, что ей не хочется, чтобы этот невероятный сон закончился, и вздрагивая от собственной смелости желать этого.

Отредактировано Magda (2022-04-17 12:33:09)