Тогда всё было по-другому. Они были другими. Еще наивными, еще не понимающими, как стоит беречь чувство, рожденное изнутри желанием, а каким — так у каждого свои. Не сравнивать — самое сложное, когда саднящие раны, скрытые платьем, открываются и кровоточат образами, смазанными настоящим. Словно марево какое, Арамис касается Анны, и сквозь его прикосновения ощущается позабытое, принадлежащее аббату, умершему, но... Никаких «но» ведь. Он в самом деле умер. А возродился совсем другим.
    Мы рады всем, кто неравнодушен к жанру мюзикла. Если в вашем любимом фандоме иногда поют вместо того, чтобы говорить, вам сюда. ♥
    мюзиклы — это космос
    Мультифандомный форум, 18+

    Musicalspace

    Информация о пользователе

    Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


    Вы здесь » Musicalspace » Фандомные игры » My life inside my bedroom


    My life inside my bedroom

    Сообщений 1 страница 13 из 13

    1

    Фандом: Repo! The Genetic Opera
    Сюжет: основной

    MY LIFE INSIDE MY BEDROOM
    https://i.ibb.co/mXjz5P3/ezgif-4-0fba146d2b29.gif

    Участники:
    Nathan Wallace & Shilo Wallace

    Время и место:
    Дом Уоллес, за полгода до Оперы


    Такой странный вечер в узком семейном кругу... (с)

    +2

    2

    Иногда Шайло кажется - в местной прессе пишут исключительно о GeneCo и тех, кто в организации работает. День за днем журналисты перемывают кости Эмбер Свит, пытаясь выяснить сколько операций она пережила и сколько еще планирует перенести до тех пор, пока нос не отвалится; Ротти Ларго, считая его неправедные миллиарды, заработанные на дизайнерских почках и сердцах; Слепой Мэг, обещающей великолепную новую программу, спонсором которой является всем давно известно кто; Конфискатору, личность коего неизвестна, но волнует всех до зубовного скрежета. Уоллес к этому привыкла и когда складывает небольшой бумажный самолетик из газетного листа даже внимания не обращает на заголовки - ее цель другая. Словно современная Рапунцель она контактирует с миром через окно своей башни, вместо волос используя бумагу и аэродинамику. К слову, этой сказки она не знает, но и без нее романтизирует ситуацию с завидным упорством - ей больше ничего не остается - поди посиди дома семнадцать лет к ряду и не такое возведешь в лирический ранг.

    Каждый день прямо под ее носом проносятся десятки машин, проходят сотни людей - вместо просиживания очередной кукольной юбки над учебником, Шайло может устраивать себе занимательную арифметику без нудных задач, просто считая количество прошедших в одну и другую сторону. Погрешность всегда можно списать на пса GeneCo, выждавшего девяносто дней и забравшего то, что по контракту принадлежит корпорации. Некоторых из проходящих личностей она видит впервые - наверное, они оказались в радиусе ее видимости совершенно случайно, пробегая по делам, других видит регулярно - они живут неподалеку и ходят на работу по одному и тому же маршруту. Часть пешеходов она неплохо изучила - кто-то любит есть на ходу, кто-то всегда озирается по сторонам, будто бы боится слежки, кто-то идет не глядя под ноги, кто-то очень симпатичный юноша, ему и предназначены ее потуги в авиамоделировании. Она ничего о нем не знает, но мечтает познакомиться каждый раз, как он машет ей в ответ и улыбается совершенно очаровательно. Она тоже улыбается ему, а когда не получается в нужное время быть на посту расстраивается и ужасно переживает. Сегодня не пропустила - радости нет предела.

    Зато пропустила время приема лекарств, об этом настойчиво напоминает коммуникатор, заливаясь ненавистным писком. "Черт... Отцу это не понравится..." Она понятия не имеет как он это делает, но доктор Уоллес почти всегда угадывает, когда она забыла выпить пилюли. Откладывает в сторону газету, спрыгивает с подоконника и почти вприпрыжку несется к пианино, где покоится добрая часть ее аптечки. Нужную склянку она находит только спустя пару минут, упавшую на пол, и с разочарованием внемлет ее пустоте. "Как это так..." Очевидно, вчера Шайло было настолько дурно, что проглотив снадобье, она совсем забыла сообщить отцу о необходимости пополнить ее персональный запас. Выбор перед девочкой стоит не очень большой - пойти и попросить добавки, признавая отсутствие в организме необходимой своевременной дозы неизвестных веществ, или соврать - на сегодня все уже выпито, а пополнение пойдет на следующие дни. "Но он же не дурак... Он же посчитает..." Немного огорченная, отсутствием подходящего варианта, но все еще окрыленная, Шайло выбирается из своей комнаты и следует по длинному коридору, освещенному голубым свечением голографических портретов. Они навивают на нее тоску, даже не смотря на то, что очень дороги сердцу.       

    - Отец.. - Шайло шагает по дому, заглядывая в каждую из комнат по очереди и нигде не находит своего единственного собеседника. "Может быть, он еще не вернулся?" Но нет, Нейтан оказывается в своем кабинете и девочка даже корит себя за глупость - "Могла бы догадаться..." Она тихо стучит в дверь, приоткрывает ее, сначала протискивает голову в образовавшуюся щель, а затем и вся просачивается в помещение.

    - Вот... - Уоллес демонстративно трясет пустой бутылек в воздухе и бросает его прямо в руки отцу. Для начала она решает ничего ему не объяснять - "Вдруг не обратит внимания... У него всегда много работы, а я пришла сама и на своих ногах..." В случае если он все-таки будет возмущен - дочь готова держать оборону. Семнадцать ей или нет?!

