[indent] Впервые за семь лет Флоренс не чувствует радости от победы Фредди. Удовлетворение - возможно, но спустя секунды, как все приходит к результату, Васси понимает, что вовсе ничего нет. Отворачивается, не ища взгляда Фредди, зябко ведет плечами и уходит туда, где получится избежать встречи с журналистами. Те слетаются, как коршуны, жаждут ответов на вопросы, но Флоренс не готова с ними говорить, не готова изображать идиллию там, где ее больше нет.
[indent] Ссоры бывали и раньше. Не мало. Сложные, оставляющие осколочные ранения, но заживающие достаточно быстро, чтобы успокоиться после. Примирения всегда имели свой вкус, примирения были их с Фредди коньком, но не сейчас. Мерано стал какой-то линией разграничения, здесь все вдруг имеет вес, сказанные слова отпечатываются на подкорке, раня, превращая упорядоченный мир в ад. Все ведь было привычно, звучало нитями радости, беспокойства, споров - у каждого своя отведенная роль, которой управляли с умением и достоинством. Но тут все рушится так быстро, что Флоренс просто не успевает поймать. Протянутые руки ранит тяжесть слов, а выиграть уже, наверное, можно только в партии.
[indent] Не в своей.
[indent] Дойдя до двери номера, Васси останавливается. И не решается войти. Она просто не знает, что делать: сказанного не воротишь, а еще один пустой вечер, состоящий из тяжеловесного молчания, выдержать сложно. Флоренс так надеялась, что победа Фредди, как по мановению волшебной палочки, все исправит, но нет.
[indent] Не получается.
[indent] Не звенит.
[indent] Не выходит.
[indent] Флоренс запахивает пальто, нащупывает в кармане деньги и сигареты. И уходит торопливо, успевая до того, как рискует стать центром чужого внимания, источником ответов на вопросы, которые на нее повалятся, как из рога изобилия. Вечер опускается на Мерано ароматом легкого морозца, сизыми сумерками, наползающими с гор. Острый запах свежести и хвои путается в рыжих волосах, проникает в пальто, оставляя на нем свой след, как обычно это делает дым сигарет. Снег на вершинах, успевший лечь мягким покрывалом, бликует синими тенями, маня туда верой, что все можно исправить.
[indent] Глупая вера.
[indent] Не исправить.
[indent] Слишком больно звучали слова Фредди, слишком жестоко били по оголенным нервным окончаниям, вскрывая затянувшиеся раны. Трампер вел себя так, словно уличил Флоренс в предательстве, но уж в чем-чем, а в этом она была кристальна чиста. Она помнит привкус обиды, когда понимаешь, что верность ничего не стоит, не важно какая, физическая или моральная - предавать Фредди ни в каком варианте она даже не думала, лишь стремилась, как обычно, исправить то, что он начал ломать. Просто потому, что нашел повод психануть.
[indent] Она бредет, не различая дороги, не глядя, куда. Не важно, главное уйти оттуда, где огнями расцвечена жизнь, на миг ставшая не ее. Как иронично вспомнить в эту минуту слова де Корси, брошенные горьким обещанием, что Флоренс когда-нибудь лишится всего, как когда-то лишился он, и все по вине Фредди Трампера. Только ли он виноват? Мать всегда говорила, что в сломанных отношениях виноваты двое, и с себя вину снимать не стоит, но Флоренс не была готова об этом думать, не была готова поддаваться чувствам, устраивая трепанацию своего душевного состояния. Если она это сделает, то сломается, не справится со своими обязанностями, а ей все так же было важно, чтобы Трампер сохранил свой титул. Под их отношениями подведена черта, им подведена тем ярким недоверием, которое он к ней проявил, но дело принципа уйти с высоты его победы, чтобы не мучиться вопросом, все ли Флоренс сделала правильно.
[indent] Станция фуникулера возникает прямо перед Флоренс как-то неожиданно. Васси останавливается, прикидывает варианты. Когда закрывается подъем наверх? Успеет ли спуститься? Или придется ночевать на лавочке в снегу? Она встряхивает головой, отмахиваясь от мыслей. И решает, что сядет в следующую кабинку, желательно пустую. Ей сейчас никто не был нужен, ничья компания.
[indent] Но, похоже, остаться в одиночестве пока не получится.
[indent] Флоренс оглядывается на звук обращенного приветствия, уже после узнавая русского шахматиста. Отвечает не сразу, словно пытается решить, как реагировать. Сергиевский, невзирая на их приятное общение в таверне несколько дней назад, оставался соперником по ту сторону шахматной доски. Более того, стал источником проблем в жизни Флоренс. И стоит ли сейчас ответом предлагать беседу?
[indent] Она не стремилась к самоанализу, ни сейчас, ни вообще. Это сохраняло хоть какие-то шансы на спокойный сон, но стоит начать разбираться в том, что чувствуешь, что происходит в собственной голове, как рискуешь лишиться всего спокойствия, всей адекватности. Но статная фигура Сергиевского на фоне грядущих сумерек смотрится приятно, оставалось понадеяться, что из-за угла не выскочит Фредди с новой порцией обвинений.
[indent] - Добрый, - отзывается Флоренс.
[indent] Взгляд улавливает еще одну тень, еще одного участника неловкой сцены. И Флоренс лишь раздраженно накрашенные алым губы поджимает, догадываясь, что этот товарищ приставлен к шахматисту для надсмотра. Не хватало еще этого общества. Васси оборачивается, кабинка уже почти рядом, замедляется, предлагая в нее запрыгнуть. Как просто, сделать шаг, оставив позади проблемные решения, не пытаться понять, чем ее привлекает Анатолий, не связываться с советскими спецслужбами. Но Флоренс принимает совсем не то решение, которое лежит на поверхности, такое явное и простое. Она протягивает руку, ловко сцапав подошедшего русского, и тянет его за собой в кабинку фуникулера, когда та почти что миновала их. Надсмотрщику не поспеть, его растерянное лицо белеет пятном в окне, остается внизу, Флоренс разжимает пальцы, торопливо выпуская руку Анатолия. И замечает:
[indent] - Мне показалось, что его компания вам более неприятна, чем моя.