[indent] Галатея держится, как может: начинает каждое утро со взгляда в зеркало, убирая следы бессонной ночи, улыбается матери, оставляя прохладный поцелуй на ее щеке, уходит на работу, проводит там весь день. Она живет, словно во сне, словно браслет снова работает, как должен, лишая Тею возможности тосковать по утрате того, что ей принадлежало так недолго, любви Персея. Она двигается, она дышит, но сердце, кажется, уже и не бьется. Теперь она в самом деле пластиковая кукла, сошедшая с картинки, совершенная, но пустая.
[indent] Мать говорит Тесею, что дочь болеет. Тея так и не перезвонила ему, прячется от него за стопкой дел, среди которых нет ни одного важного. Но у архонта нет времени разбираться с упрямством дочери, он оставляет ее в покое, и мир снова сворачивается дугой, словно защищая разбитое сердце золотой девочки.
[indent] Альбом прячется под кроватью, выглядывая уголком. Тея цепляет его кончиками пальцев, раскрывая на недорисованном наброске: знакомый взгляд, острые черты лица, и так легко задохнуться болью. Она сидит на коленях посреди комнаты, прижимая к груди несбывшиеся мечты, пока понимает, что не может дышать. Нужно выйти, нужно выдохнуть: ее комната напрочь пронизана воспоминаниями, в которых хорошего нет ни капли, все пронизано болью с привкусом крови. Она хочет забыть, но браслет не обеспечивает амнезию, ни моральную, ни реальную.
[indent] - Тея, ты куда?
[indent] Голос матери бьется в спину, когда Тея стаскивает с вешалки плащ, набрасывает на плечи — по серебристой ткани светлые волосы змеятся двумя тугими косами. Она ныряет в свет улицы, тянущей по обе стороны от нее, взмахивает рукой, тормозя такси. Машина лоснится белыми боками, Тея усаживается на заднее сиденье, кутается в плащ.
[indent] - Вам куда?
[indent] - Не знаю...
[indent] Солнце еще не садится, когда, выжигая остатки электрического запала, такси вывозит ее туда, где по прямой до выхода в пустоши совсем немного. Лабиринты улиц тускнеют, здесь нет полисян с золотым статусом, но Тея даже под закрытыми веками видит дорогу туда, где все началось.
[indent] - Остановите здесь.
[indent] Она бредет медленно, уходя из-под купола, где безопасность наполняет кровь. Но безопасности нет, она растворилась в холодном взгляде синих глаз, от которых ведет даже мысленно; руки потеют предательски, на пустошах ветер гуляет, дерет юбку, дергает плащ, заставляет кутаться. Фарфоровая кукла с румянцем и большими глазами, ненастоящая, пустая, почти что мертвая. Шаг за шагом, тонущие в рыжей были балетки, меркнущие разводы невидимого купола. Еще не сумерки, но радости в этом месте, как нет и любви. Тея ищет шанс, призрачный, невесомый, раз уж ноги ее сами вывели туда, где щетинится палатками и острыми клиньями лагерь Изгоев. Он наполнен дыханием жизни, незащищенный, но сильный; сомнения стучат биением сердца, не зря ли пришла? Тея тут непрошенный гость и без Персея, а сейчас он вряд ли ее желает видеть...
[indent] ...но вдруг теплится надежда, что за два дня Персей мог остыть. Мог переболеть, принять, и лишь опасение, что Тея его не примет, мешает ему к ней пойти. Что ж, пойдет она, лелея надежду, что догадка не так бессмысленна, как нашептывает внутренний голос, полный холодного безразличия, словно в голове поселился умный дом. Он говорит, что нет надежды, что все тленно, что нужно просто отпустить и, возможно, научиться снова дышать. Браслет — вот ее страховка от боли, разочарования, пустоты и невозможности смотреть на мир в радужной оболочке грез. Рационализм терпит крах, но Тея пытается верить, раскладывая по полочкам пустоту. Она ступает на территорию лагеря с высоко поднятой головой, ловит на себе взгляды, способные разорвать ее на лоскуты. Шепоток тянется шлейфом, но никто не рискует напасть, словно вожак наложил на нее свой отпечаток. Где искать Персея? В какой палатке? Здесь ли он вообще?
[indent] - Гляди-ка, кого к нам принесло, — издевка в женском голосе слишком отчетливая. — Ищешь его?
[indent] Тея не оглядывается. Ей не нравится этот тон, ей не нравится женщина, говорящая о Персее.
[indent] - Ищу. Позовешь?
[indent] Голос ее дрожит, но она пытается контролировать его, себя, пустоту внутри размером с пустошь.
[indent] - Сама зови. Может, отзовется.
[indent] Как звать? Персей? Бродяга?
[indent] - Только правильно зови, — словно мысли читает девушка, — иначе можешь накликать беду.
[indent] Тея прижимает холодные пальцы к вискам. Руки у нее сейчас все время холодные. Даже ледяные.
[indent] Она не спасует. Она не может спасовать.
[indent] - Персей! — Голос крепнет. — Персей, выйди ко мне!
[indent] Издевательский смех разной тональности бьется о возведенные тонкие защитные стены, порой пробивая острыми краями и раня душу. Кровь не видна на теле, но внутри Тея захлебывается кровотечением, играя в мнимую смелость.
[indent] - Персей, нам нужно поговорить!