    Отредактировано Shilo Wallace (2020-07-23 13:30:31)

    +2

    3

    Кровь отмывается холодной водой. Кровь льет и брызжет, заливает рукава, грудь и лицо, остается тонкой пленкой на защитных очках, а потом отмывается холодной водой. Любой хирург это знает. Любой убийца знает это тоже.
    Нейтан Уоллес редко смотрится в зеркало, потому что черты его лица впитали образ монстра, которым он быть не хотел, но которым стал. И найти под ним настоящего себя крайне непросто. Чаще он смотрит на портреты Марни и отчасти поэтому увешал ими весь дом. Чтобы пока он идет из подвала, где обитает монстр, до верхних комнат, где царит его маленькая Шайло, любящий взгляд покойной жены очистил его. Иногда от Конфискатора до Нейтана Уоллеса лишь один шаг, и удерживать границу с каждым годом все труднее. Иногда ему кажется, что чувство вины за смерть Марни изуродовало его гораздо больше, чем власть Ротти Ларго.

    Кабинет врача должен быть полон историями болезней, книгами о редких заболеваниях, отчетами операций и результатами анализов. У Нейтана Уоллеса две трети папок - пустые, набитые чистыми листами, убранные под замок от любопытной дочери, которая томится в комнате как в тюрьме, и которую с годами все сложнее контролировать. На поверхности лишь те, где заключена истина о немногих пациентах, кого он еще ведет. Ему давно не дают сложных случаев, сплошная рутина. Но он уже не уверен в том, что справился бы с ними. Кромсать проще, чем лечить, уничтожать легче, чем создавать. Начиная с Марни. С женщины, за которую он отдал бы свою жизнь, но отдавал чужие - и еще жизнь Шайло.
    Чья-то печень лежит в заморозке в специальном кейсе у его ног - это ему надо доставить в GeneCo, это их, не его. Тело, отдавшее печень, сейчас находится в подвале - от него тоже придется избавиться, но сначала разобраться с одним маленьким делом. Просмотреть историю болезни и назначить операцию. Некая миссис N желала получить от GeneCo... новую печень. Быть может, эту же. Какая ирония. Возможно, спустя несколько лет он вырежет орган уже у миссис N и снова вернет в корпорацию. Иногда его пациенты становились жертвами, и не в его силах было это изменить.
    Нейтан неосознанно трет щеку, с которой совсем недавно смыл чужую кровь - ему все кажется, что она испачкана. Глаза видят в бумагах не пациентку, жаждущую жить, а очередной заказ на конфискацию. Иногда так трудно не перепутать.

    Дверь тихо приоткрывается за спиной, и Нейтан невольно подбирается внутренне. Снова пробегает глазами документы - на операцию, не на конфискацию. Хороший отец мод он, старательный врач мод он. Ночной кошмар любого человека, и уж тем более впечатлительной девочки, до поры до времени упрятан. Ему страшно думать, что будет, если правда вскроется и Шайло узнает, с кем живет столько лет. К счастью, Марни уже не узнает ничего.
    - Да? Шайло?.. - Он оборачивается, потирая щеку снова, перемещая руку к глазам - те тоже устали всматриваться в зыбкую границу, отделяющую истину от лжи. Но это его жизнь. - Что случилось, девочка?
    Нейтан машинально ловит that little glass vial и хмурится. Лекарство кончилось? Как же он не уследил? Не могла же она выпить больше необходимого?.. Или выпила? Он поднимается на ноги, не удержавшись от того, чтобы отпихнуть под стол сумку с изъятой печенью, подходит к дочери, внимательно глядя на нее - Шайло бледна и кажется слабой, но вроде бы не бледнее обычного.
    - Как ты себя чувствуешь? Посмотри на меня.
    Быстрый осмотр: Нейтан приподнимает ей веки, заглядывает в рот, оценивает слизистые рта, пальпирует лимфоузлы, одновременно подсчитывая дни - не столько по датам, сколько по изъятым органам. Сердце, желудок, позвоночник, мозг... Он должен был пополнить ее запас вчера, убедившись, что она выпила последнее. Но мозг забирать особенно непросто. Он вымотался и забыл, а она не сказала. И пропустила сегодняшний прием.
    Ключом Нейтан открывает ящик шкафа - под папками, набитыми чистой бумагой, и тоже намертво запертыми, - достает пузырек с лекарствами, которые разработал сам, и протягивает дочери. Маленькие капсулы на неделю или немного меньше, если приходится купировать приступы. Лучшая страховка от того, чтобы Шайло не приходили в голову мысли удрать из дома. Держит намного прочнее привязанности, послушания и любви.
    - Ты не выпила лекарство сегодня. - В голосе Нейтана явно звучит недовольство. - Шайло, почему? Ты же знаешь, как это может быть для тебя опасно. [icon]https://imgur.com/VF3ERw2.png[/icon]

    Отредактировано Nathan Wallace (2020-07-22 22:59:19)

    +3

    4

    - Лучше всех! - успевает ответить Шайло, иронизируя, и тотчас воззряется на отца. "Как же без этого... Конечно..." 
    Во время осмотра девочка примеряет на себя одновременно смущение и стыд, будто бы за процессом ее унижения наблюдает весь мир.
    "Боже, отец, я уже не ребенок... " - хочет сказать она, но с открытым ртом говорить проблематично, поэтому смиренно ждёт окончания экзекуции. Этот перформанс она знает наизусть - глаза, рот, пальпация - минимальная программа вместо "Привет! Как дела?". "Со мной все в порядке!" - хочется отстраниться, отмахнуться наконец от медицинского работника и поприветствовать отца, но не тут-то было. Иногда младшей Уоллес кажется, что родитель совсем ее не понимает, более того - понять совсем не хочет и даже не пытается этого скрыть, будучи абсолютно уверенным в своей правоте. Она же настолько привыкла к тому, что он - ее врач, что и сама вот-вот разучится снисходительно относиться к его двуличию.

