Иногда Шайло кажется - в местной прессе пишут исключительно о GeneCo и тех, кто в организации работает. День за днем журналисты перемывают кости Эмбер Свит, пытаясь выяснить сколько операций она пережила и сколько еще планирует перенести до тех пор, пока нос не отвалится; Ротти Ларго, считая его неправедные миллиарды, заработанные на дизайнерских почках и сердцах; Слепой Мэг, обещающей великолепную новую программу, спонсором которой является всем давно известно кто; Конфискатору, личность коего неизвестна, но волнует всех до зубовного скрежета. Уоллес к этому привыкла и когда складывает небольшой бумажный самолетик из газетного листа даже внимания не обращает на заголовки - ее цель другая. Словно современная Рапунцель она контактирует с миром через окно своей башни, вместо волос используя бумагу и аэродинамику. К слову, этой сказки она не знает, но и без нее романтизирует ситуацию с завидным упорством - ей больше ничего не остается - поди посиди дома семнадцать лет к ряду и не такое возведешь в лирический ранг.

Каждый день прямо под ее носом проносятся десятки машин, проходят сотни людей - вместо просиживания очередной кукольной юбки над учебником, Шайло может устраивать себе занимательную арифметику без нудных задач, просто считая количество прошедших в одну и другую сторону. Погрешность всегда можно списать на пса GeneCo, выждавшего девяносто дней и забравшего то, что по контракту принадлежит корпорации. Некоторых из проходящих личностей она видит впервые - наверное, они оказались в радиусе ее видимости совершенно случайно, пробегая по делам, других видит регулярно - они живут неподалеку и ходят на работу по одному и тому же маршруту. Часть пешеходов она неплохо изучила - кто-то любит есть на ходу, кто-то всегда озирается по сторонам, будто бы боится слежки, кто-то идет не глядя под ноги, кто-то очень симпатичный юноша, ему и предназначены ее потуги в авиамоделировании. Она ничего о нем не знает, но мечтает познакомиться каждый раз, как он машет ей в ответ и улыбается совершенно очаровательно. Она тоже улыбается ему, а когда не получается в нужное время быть на посту расстраивается и ужасно переживает. Сегодня не пропустила - радости нет предела.

Зато пропустила время приема лекарств, об этом настойчиво напоминает коммуникатор, заливаясь ненавистным писком. "Черт... Отцу это не понравится..." Она понятия не имеет как он это делает, но доктор Уоллес почти всегда угадывает, когда она забыла выпить пилюли. Откладывает в сторону газету, спрыгивает с подоконника и почти вприпрыжку несется к пианино, где покоится добрая часть ее аптечки. Нужную склянку она находит только спустя пару минут, упавшую на пол, и с разочарованием внемлет ее пустоте. "Как это так..." Очевидно, вчера Шайло было настолько дурно, что проглотив снадобье, она совсем забыла сообщить отцу о необходимости пополнить ее персональный запас. Выбор перед девочкой стоит не очень большой - пойти и попросить добавки, признавая отсутствие в организме необходимой своевременной дозы неизвестных веществ, или соврать - на сегодня все уже выпито, а пополнение пойдет на следующие дни. "Но он же не дурак... Он же посчитает..." Немного огорченная, отсутствием подходящего варианта, но все еще окрыленная, Шайло выбирается из своей комнаты и следует по длинному коридору, освещенному голубым свечением голографических портретов. Они навивают на нее тоску, даже не смотря на то, что очень дороги сердцу.       

- Отец.. - Шайло шагает по дому, заглядывая в каждую из комнат по очереди и нигде не находит своего единственного собеседника. "Может быть, он еще не вернулся?" Но нет, Нейтан оказывается в своем кабинете и девочка даже корит себя за глупость - "Могла бы догадаться..." Она тихо стучит в дверь, приоткрывает ее, сначала протискивает голову в образовавшуюся щель, а затем и вся просачивается в помещение.

- Вот... - Уоллес демонстративно трясет пустой бутылек в воздухе и бросает его прямо в руки отцу. Для начала она решает ничего ему не объяснять - "Вдруг не обратит внимания... У него всегда много работы, а я пришла сама и на своих ногах..." В случае если он все-таки будет возмущен - дочь готова держать оборону. Семнадцать ей или нет?!