[indent] Тее кажется, что её никто не слышит. Глумливые смешки бьют по спине, но она пытается не поддаваться панике, желанию бежать прочь, не оглядываясь. Она не позволит себя запугать, не позволит себя прогнать без разговора с Персеем. Лишь бы он был в лагере. О возможности его отсутствия Тея не подумала, только сейчас осознав, что так тоже может быть.
[indent] И все же он был в лагере. Тея не знала, из какой палатки он вышел, просто в стороне от неё прозвучал его голос, злой и холодный, способный разрезать стекло, не то что душу. Она поворачивает голову, всматриваясь в его лицо. Душа истекает солью слез при виде надменности в его глазах, безразличие наполняет его, мешая разглядеть в нем то, что успела полюбить Тея.
[indent] Она делает шаг вперёд.
[indent] - Ты либо поговоришь со мной, либо тебе придётся лично тащить меня до самого Полиса. Добровольно я не уйду.
[indent] Тихое ворчание и даже негромкое улюлюканье окружает их. Стая Бродяги медленно подбирается к своему вожаку, в любой момент готовая броситься на непрошеную гостью. И им ведь нет до неё, её горя никакого дела. Для них она всего лишь браслетница, которая заслуживает худшего, и никто её не пощадит, не пожалеет. Тея впервые задумалась о том, на самом деле они все опасны, и что ей несказанно повезло, что у неё был Персей, способный за неё впиться в глотку. Но сейчас многое изменилось. Сейчас он не подаст ей руки, не закроет собой, сейчас он сам скалится, как волк, жаждущий её крови.
[indent] Одна лишь мысль об этом делает ей дурно. Но Тея старательно делает вид, что ей ничуть не страшно. Она лихорадочно ищет повод зацепиться, повод задержаться. Но для начала нужно отключиться от изгоев, которые снимают кольцо вокруг неё, и кажется, что заполняют собой все пространство, не вдохнуть, не выдохнуть.
[indent] Нужно о них не думать.
[indent] Нужно успокоиться и собраться с мыслями.
[indent] Тея не сводит взгляда с Персея. Делает к нему шаг. Второй.
[indent] И тихо произносит:
[indent] - У тебя есть кое-что моё.
[indent] Сердце. Персей забрал её сердце. Но вряд ли он его отдаст, даже если оно ему нужно. Это ведь так забавно, держать в качестве заложника её сердце. Словно оно не живое, не бьётся, не болит. Раньше Тея думала, что в его руках оно в безопасности, сейчас она знает, что безопасности нет. Есть люди, раненые болью, которые способны уничтожить все вокруг. Но Тея упрямо верит, что Персей не сделает этого. Он может что угодно говорить, но за злостью в его глазах тоска, а на самом дне души теплится любовь.
[indent] Под перекрещенными взглядами мир затягивает пелена безмолвия. Зрители им не нужны, но от них не избавиться, и Тея просто запрещает себе о них думать. Как и запрещает хотеть протянуть руку, коснуться кончиками пальцев его губ, а следом просто смять их поцелуем. Эти мысли — путь в один конец. А ей нужно переупрямить Персея, а не рыдать самой от острой боли в подреберье, когда нет никакой возможности отвернуться.

Шум в лагере вывел Музу из мечтательности, в которую порой погружалась девушка, уходя мыслями в иной мир и не замечая ничего вокруг себя. В такие моменты лишь тело её было во внешнем мире, движения носили оттенок машинального, голова же её полна была образами, каких не существовало ни в мире вокруг неё, ни в ином, о котором она лишь слышала, ни вообще нигде на земле. Поразительно, как уживалась она среди волков со свойственной ей романтичностью. Вся стая знала об её мечте, о желании обрести свободу, подняться в небо, но не все понимали. Разве они уже не свободны, в отличие от "браслетников", жителей Полиса? Разве не дана им свобода чувств?
Однако Муза мечтала об абсолютной свободе, к какой всегда встретились поэты и просто романтики. И что с того, что эта мечта недостижима? Для неё это не имело значения. Она верила, как могут верить, пожалуй, лишь дети, - и то до тех пор, пока случай не приоткроет им, что роль Деда Мороза играет папа, - что настанет время, когда люди сумеют взлететь. Обретут крылья. Освободятся от того, что притягивает их к земле.