    - Подумаешь опасность... Ну, что со мной может случиться? - фыркает пациентка и вымученно отзывается, забирая новую дозу набившей оскомину дряни, - Разок посплю дольше обычного - вот и вся опасность... Шайло снова иронизирует - она прекрасно знает, чем ей может отозваться забытый прием лекарств и не стремится отказываться от него специально, но и трагедии из каждого дня своего существования делать не хочет. Последний раз подобный сон "дольше обычного" продержал ее в постели несколько дней, а предшествовал ему грандиозный обморок с обрушением на себя значительной части местного интерьера. Но вот беда - уже не страшно. 

    Шайло чувствует - отцу не нравится такое отношение к собственному здоровью и она интуитивно отстраняется, прокладывая маршрут мимо шкафов с папками. "Как же много у него работы... Может, если бы отдыхал больше, то не заморачивался бы так над пустяками... " Самочувствие для девочки - пустяк, ее гены - полное дерьмо. Она привыкла быть больной, она всегда была еле живой и, не считая ограничения свободы передвижения - ее все устраивает, большего развлечения, чем выход на улицу, она себе и представить не может. Как там говорили? Живи быстро, умри молодым? Шайло жила медленно, но умереть рано совсем не боялась. Куда больше ее пугало отсутствие романтических перспектив в отведенное ей время и реакция на свою смерть отца. "Он будет недоволен..."

    Сделав круг по комнате, девочка останавливается у большого рабочего стола и усаживается на его край, подминая под себя какие-то должно быть важные документы. Скрещивает ноги в воздухе, начиная монотонно ими покачивать, и, склонив голову, смотрит на Нейтана.
    - Ты дома, я дома... - "Мы все дома! Я, вообще, всегда дома!" - Что ужасного может случиться?

    Уоллес демонстративно поднимает баночку с лекарством, направляя ее на потолочную лампу, разглядывает на просвет - иногда ей кажется,  пилюли светятся голубым - и достает таблетку. Смотрит на нее с прищуром, будто бы решая, а стоит ли ее принимать, а затем щелчком пальцев отправляет ее в воздух. Ловко запрокидывает голову, ловит лекарство ртом и тут же глотает, после размыкая губы и показывая язык, демонстрируя отцу - проглотила - никаких фокусов, все честно. Да, когда всю жизнь принимаешь одни и те же лекарства, рано или поздно, стандартный прием наскучивает - приходится как-то себя развлекать. Например, из порошка получается прекрасный крошечный водоворот в обычном прозрачном бокале, стоит только умело замешать. Впрочем, с порошком так эффектно как сейчас, никогда бы не вышло - спасибо, что в этот раз форма твердая.

    - У тебя снова много работы? - "Может, пойдем в парк погуляем?" - смешно. Ибо нереально. Ни парк, ни прогулка ей не светят, - Может, поговорим о чем-нибудь? О чем-нибудь кроме  того, что для меня опасно?

    У Шайло уже припасены несколько тем для разговора, которые она должна была обсудить с матерью, но за неимением последней и толковых средств связи с внешним миром, придется обсудить с Нейтаном. Вряд ли ему это понравится, но такова уж доля отца одиночки - надо привыкать.

    +3

    5

    [icon]https://imgur.com/VF3ERw2.png[/icon]Никого тебе не надо,
    Оставайся с папой... РЯДОМ!

    Когда-то послушная и тихая, Шайло с каждым годом становится все более дерзкой. Нейтан помнил ее еще совсем крохой, которая доверчиво смотрит на отца и подозрительно косится на большое окно - за ним грязь, эпидемия, злые люди, что украдут малышку и сделают ей больно. Мир покоя и уюта - он только здесь, в большом доме на холме. Среди стен, увешанных портретами мамы, которая с небес приглядывает на ними обоими. "Лучше всех", безусловно, так и было бы... если б семнадцать лет назад все произошло иначе. Если бы Нейтан не ошибся, не стал причиной смерти любимой женщины, не оказался в тисках Ротти Ларго, которому и Шайло обязана тем, что живет не сиротой в приюте, дочерью осужденного за непредумышленное убийство, а по крайней мере дома, в комфорте и под присмотром отца.
    Отца-убийцы. Монстра, чьи руки еще пахнут чужой кровью... по крайней мере, так чудится Нейтану, пока он касается девочки и ищет признаки того, что в ее организм не поступила необходимая доза. Сделать ее наркоманкой - пожалуй, так же паршиво, как вырезать из людей органы со штрих-кодом GeneCo. Наркоманкой, у которой сердце колотится и заходится от волнения без лекарства.
    - Не говори так. - Он хмурит брови, он недоволен и строг. Ей не стоит относиться к своему состоянию легкомысленно, но так устроена человеческая психика - когда долго живешь в опасности, та начинает казаться не такой уж и страшной, настолько к ней привыкаешь. - Тебе нужно беречься. Ради... - Нейтан слегка закусывает губу. Образ матери, которая, как он ни старался, всегда была для Шайло лишь портретом, тускнеет в глазах подростка. Марни бы такого не допустила. Марни бы не допустила так много... - Ради себя, меня, твоей мамы. - Он не удерживается от упоминания жены, как будто через Шайло она все еще немного жива.
    Наивность, не позволительная убийце, врачу, маниакально опекающему ребенка отцу.
    Шайло играет с пилюлями, и Нейтан разрывается между раздражением и радостью. Он так устал от двойной жизни, от того, что приходится вечно держать лицо, а дочь нисколько не упрощает ему задачу. И все же от того, что она резвится и находит какое-то развлечение в нудном единообразии дней, ему теплее на душе. Непросто быть отцом. Трудно быть отцом-одиночкой. И совершенно невыносимо быть тем, кто опасается разоблачения перед самым близким человеком, единственным близким.
    Нейтан практически пересиливает себя, расправляя плечи под усталостью, и присаживается рядом с Шайло на стол, на бумаги, согласно которым очередная любительница выпить жаждет впрячься в кабалу GeneCo. Страшные сказки о конфискаторах нужны только для других, верно? Он складывает руки на груди, машинально закрываясь, а потом снова заставляет себя расслабиться, напоминает - ничего нет, ни крови, ни улик, ни каких-либо свидетельств того, что замороженная печень в контейнере уже была в употреблении и верно служила кому-то, кто оказался не достаточно платежеспособен. Заставляет себя обнять дочь за плечи. Маленькая большая девочка, у которой могло быть все, а в итоге - вечно занятый отец, призрак матери и четыре стены, удерживающие истинную болезнь снаружи, пока Нейтан платит свободой Шайло за выдуманную.
    У нее глаза Марни. Волосы тоже... могли бы быть. Он аккуратно отводит пряди в сторону, чтобы не зацепить, смотрит на бледный профиль. Ему хотелось бы не чувствовать за это вины, но та еще тревожит, высохшая, истончившаяся, утопленная в чужой крови.
    - О чем, Шай? Рассказать тебе что-нибудь? Я на неделе найду время заглянуть в книжный, обещаю. Принесу тебе что-нибудь новенькое.
    Только не спрашивай о замороженной печени у их ног. И о том, что находится в подвале. И об интересных случаях на работе. И ни о чем вообще, что составляет реальность твоего отца, несчастная девочка.