Отредактировано Shilo Wallace (2020-07-23 13:30:31)

- Лучше всех! - успевает ответить Шайло, иронизируя, и тотчас воззряется на отца. "Как же без этого... Конечно..." 
Во время осмотра девочка примеряет на себя одновременно смущение и стыд, будто бы за процессом ее унижения наблюдает весь мир.
"Боже, отец, я уже не ребенок... " - хочет сказать она, но с открытым ртом говорить проблематично, поэтому смиренно ждёт окончания экзекуции. Этот перформанс она знает наизусть - глаза, рот, пальпация - минимальная программа вместо "Привет! Как дела?". "Со мной все в порядке!" - хочется отстраниться, отмахнуться наконец от медицинского работника и поприветствовать отца, но не тут-то было. Иногда младшей Уоллес кажется, что родитель совсем ее не понимает, более того - понять совсем не хочет и даже не пытается этого скрыть, будучи абсолютно уверенным в своей правоте. Она же настолько привыкла к тому, что он - ее врач, что и сама вот-вот разучится снисходительно относиться к его двуличию.

- Подумаешь опасность... Ну, что со мной может случиться? - фыркает пациентка и вымученно отзывается, забирая новую дозу набившей оскомину дряни, - Разок посплю дольше обычного - вот и вся опасность... Шайло снова иронизирует - она прекрасно знает, чем ей может отозваться забытый прием лекарств и не стремится отказываться от него специально, но и трагедии из каждого дня своего существования делать не хочет. Последний раз подобный сон "дольше обычного" продержал ее в постели несколько дней, а предшествовал ему грандиозный обморок с обрушением на себя значительной части местного интерьера. Но вот беда - уже не страшно. 

Шайло чувствует - отцу не нравится такое отношение к собственному здоровью и она интуитивно отстраняется, прокладывая маршрут мимо шкафов с папками. "Как же много у него работы... Может, если бы отдыхал больше, то не заморачивался бы так над пустяками... " Самочувствие для девочки - пустяк, ее гены - полное дерьмо. Она привыкла быть больной, она всегда была еле живой и, не считая ограничения свободы передвижения - ее все устраивает, большего развлечения, чем выход на улицу, она себе и представить не может. Как там говорили? Живи быстро, умри молодым? Шайло жила медленно, но умереть рано совсем не боялась. Куда больше ее пугало отсутствие романтических перспектив в отведенное ей время и реакция на свою смерть отца. "Он будет недоволен..."

Сделав круг по комнате, девочка останавливается у большого рабочего стола и усаживается на его край, подминая под себя какие-то должно быть важные документы. Скрещивает ноги в воздухе, начиная монотонно ими покачивать, и, склонив голову, смотрит на Нейтана.
- Ты дома, я дома... - "Мы все дома! Я, вообще, всегда дома!" - Что ужасного может случиться?

Уоллес демонстративно поднимает баночку с лекарством, направляя ее на потолочную лампу, разглядывает на просвет - иногда ей кажется,  пилюли светятся голубым - и достает таблетку. Смотрит на нее с прищуром, будто бы решая, а стоит ли ее принимать, а затем щелчком пальцев отправляет ее в воздух. Ловко запрокидывает голову, ловит лекарство ртом и тут же глотает, после размыкая губы и показывая язык, демонстрируя отцу - проглотила - никаких фокусов, все честно. Да, когда всю жизнь принимаешь одни и те же лекарства, рано или поздно, стандартный прием наскучивает - приходится как-то себя развлекать. Например, из порошка получается прекрасный крошечный водоворот в обычном прозрачном бокале, стоит только умело замешать. Впрочем, с порошком так эффектно как сейчас, никогда бы не вышло - спасибо, что в этот раз форма твердая.

- У тебя снова много работы? - "Может, пойдем в парк погуляем?" - смешно. Ибо нереально. Ни парк, ни прогулка ей не светят, - Может, поговорим о чем-нибудь? О чем-нибудь кроме  того, что для меня опасно?

У Шайло уже припасены несколько тем для разговора, которые она должна была обсудить с матерью, но за неимением последней и толковых средств связи с внешним миром, придется обсудить с Нейтаном. Вряд ли ему это понравится, но такова уж доля отца одиночки - надо привыкать.