— Персей, нам нужно поговорить! - Крик раздаётся на весь лагерь. Чужой женский голос настойчиво кличет Персея. Музе привычнее звать его Бродягой. Ему отчего-то не очень нравится, когда называют по имени... А ведь красивое. Героическое. Она верит в значения имён, в то, что они имеют свойство оказывать влияние на судьбу.
Муза приподнимает ткань у входа в палатку, выглядывает и быстро закрывается снова. Девушка подозревала, что с Бродягой происходит нечто странное. Больно хмурым стал в последнее время, раздражительным. Припоминаются ходившие по лагерю слухи, будто Бродяга нарушил правила и привёл в лагерь гостью. Про себя Муза подумала, что если Персей теперь не выйдет, то она пойдёт к нему и выведет за руку, чтоб весь лагерь не переполошился. Осуществить своего намерения ей не приходится - должно быть, их с Бродягой мысли (по крайней мере, в том, что касается лагеря) совпали. И Муза возвращается к прерванному занятию - перебору и сортировке лечебных растений, чтобы впоследствии изготовить из них отвары.

Её палатка расположена достаточно близко, чтобы разобрать громкие слова. Интонация брата - хоть, положа руку на сердце, он не был родным братом, - не сулит ничего хорошего. Муза снова приоткрывает вход в палатку, замечая, что и его, и его гостью обступили сородичи из стаи. В таких условиях разговора не выйдет. Муза покусывает губу, хмурится. За окружившими говорящих волками не видно движений. Муза отодвигает ткань полностью и выходит наружу.
– Да чего с ней церемониться?!
Ответ Бродяги не заставляет себя ждать, и Муза узнаёт его характер. "Значит, готов её защитить. Всё-таки важна тебе она", - отмечает мысленно Муза. Не готов Бродяга отдать "браслетницу" на растерзание стае.

Муза остаётся наблюдать, решив вмешаться, если ситуация слишком накалится. Но пока полисянка под защитой Бродяги, ей волки не опасны. Кроме их "вожака", то есть его самого.
Он тем временем уходит, но скоро возвращается с какой-то вещью, которую бросает прямо в девушку. Муза делает шаг вперёд, намереваясь слегка приструнить брата, когда он хватает незнакомку со злостью. Раздавшиеся рядом улюлюканье и смешки разозлили девушку.
Волки волками, а людьми быть надо! Молнией бросается она к брату, да так, что люди шарахаются от неё, чтобы не сбила.
- Тише, Бродяга, - едва переводя дыхание, произносит Муза. - Отпусти её, она же сейчас задохнётся. Пожалуйста, - добавляет она, немного придя в себя.
Она переводит взгляд на браслетницу, затем снова смотрит на брата.
- Прогони их всех, пожалуйста, иначе стая разорвёт эту девушку.
На языке у неё крутится вопрос, что между ними случилось, но Муза терпеливо не озвучивает его - пока что. Девушка выглядит такой бледной и ослабевшей, что в ней просыпается невольная жалость.
- Зачем ты с ней так? - укоряюще глядит Муза на Бродягу. А затем обращается уже к незнакомке, протягивая ей руку:
- Пойдём со мной, у меня есть травы, лечебный отвар тебе поможет успокоиться и придаст сил. - Она ободряюще улыбается, чтобы внушить уверенность в том, что ничего больше не угрожает.

Идти до палатки недалеко, и поначалу занятая разными мыслями Муза не задаёт вопросов. Она пропускает гостью вперёд, сама проходит следом и приглашает присесть. В довольно просторной палатке с одной стороны разложены травы аккуратными пучками на деревянных дощечках, другие, уже разобранные, подвешены на верёвке сушиться. Уже готовые отвары закупорены в сосуды, стоят ровными рядами на невысоком грубо сколоченном столике. Вся палатка изнутри пропиталась душистым запахом.
С другой стороны устроена постель Музы, рядом стоит пара ящиков, служащих и сидениями, и местами хранения вещей.
Она указывает в сторону постели:
- Иди сюда. - И, наблюдая за реакцией гостьи, спрашивает со смешком:
- Как тебе здесь? Нравится? В полисе такого, наверно, не увидишь?