    Отредактировано Nathan Wallace (2020-07-30 22:08:59)

    +3

    6

    Отец выкладывает свой единственный козырь - "Ради моей мамы?" - и Шайло считает, что это большая ошибка. За годы, проведенные под одной крышей с этим человеком, она научилась играть в его игры. Пожалуй, эта единственная, где у нее есть шансы победить, потому что прямо сейчас отец не закроет ее в своей комнате, уходя от разговора, не спишет все на дурной сон. Мать - светлый образ и не более. Кто-то, кого давно нет. Кто-то, кого юная Уоллес никогда не видела и не знала. Она не образец для подражания, не наставник, даже не воспоминание. Она - лицо с портретов, которыми завешаны стены. С тем же успехом их можно было украшать картинами с изображением любой другой красивой женщины. Впрочем, иногда, перед сном, девочка жалуется матери, чей голос никогда не был обращен напрямую к ней. Она рассказывает ей о своей жизни или, скорее, жалуется на ее отсутствие. Она видит Марни в медикаментозных снах и каждый раз спешит обнять. Мать - не Нейтан, она бы поняла, она бы выпустила, она бы позволила... Только чёрта с два Шайло кому-нибудь в этом признается. Даже самой себе. Нет. Пускай все думают, что мать - ей чужая, ненастоящая, а девочка, тем временем, будет жевать сандвичи над ее надгробной плитой и читать книги о насекомых вслух.       

    От объятий отца девочка сжимается - она любит его, ей нравится родное тепло, но возраст не позволяет признавать такие глупости. Поначалу ей даже хочется стряхнуть чужие руки с плеч, закатить глаза и бросить болезненное "Ну, сколько можно, папа?!" Но это ей ничем не поможет, а выиграть хочется очень сильно. 

    - Да, рассказать, - соглашается Шайло и наконец-то бьет карты отца, - Расскажи о маме.  Она не знает есть ли что-то более страшное для Нейтана, но догадывается, что тема одна из самых неприятных. Она много раз слышала истории о матери, она знает их наизусть, но каждый раз, упоминая покойную супругу, непоколебимо уверенный голос отца дрожит. Уоллес знает, что мужчина не расскажет ничего нового, девочка знает, что не должна так с ним поступать, но он первый начал, сам подставился. Отчего-то ей кажется, что сейчас отец с превеликим удовольствием совершил бы марш бросок по всем книжным магазинам города, лишь бы не отвечать на ее вопросы. В это она верит больше, чем в его предшествующее обещание выделить время на поиски подходящей литературы. "Он слишком много работает..." Она не обижается.

    - Не о том как она умерла, - Шайло уверена, что и сама закончит также, поэтому лишний раз слушать о собственном заболевании не хочет. По большому счету, этот разговор нужен ей только для того, чтобы подготовить отца к иным, принципиально новым для них обоих вопросам - "Что такое любовь, папа? А у меня так будет? У меня будет любовь? Кто-то будет любить меня?" Эти и еще с десяток однотипных вопросов волнуют Шайло давно, но задавать их кажется неуместным. Почему сейчас? А почему бы, собственно, нет? Рано или поздно ей придется узнать ответы, - И не о том какой была, - эти сказки девочка слышала тысячу раз, ее мать - ангел во плоти, непонятно только в кого тогда она сама такая непослушная и неважная дочь. Многозначительная пауза.

    Не сомневаясь и секунды, Шайло спихивает документы со стола на пол, подтягивает колени, забирается на столешницу - "Ради моей мамы, да? Мы же играем по-крупному, правда?" Девочка слишком большая для таких выходок и, перед тем как уместиться подле отца, несколько раз пинает пяткой воздух, параллельно пытаясь вытащить из-под спины пахнущую типографской краской газету, бодает головой мужчину, вынуждая его устроиться на собственном рабочем месте поудобнее, и кладет голову ему на колени.

    "Давай. Начинаем.
    Дамы и господа, на арене домашнего цирка семьи Уоллес новый смертельный номер под названием... "Вивисекция!"
    Убедительно просим не повторять его самостоятельно. Противопоказано испытывать на родных и близких без наблюдения врача."
       
       
    - Как ты понял, что... - Шайло знает что конкретно хочет спросить, но не может сходу подобрать слово, которое должно охарактеризовать любовь, поэтому, поколебавшись долю секунды, она выдает самую обтекаемую формулировку, на которую только способна, - Как ты понял, что она - единственная?