Отец выкладывает свой единственный козырь - "Ради моей мамы?" - и Шайло считает, что это большая ошибка. За годы, проведенные под одной крышей с этим человеком, она научилась играть в его игры. Пожалуй, эта единственная, где у нее есть шансы победить, потому что прямо сейчас отец не закроет ее в своей комнате, уходя от разговора, не спишет все на дурной сон. Мать - светлый образ и не более. Кто-то, кого давно нет. Кто-то, кого юная Уоллес никогда не видела и не знала. Она не образец для подражания, не наставник, даже не воспоминание. Она - лицо с портретов, которыми завешаны стены. С тем же успехом их можно было украшать картинами с изображением любой другой красивой женщины. Впрочем, иногда, перед сном, девочка жалуется матери, чей голос никогда не был обращен напрямую к ней. Она рассказывает ей о своей жизни или, скорее, жалуется на ее отсутствие. Она видит Марни в медикаментозных снах и каждый раз спешит обнять. Мать - не Нейтан, она бы поняла, она бы выпустила, она бы позволила... Только чёрта с два Шайло кому-нибудь в этом признается. Даже самой себе. Нет. Пускай все думают, что мать - ей чужая, ненастоящая, а девочка, тем временем, будет жевать сандвичи над ее надгробной плитой и читать книги о насекомых вслух.       

От объятий отца девочка сжимается - она любит его, ей нравится родное тепло, но возраст не позволяет признавать такие глупости. Поначалу ей даже хочется стряхнуть чужие руки с плеч, закатить глаза и бросить болезненное "Ну, сколько можно, папа?!" Но это ей ничем не поможет, а выиграть хочется очень сильно. 

- Да, рассказать, - соглашается Шайло и наконец-то бьет карты отца, - Расскажи о маме.  Она не знает есть ли что-то более страшное для Нейтана, но догадывается, что тема одна из самых неприятных. Она много раз слышала истории о матери, она знает их наизусть, но каждый раз, упоминая покойную супругу, непоколебимо уверенный голос отца дрожит. Уоллес знает, что мужчина не расскажет ничего нового, девочка знает, что не должна так с ним поступать, но он первый начал, сам подставился. Отчего-то ей кажется, что сейчас отец с превеликим удовольствием совершил бы марш бросок по всем книжным магазинам города, лишь бы не отвечать на ее вопросы. В это она верит больше, чем в его предшествующее обещание выделить время на поиски подходящей литературы. "Он слишком много работает..." Она не обижается.

- Не о том как она умерла, - Шайло уверена, что и сама закончит также, поэтому лишний раз слушать о собственном заболевании не хочет. По большому счету, этот разговор нужен ей только для того, чтобы подготовить отца к иным, принципиально новым для них обоих вопросам - "Что такое любовь, папа? А у меня так будет? У меня будет любовь? Кто-то будет любить меня?" Эти и еще с десяток однотипных вопросов волнуют Шайло давно, но задавать их кажется неуместным. Почему сейчас? А почему бы, собственно, нет? Рано или поздно ей придется узнать ответы, - И не о том какой была, - эти сказки девочка слышала тысячу раз, ее мать - ангел во плоти, непонятно только в кого тогда она сама такая непослушная и неважная дочь. Многозначительная пауза.

Не сомневаясь и секунды, Шайло спихивает документы со стола на пол, подтягивает колени, забирается на столешницу - "Ради моей мамы, да? Мы же играем по-крупному, правда?" Девочка слишком большая для таких выходок и, перед тем как уместиться подле отца, несколько раз пинает пяткой воздух, параллельно пытаясь вытащить из-под спины пахнущую типографской краской газету, бодает головой мужчину, вынуждая его устроиться на собственном рабочем месте поудобнее, и кладет голову ему на колени.

"Давай. Начинаем.
Дамы и господа, на арене домашнего цирка семьи Уоллес новый смертельный номер под названием... "Вивисекция!"
Убедительно просим не повторять его самостоятельно. Противопоказано испытывать на родных и близких без наблюдения врача."   
   
- Как ты понял, что... - Шайло знает что конкретно хочет спросить, но не может сходу подобрать слово, которое должно охарактеризовать любовь, поэтому, поколебавшись долю секунды, она выдает самую обтекаемую формулировку, на которую только способна, - Как ты понял, что она - единственная?