    Отредактировано Shilo Wallace (2020-08-06 02:15:55)

    +3

    7

    Истории о том, кто ушел навсегда, конечны. Хуже того - они непрочны, эфемерны, и чем дальше, тем больше додуманы и нафантазированы. Можно сколько угодно убеждать себя, что прекрасно помнишь прошлое, но годы неизменно навешивают тончайшие слои вуали забытья, пока однажды не скроют под ним истинное, оставив лишь плоды трудолюбивой фантазии. Марни улыбается с портретов, но ничего кроме них у Нейтана давно уже нет. Там, где прикасались ее руки и губы, тело исступленно ноет, давно лишенное всего настоящего. Там, где он любил ее светло и бесконечно, устало пульсирует душа.
    Иногда любовь становится идеальной только потому, что оборвалась на самом своем пике.
    Он слегка хмурится, недоуменно и задумчиво. С десяток неоднократно рассказанных историй, всегда готовых снова увидеть свет, как и острый скальпель в его хирургической сумке, бледнеют невысказанными. Шайло сама знает их наизусть, сама может рассказать так, будто видела, слышала, знала наяву. Но Марни уже не даст пищи для новых, придется до конца дней довольствоваться старыми, переигрывая и переиначивая их, превращая живую настоящую женщину в идеального идола без единого недостатка, без полутонов, сияющего и прекрасного. Иногда в кровавом угаре Нейтан и сам сомневается, была ли она в его жизни - такая. А иногда он видит ее во сне и прячет от нее красные липкие руки, сгорая от стыда и ощущения непоправимости. Но ее улыбка и взгляд, чуть другие, чем на портретах, возвращают его памяти немного реальности и подрисовывают детали историям, которые он рассказывает Шайло. Которые Шайло, возможно, уже устала слушать. Поразительно, как собственная жизнь может быть пустой без того, кто вдыхал в нее краски.
    Черт с ними, с документами, убеждает себя Нейтан, хотя ему хочется оборвать дочь, заставить ее поднять бумаги, привести их в порядок. Так и сделал бы, не воспользуйся она тайным... или очень даже явным заклинанием против его строгости. Мама, Марни. Он вдыхает горечь вместе с воздухом, и вина застарело ворочается под его сердцем. Не самым здоровым и изредка беспокоящим, но которое он не собирается менять на орган от GeneCo. Ничего страшного у него пока нет, он знает.
    Шайло устраивает голову у него на коленях, и Нейтан на миг задыхается от ощущения дежа-вю - так было с Марни. Она, смеясь, ластилась к нему в какой-то из дней, когда уже была беременна и хотела внимания, а он не мог оторваться от бумаг, заполняя то, что должен был отдать в больнице еще пару дней назад. Ей было не получить его руки и глаза, она выбрала колени. Стоит ли говорить, что продолжил он лишь на следующий день.
    Он мягко обнимает дочь за плечо, возвращаясь в реальность - оно тонкое, острое, а руки его за почти восемнадцать лет погрубели и постарели. Лучше не думать, что теперь делают эти руки, чьим мастерством когда-то восхищалась Марни. Марни, о которой Нейтану одновременно хочется и невозможно говорить. Марни, его воображаемый спасательный круг.
    Вопрос заставляет его бледно улыбнуться. Как, действительно? Все произошло так естественно, само собой, что Нейтану почти нечего добавить к прошлым историям. Они обычно касались другого, но несли в себе и этот посыл - Марни лучшая, особенная, единственная. Он жил с этим ощущением до ее смерти, жил после, и в свои истории для Шайло тоже пытался его вложить. Успешно.
    - Думаю, окончательно я понял это после одного случая. Пациент, которого я оперировал, умер на столе. Я боролся за его жизнь несколько часов, три раза заставлял его сердце завестись заново после остановки, но безуспешно. И даже после того, как вышел из больницы, не мог отпустить эту ситуацию. А твоя мама, она... - Нейтан умолкает на миг, невольно и грустно улыбается, вспоминая. - Она заставила все мысли уйти. Когда я был с ней, я был дома - знаешь, в таком уютном мирке, огражденном крепкими стенами, сквозь которые не проникнуть ни бедам, ни плохим мыслям, ничему. Никогда и ни с кем мне не было так спокойно и светло.
    Шайло тоже в таком мирке - спрятана от внешнего мира, заперта в крепких стенах, как принцесса из старых сказок. Только Нейтан не думает об этом, погружаясь в воспоминания. Ни о чем больше не думает.
    - Это просто принимаешь и стараешься сделать все, чтобы удержать свой рай. Ощущение приходит само, как... волшебство. - Слово нелепое, чужое, нисколько не подходящее к их жизни. И к жизни маленькой больной девочки, приникшей к его колену. - Можно встречать разных людей, но только однажды твое сердце забьется по-особенному, не оставляя ни капли сомнений. - Наверное, сердце Ротти тоже билось по-особенному. - Почему ты спрашиваешь?..
    Этот разговор был на шаг, два, три дальше от тех границ, которых Нейтан старался придерживаться в разговорах с Шайло. Потому что касался не ее, а только их двоих - Нейтана и Марни. И любви, которая наверняка пережила бы годы, если б у нее только был шанс. Теперь уже не узнать.[icon]https://imgur.com/VF3ERw2.png[/icon]

    +2

    8

    Шайло слушает внимательно, ловит каждое слово, некоторые фразы прокручивает в голове целиком или частично, но совсем не понимает о чем говорит отец. Она не ощущает того щемящего чувства в груди, знакомого любому, кто хоть раз любил и может представить себе каково это быть счастливым от переполняющего сердце света или тьмы, пронзающей его, после случившихся несчастий всех мастей. Раньше ей приходилось видеть любовь только на книжных страницах или на экране старенького телевизора. Она всегда хотела также, она мечтала встретить человека, которого можно будет полюбить, которому можно будет довериться, она умоляла судьбу послать ей такого, но последняя руками отца уничтожала любые надежды на счастливое будущее. Что до любви к родителям - она существует, вот только совсем иная, не та, что Шайло может не обрести до конца отведенного ей срока. Шайло семнадцать. Шайло уже семнадцать! Целых семнадцать лет, а первой любви как не бывало. Даже мальчик, проходящий мимо окон, не что иное, как сублимация за неимением кого-то настоящего, кого-то, кто смог бы перешагнуть порог ее родной комнаты. Он никогда не минует дверей. Вот за что Нейтану приходится играть в жестокие игры, почему он должен платить. Шайло совсем не хочется плакать или сочувствовать, но она услужливо тяжело вздыхает, давая мужчине понять насколько важна для нее его история, что она значит. Отчасти это правда, но только лишь отчасти.

    "Все, чтобы удержать свой рай..." - сложно понять, когда никогда не знал ни рая, ни того пресловутого "всего", что нужно для него сделать, однако фраза заставляет девочку задуматься. Есть ли кто-то, кто сможет сделать для нее все? А если и не все, то хотя бы что-то особенное? Где он? Почему не приходит? Впрочем... Если такой человек и появится, то отец его в дом не пустит, пытаясь сберечь свою дочурку, стараясь хоть на денек продлить ее откровенно бестолковую жизнь. Что ей с прочитанных книг или прослушанных песен, если весь огромный мир ограничен одним единственным окном?

    - Потому что... - Шайло требуется время, чтобы найти правильный ответ. Вместо него, она снова ворочается на месте, подкладывает ладони под голову и вытягивает одну ногу, оставляя ее навесу, - Потому что мое сердце никогда не забьется по-особенному, да? - не в бровь, а в глаз - надоело медлить. 

    Шайло шумно вдыхает воздух и думает стоит ли продолжать наступление. Несомненно стоит.

    - Я умру раньше, чем найду свой рай? - то, что говорит Шайло ни капельки ее не ранит. Она давно привыкла к мыслям о том, что не доживет до многих важных событий в своей жизни. Да, мать умерла гораздо позже и вряд ли получала квалифицированную помощь с самого детства, но... Даже будучи живой, младшая Уоллес только и сможет, что снова и снова пересчитывать потускневшие цветы на обоях клетки-комнаты, - Я никогда не смогу быть... Как все? 

    Шайло даже не догадывается что готовит ей судьба, насколько она уже сейчас особенная девочка и кого повстречает на жизненном пути - сегодня жизнь кажется тусклой, унылой, бесперспективной. На языке вертится еще один важный вопрос, искать ответ на который Нейтану придется с большим трудом. И еще один не менее важный, на который ответа он найти не сможет, но Уоллес еще не готова задать его, ей нужно добиться легкого чувства тошноты и смятения у человека, любящего ее больше всех на свете. Да, самое главное - сделать больнее тем, кто тебя по-настоящему любит. Любой подросток знает эту истину. Каждый второй пользуется ей, заявляя свои права на пубертат.

    - Почему я не могу жить, как мама? - девочка поднимает голову, упирается ладонями в колени отца и заглядывает ему прямо в глаза, - Почему мне нельзя умереть как ей? - уж лучше бродить по каждой улице города, когда только вздумается, заглядывать в каждую интересующую подворотню, иметь элементарную возможность познакомиться с новыми людьми и отдать за это несколько лет жизни, чем прожить на пару никчемных лет дольше в заточении, воображая себя принцессой из сказки, - Почему мне нельзя умереть свободной, папа? "И любимой..."

    Боль Шайло выплескивается наружу с каждым словом. Придя в кабинет с заготовленными словами об одном, она говорит не по собственной шпаргалке. Впрочем, одно от другого не так далеко. Связь неразрывна. Девочке кажется, что впервые она действительно может гордиться собой. Она хочет жить и любить. А умирать совсем не желает.

    Отредактировано Shilo Wallace (2020-12-06 12:25:39)