Отредактировано Shilo Wallace (2020-08-06 02:15:55)

Шайло слушает внимательно, ловит каждое слово, некоторые фразы прокручивает в голове целиком или частично, но совсем не понимает о чем говорит отец. Она не ощущает того щемящего чувства в груди, знакомого любому, кто хоть раз любил и может представить себе каково это быть счастливым от переполняющего сердце света или тьмы, пронзающей его, после случившихся несчастий всех мастей. Раньше ей приходилось видеть любовь только на книжных страницах или на экране старенького телевизора. Она всегда хотела также, она мечтала встретить человека, которого можно будет полюбить, которому можно будет довериться, она умоляла судьбу послать ей такого, но последняя руками отца уничтожала любые надежды на счастливое будущее. Что до любви к родителям - она существует, вот только совсем иная, не та, что Шайло может не обрести до конца отведенного ей срока. Шайло семнадцать. Шайло уже семнадцать! Целых семнадцать лет, а первой любви как не бывало. Даже мальчик, проходящий мимо окон, не что иное, как сублимация за неимением кого-то настоящего, кого-то, кто смог бы перешагнуть порог ее родной комнаты. Он никогда не минует дверей. Вот за что Нейтану приходится играть в жестокие игры, почему он должен платить. Шайло совсем не хочется плакать или сочувствовать, но она услужливо тяжело вздыхает, давая мужчине понять насколько важна для нее его история, что она значит. Отчасти это правда, но только лишь отчасти.

"Все, чтобы удержать свой рай..." - сложно понять, когда никогда не знал ни рая, ни того пресловутого "всего", что нужно для него сделать, однако фраза заставляет девочку задуматься. Есть ли кто-то, кто сможет сделать для нее все? А если и не все, то хотя бы что-то особенное? Где он? Почему не приходит? Впрочем... Если такой человек и появится, то отец его в дом не пустит, пытаясь сберечь свою дочурку, стараясь хоть на денек продлить ее откровенно бестолковую жизнь. Что ей с прочитанных книг или прослушанных песен, если весь огромный мир ограничен одним единственным окном?

- Потому что... - Шайло требуется время, чтобы найти правильный ответ. Вместо него, она снова ворочается на месте, подкладывает ладони под голову и вытягивает одну ногу, оставляя ее навесу, - Потому что мое сердце никогда не забьется по-особенному, да? - не в бровь, а в глаз - надоело медлить. 

Шайло шумно вдыхает воздух и думает стоит ли продолжать наступление. Несомненно стоит.

- Я умру раньше, чем найду свой рай? - то, что говорит Шайло ни капельки ее не ранит. Она давно привыкла к мыслям о том, что не доживет до многих важных событий в своей жизни. Да, мать умерла гораздо позже и вряд ли получала квалифицированную помощь с самого детства, но... Даже будучи живой, младшая Уоллес только и сможет, что снова и снова пересчитывать потускневшие цветы на обоях клетки-комнаты, - Я никогда не смогу быть... Как все? 

Шайло даже не догадывается что готовит ей судьба, насколько она уже сейчас особенная девочка и кого повстречает на жизненном пути - сегодня жизнь кажется тусклой, унылой, бесперспективной. На языке вертится еще один важный вопрос, искать ответ на который Нейтану придется с большим трудом. И еще один не менее важный, на который ответа он найти не сможет, но Уоллес еще не готова задать его, ей нужно добиться легкого чувства тошноты и смятения у человека, любящего ее больше всех на свете. Да, самое главное - сделать больнее тем, кто тебя по-настоящему любит. Любой подросток знает эту истину. Каждый второй пользуется ей, заявляя свои права на пубертат.

- Почему я не могу жить, как мама? - девочка поднимает голову, упирается ладонями в колени отца и заглядывает ему прямо в глаза, - Почему мне нельзя умереть как ей? - уж лучше бродить по каждой улице города, когда только вздумается, заглядывать в каждую интересующую подворотню, иметь элементарную возможность познакомиться с новыми людьми и отдать за это несколько лет жизни, чем прожить на пару никчемных лет дольше в заточении, воображая себя принцессой из сказки, - Почему мне нельзя умереть свободной, папа? "И любимой..."

Боль Шайло выплескивается наружу с каждым словом. Придя в кабинет с заготовленными словами об одном, она говорит не по собственной шпаргалке. Впрочем, одно от другого не так далеко. Связь неразрывна. Девочке кажется, что впервые она действительно может гордиться собой. Она хочет жить и любить. А умирать совсем не желает.