    +2

    9

    Когда-нибудь это должно было случиться. Вопросы о будущем, о пресловутых "всех", от которых отличается Шайло, о свободе... Нейтану уже не отвертеться обычным "однажды это произойдет, а пока пей лекарство". Фантомным "однажды" ее уже не обмануть, хотя задавить - пока выходит. Потребовать, отвлечь, уйти в головой в работу, ту или иную, и потом сделать вид, что уже ничего не помнит. Пока она была малышкой, все получалось. Но в сознании Нейтана никак не укладывалось, что его кроха-дочь уже в том возрасте, в котором он сам принимал самостоятельные решения. Выбирал жизненный путь, готовился получить профессию и спасать людей. Он был уверен, что достаточно взрослый, и точно так же уверен, что Шайло еще совсем ребенок, несмышленый и никак не приспособленный к жизни за пределами их уютного дома.
    - Я не знаю, - лжет Нейтан, обещая себе, что постарается уберечь ее и от этого тоже. Чтобы ее сердце никогда не забилось по-особенному, чтобы не знать ей ни взлета, ни падения, потому что падать слишком больно. Нейтан сам не выдержал, а что ждать от девочки, не привыкшей к серьезным жизненным неурядицам? - Возможно, однажды. Рай... знаешь, его найти очень сложно, почти невозможно. А удержать - еще сложнее. Особенно сейчас. - "Особенно тебе".
    Внутри шевелится тоскливое раздражение. Велеть бы ей замолчать и выйти прочь, сослаться на работу, но Нейтан сам отложил все ради разговора с дочерью. Разговора, к которому он не готов и едва ли когда-то по-настоящему будет. Марни, где же ты, почему не поможешь? Ты без сомнения нашла бы правильные слова и убедила дочь, усыпила ее бдительность. Или нет, этого бы и вовсе делать не пришлось. Шайло была бы как все - выходила из дома, имела подруг, бегала на концерты Мэг, общение с которой не прервалось бы... и в конце концов влюбилась бы. Разумеется, в кого-нибудь подходящего, кого Нейтану не захочется спустить с лестницы головой вперед (если такие вообще существуют, Боже).
    Он хмурится, на лбу пролегает складка, под глазами сгущаются тени.
    - Не смей даже говорить о таком, Шай. - Мягкость, прежде выпестованная женой, уступает место строгости. Нейтан не хочет ничего слышать о будущей смерти дочери даже в шутку, а уж тем более с таким отчаянным посылом, свойственным только несуразной юности. Нет никакой свободы, не существует ее, каждый сидит в своей тюрьме, где на решетке незаметно выгравирован знак GeneCo. Лучший металл в городе, только у нас - самые прочные запоры, самые крепкие узлы соединений. И самая надежная смерть. Нейтан знает, потому что сам исполняет ее роль. Теми же руками, которые сейчас ласково касаются плеч Шайло. - Я сделал все, чтобы ты жила. - "Я убил твою мать, чтобы ты жила". - Свобода не всегда означает счастье. Многие из тех, кто ходит по улицам, никогда не встретят родственную душу.
    Нейтан недоволен, он отстраняет дочь и встает, подходит к стене, откуда на них смотрит улыбающаяся Марни. Кажущаяся живой Марни, ничего не понимающая Марни. Печальная нега, которой он позволил овладеть собой, сменяется раздражением - оно растет, доминирует, поджимает под себя и будит конфискатора. Марни, Господи, удержи его разум. Нейтан смотрит на умершую жену, но ее образ совсем призрачный, расплывается в воспоминаниях, ускользает. Сколько раз он придумывал ее заново? Осталось ли в ней хотя бы крупица настоящей миссис Уоллес?..
    В Шайло эта крупица была точно - истинная, от плоти и крови, живая. Сдерживаемая обстоятельствами, в которые Нейтан поместил ее из эгоизма и заботы, граничащей с паранойей. Он хотел всегда быть с Марни, и он... всегда с ней. Но не так, как жаждал. Какая ирония. Если Бог есть, наверняка с внутренней стороны его нимба незаметно проставлен штамп GeneCo.
    Он берет себя в руки, заталкивая конфискатора поглубже, откуда тот не причинит вреда Шайло. Призрачно-невесомые руки Марни помогают ему в этом.
    - Шай, ты лучше, чем все. - Он отворачивается от портрета, смотрит на дочь устало и с тоской, пряча под ними жестокость. - У тебя есть весь мир, и ты видишь его с безопасного расстояния. Здесь тебя не смогут обидеть, обмануть, предать. Здесь я смогу защитить тебя от всего. Там же... - Нейтан неопределенно качает головой куда-то в сторону, где рано или поздно заканчивается стена их тихой обители и начинается чертова прогнившая реальность. - Там грязь, болезни и смерть. А ты... ты все, что у меня есть, - наконец, приводит он самый главный, самый эгоистичный аргумент. Тот, за который Марни наверняка дала бы ему пощечину. Свободолюбивая Марни. Марни, что предпочла любовь безграничной свободе. Но она никогда не поправит его, а будет все так же улыбаться голографической улыбкой из рам. И Нейтан может бесконечно прикрываться ее именем, навязывая дочери свои правила. [icon]https://imgur.com/VF3ERw2.png[/icon]

    Отредактировано Nathan Wallace (2021-01-06 00:30:56)

    +2

    10

    "Но ты же нашел!" - молчаливо парирует Шайло, сжимая губы, и зло смотрит на отца - "Ты отыскал! Почему мне нельзя попробовать?!" Ей хочется выплюнуть эти слова отцу прямо в лицо, но что-то некстати удерживает девочку от новых вопросов. Вероятно, ужасно глупые, по ее мнению, на них ответы. Или страдальческий тон отца? Историю Нейтана и Марни иначе как сказкой назвать нельзя - настолько одновременно счастливой и сюрреалистичной предстает она перед их собственной дочерью. Воспитанная на этой истории и ни на какой другой, зная ее наизусть, Шайло просто обязана верить в любовь, счастье, рай. И смерть. Это она делает неукоснительно. Бездумно требует всего из перечисленного. Конечно, умирать совсем необязательно, но они то с отцом знают, рано или поздно это произойдет и ничего с этим поделать нельзя. 

    "Что все? Что, все?! Запер меня тут навсегда?" - если отец и дочь хоть в чем-то солидарны, так это в своем недовольстве друг другом. Девочку возмущает каждое произнесенное Уоллесом слово, каждое она воспринимает в штыки и уже не может больше сдерживаться.

    - Но зачем так жить, отец? - Шайло почти срывается на крик, сверлит удаляющуюся мужскую спину взглядом и спрыгивает со стола, сразу же чувствуя легкое головокружение от слишком резкой перемены позиции в пространстве. Виду не подает, но нащупывает руками краешек столешницы на которой недавно лежала и хватается за нее, продолжая словесную атаку, - Зачем?

    Остановиться она уже не может тоже.

    "С безопасного расстояния... Защитить от всего... Грязь, болезни, смерть... Да что ты несешь? Что ты такого говоришь? Прекрати!"

    - Ну и что? Что с того? Мама жила там! Ты живешь там! Почему я должна жить... Здесь?
    Впервые за всю свою жизнь Шайло окидывает кабинет отца брезгливым взглядом. Чего только не происходило с ней в этих стенах, но никогда она не позволяла себе надменного отношения к отцу и его чувствам. Нащупать рамки дозволенного, заступая за невидимую черту - да, пренебрегать недопустимым - нет. Жалея себя, его и снова себя, она стремилась верить и по-своему оберегать человека опекающего и любящего, но всему приходит конец, правда? Конец ее терпению приходит именно в этот момент.

    "Ты все, что у меня есть..." - раздается в голове эхом и ненадолго усмиряет пыл. Шайло испытывает чувство вины, чувствует едва заметный укол совести, показывающейся из-за спины гнева всего на мгновение. "Все, что есть у тебя... А что есть у меня? Ничего? Клетка в пару десяток квадратных метров и окно? Нет, папа, так никуда не годится... Что. Есть. У меня?! Что у меня еще будет?" Секунда, дабы собраться с силами. Взрыв.