Отредактировано Shilo Wallace (2020-12-06 12:25:39)

"Но ты же нашел!" - молчаливо парирует Шайло, сжимая губы, и зло смотрит на отца - "Ты отыскал! Почему мне нельзя попробовать?!" Ей хочется выплюнуть эти слова отцу прямо в лицо, но что-то некстати удерживает девочку от новых вопросов. Вероятно, ужасно глупые, по ее мнению, на них ответы. Или страдальческий тон отца? Историю Нейтана и Марни иначе как сказкой назвать нельзя - настолько одновременно счастливой и сюрреалистичной предстает она перед их собственной дочерью. Воспитанная на этой истории и ни на какой другой, зная ее наизусть, Шайло просто обязана верить в любовь, счастье, рай. И смерть. Это она делает неукоснительно. Бездумно требует всего из перечисленного. Конечно, умирать совсем необязательно, но они то с отцом знают, рано или поздно это произойдет и ничего с этим поделать нельзя. 

"Что все? Что, все?! Запер меня тут навсегда?" - если отец и дочь хоть в чем-то солидарны, так это в своем недовольстве друг другом. Девочку возмущает каждое произнесенное Уоллесом слово, каждое она воспринимает в штыки и уже не может больше сдерживаться.

- Но зачем так жить, отец? - Шайло почти срывается на крик, сверлит удаляющуюся мужскую спину взглядом и спрыгивает со стола, сразу же чувствуя легкое головокружение от слишком резкой перемены позиции в пространстве. Виду не подает, но нащупывает руками краешек столешницы на которой недавно лежала и хватается за нее, продолжая словесную атаку, - Зачем?

Остановиться она уже не может тоже.

"С безопасного расстояния... Защитить от всего... Грязь, болезни, смерть... Да что ты несешь? Что ты такого говоришь? Прекрати!"

- Ну и что? Что с того? Мама жила там! Ты живешь там! Почему я должна жить... Здесь?
Впервые за всю свою жизнь Шайло окидывает кабинет отца брезгливым взглядом. Чего только не происходило с ней в этих стенах, но никогда она не позволяла себе надменного отношения к отцу и его чувствам. Нащупать рамки дозволенного, заступая за невидимую черту - да, пренебрегать недопустимым - нет. Жалея себя, его и снова себя, она стремилась верить и по-своему оберегать человека опекающего и любящего, но всему приходит конец, правда? Конец ее терпению приходит именно в этот момент.

"Ты все, что у меня есть..." - раздается в голове эхом и ненадолго усмиряет пыл. Шайло испытывает чувство вины, чувствует едва заметный укол совести, показывающейся из-за спины гнева всего на мгновение. "Все, что есть у тебя... А что есть у меня? Ничего? Клетка в пару десяток квадратных метров и окно? Нет, папа, так никуда не годится... Что. Есть. У меня?! Что у меня еще будет?" Секунда, дабы собраться с силами. Взрыв.

- А ты - все, что есть у меня! Всего лишь ты! Я так не хочу, понимаешь?! - становится существенно легче, будто камень с души. Сложно представить что может ранить родителя больше, чем подобное откровение. "Мне нужно больше! Больше, чем ты один!" Тем не менее, Шайло выговаривается, вытаскивает наружу мысли скрытые на протяжении многих месяцев, эгоистично изливает душу и только потом понимает что именно и кому сказала. Сначала сделать и только потом подумать. Девочка дышит тяжело, смотрит враждебно и... Сердце замирает, Уоллес верует - совершена непоправимая ошибка. Она совсем не хотела принизить значимость отца, но ей кажется, что смогла сделать это одной неосторожно брошенной фразой. "А, может быть, так тоже можно?"

Некоторое время Шайло тихо стоит, прикрывая рот рукой, будто сказала жуткую скабрезность и смотрит ошарашенно, мысли бегают в голове словно безумные. "Нет, наверное, так нельзя...

- Отец...

Опять проиграла? Дочь снова проигрывает отцу, не смотря на феноменально удачное начало игры. Все козыри были у нее на руках и единственный подсознательный страх разрушает такую удачную партию. Сколько же можно? Когда она научится? "Всего лишь? Как тупо..."

- Я совсем другое имела в виду... Правда...

Шайло жалеет. Жалеет, жалеет, жалеет - бесконечно жалеет что не может научиться достойно противостоять. Какая ей свобода, если переиграть родного отца она и то не в силах?

Некоторое время Шайло еще стоит, пригвожденная к своему месту, и теряется в догадках как лучше поступить. Стоит ли ей бросаться в ноги отцу и вымаливать прощение или развернуться и уйти, громко хлопнув дверью? Оба варианта выглядят не только привлекательно, но и очень эффектно - в самый раз для внезапно разыгравшейся домашней драмы. Может быть, есть другие? Да, вероятнее всего, они существуют, но отказываются появляться в голове девочки, привыкшей метаться из крайности в крайность. В конце концов, она и сама еще злится, невзирая на несоизмеримое чувство вины. Да, она сказала вещи непозволительные, но разве кому-то позволено запирать людей в клетки? Разве кто-то имеет право держать ее в четырех стенах, апеллируя к медицинской терминологии, понять которую полностью она не в силах? Слишком сурово для такой молодой и жаждущей жизни Шайло Уоллес. За что ее можно наказать? За жажду жизни? За попытки эту самую жизнь распробовать? Отец никогда ее не понимал. И не сможет. Как сытый голодного - никогда.

Девочке приходится слушать молча. Она старается понять что на самом деле испытывает ее родитель, но смотрит мимо. Нужно еще немного времени для раздумий и, вполне вероятно, она извинится. Шайло готова пойти на такой шаг не ради прощения - с ее ближайшей судьбой все понятно, ради Нейтана, стоящего так близко и одновременно находящегося так далеко от дочери-подростка. Он не виноват в этом. Он просто не понимает, не помнит как был подростком таким же, как она сама. И почему взрослые всегда забывают? Ничего, сейчас она постарается объяснить ему. Вот, уже рукой тянется к отцу.

- Твоя мама умерла, чтобы ты продолжала жить. 

"Что?..." Девочка не верит своим ушам. Она не просто возмущена, она обескуражена. Ее лицо вытягивается, руки опускаются. Это звучит слишком жестоко пускай и в качестве мести за ее собственные слова. Как она должна жить дальше, обладая такой информацией? "Чтобы я продолжала жить? А меня никто не хотел спросить, хочу ли я так жить?! Почему никто не подумал хочу ли я жить такой ценой?! Почему?!" Яркая вспышка гнева застилает глаза. "Да как он мог..." Глаза наполняются слезами, комната начинает ходить ходуном и Шайло желает, чтобы она взорвалась ко всем чертям. Прямо сейчас. В эту секунду. "Давай!" Но ничего не происходит. Глубокий вдох, выдох, взгляд озлобленный. "Так нельзя... Против правил..." Итак, решение принято и обжалованию не подлежит.

- Да, отец... - девочка чувствует себя виноватой и больше не в состоянии перечить. Даже без наставлений отца она знает, что перегнула палку и это никуда не годится. Ее крепость уверенности в себе разрушается на глазах, оборона пала и не подлежит восстановлению. И как только можно было сказать такую глупость, как можно было не сдержаться. Шайло этого не знает. Знает лишь то, что теперь в своей комнате ей придется просидеть до скончания века, беспрекословно выполняя все указания отца. Он простит - в этом Уоллес не сомневается, она вскоре забудет или сделает вид, что забыла, переведя воспоминание о произошедшем в класс всплывающих в памяти изредка, но каждый раз сопровождающихся болезненным уколом совести, стыда за собственное поведение, причинившего боль самому близкому человеку. Иногда так случается. Это юношеская глупость, гормоны. Шайло убеждает себя в неосознанности поступка - она не хотела, действительно не хотела... Или это всего лишь прикрытие, призванное успокоить совесть? Еще некоторое время девочка стоит неподвижно, буравя взглядом краешек сумки, выглядывающий из-под письменного стола. 

- Отец?... - голос Шайло звучит глухо, он больше походит на эхо себя настоящего, в нем прослеживаются нотки испуга. Голова кружится, ноги становятся ватными. Девочка успевает схватить пузырек с таблетками, откупорить крышку и в ту же секунду с шумом обрушивается на пол, рассыпая вокруг себя голубые пилюли. Ее глаза закатываются вверх, веки закрываются, дрожат, будто бы дочери доктора снится очередной страшный сон, руки сжимают необходимую для жизни склянку. Почему? Она же успела проглотить пилюлю. Так не должно было произойти.