    - А ты - все, что есть у меня! Всего лишь ты! Я так не хочу, понимаешь?! - становится существенно легче, будто камень с души. Сложно представить что может ранить родителя больше, чем подобное откровение. "Мне нужно больше! Больше, чем ты один!" Тем не менее, Шайло выговаривается, вытаскивает наружу мысли скрытые на протяжении многих месяцев, эгоистично изливает душу и только потом понимает что именно и кому сказала. Сначала сделать и только потом подумать. Девочка дышит тяжело, смотрит враждебно и... Сердце замирает, Уоллес верует - совершена непоправимая ошибка. Она совсем не хотела принизить значимость отца, но ей кажется, что смогла сделать это одной неосторожно брошенной фразой. "А, может быть, так тоже можно?"

    Некоторое время Шайло тихо стоит, прикрывая рот рукой, будто сказала жуткую скабрезность и смотрит ошарашенно, мысли бегают в голове словно безумные. "Нет, наверное, так нельзя...

    - Отец...

    Опять проиграла? Дочь снова проигрывает отцу, не смотря на феноменально удачное начало игры. Все козыри были у нее на руках и единственный подсознательный страх разрушает такую удачную партию. Сколько же можно? Когда она научится? "Всего лишь? Как тупо..."

    - Я совсем другое имела в виду... Правда...

    Шайло жалеет. Жалеет, жалеет, жалеет - бесконечно жалеет что не может научиться достойно противостоять. Какая ей свобода, если переиграть родного отца она и то не в силах?

    +1

    11

    Если бы она только знала, сколько раз Нейтан задавал себе этот вопрос. Зачем жить? Зачем, если самое дорогое покоится на кладбище под тяжелой каменной плитой, если ты - марионетка, выполняющая чужие приказы, если ненавидишь себя и то, что стало делом твоей жизни, а дома тебя ждет маленькое диковатое существо, за которое ты боишься едва ли не больше, чем любишь его? У него был ответ для Шайло, но не для самого себя - если только не лгать снова и снова, пытаясь привязать реальность к давно исчезнувшим мечтам покойницы Марни. Она бы хотела этого. Да, хотела. Только едва ли так.

    Крик Шайло злит его, Нейтан сжимает зубы и терпит - сколько раз за свою жизнь? Прекратится ли это когда-нибудь? Иногда он почти ненавидит Шайло за то, что та вынуждает его жить, так сильно напоминает мать и, несмотря на это, так на нее непохожа. Хрупкое равновесие его неверного мира опасно раскачивается. Марни жила там, да, жила, и чем все закончилось? Он живет там - разве? Променять бы бесконечно текущую чужую кровь на уютный безопасный домашний мирок, вот только монстр, которого он чувствует все чаще внутри, воспротивится. И кто станет его новой жертвой?

    "Всего лишь ты" бьет наотмашь. Так мало, Шай. Прежде он был для нее миром, единственным человеком рядом, самым дорогим и глубоко обожаемым, теперь стал лишь досадной заслонкой, которая не позволяет добраться до настоящей жизни.

    Нейтан невольно представляет, как бьет ее в ответ на эти слова - с силой, размахнувшись, по лицу, по губам. Обидно, жестоко, в своем праве. Чтобы она закрыла рот и никогда, никогда больше не смела ему перечить. Маленькая глупая девочка, не понимающая, в каком мире ей не повезло жить. Она наверняка хотела бы как детишки Ларго - сиять, брать все, не иметь сердца. Он сам, возможно, хотел бы. Как Луиджи, убивающий из удовольствия, а не исполняя чужую волю. Как Пави, меняющий лица по настроению и не заботящийся ни о чем. Как Эмбер, спускающая миллионы на свои капризы, не знающая отказов. Нет.

    Он сжимает зубы снова, на скулах вздымаются желваки, еще немного, и Шайло встретится не со своим добрым, часто печальным отцом, а с монстром, который ежедневно вырезает чужие органы, а потом хладнокровно очищает от крови одежду и инструменты. Мысленно он уже заносит руку, но спотыкается о ее взгляд, и монстр отступает, но не рассерженный отец.

    - Иди в свою комнату, Шайло Уоллес. - Голос у Нейтана строгий и слегка уставший. - И подумай над своим поведением. - "Посмотри на расписание приема таблеток. Включи по телевидению новости, где опять расскажут про отказывающие органы и благородство GeneCo, которая предоставляет умирающим возможность жить. Не бесплатно, разумеется, но разве жизнь не ценнее любых денежных сумм? Подумай, сколько людей умирают ежедневно и с радостью променяли бы свою участь на безопасность и уют, в которых купаешься ты". - Не забудь лекарство и принимай его по часам, не пропуская. У тебя есть... всего лишь я, но это твоя жизнь. Твоя мама умерла, чтобы ты продолжала жить.

    Нечестно, низко, подло. Когда-то Нейтан думал, что никогда не скажет своему ребенку ничего подобного, но время многое меняет, незаметно перетасовывая карты и вытесняя истину отражениями - почти такими же, потому ты еще долго ничего не понимаешь. А когда понимаешь, становится слишком поздно. Прав, он прав, потому что отец и заботится о ней. Как может. Чтобы никто не узнал, не воспользовался, не отобрал его сокровище, которое он стережет подобно дракону в пещере. И ни один смертный не имеет права даже приблизиться. [icon]https://imgur.com/VF3ERw2.png[/icon]

    +2

    12

    Некоторое время Шайло еще стоит, пригвожденная к своему месту, и теряется в догадках как лучше поступить. Стоит ли ей бросаться в ноги отцу и вымаливать прощение или развернуться и уйти, громко хлопнув дверью? Оба варианта выглядят не только привлекательно, но и очень эффектно - в самый раз для внезапно разыгравшейся домашней драмы. Может быть, есть другие? Да, вероятнее всего, они существуют, но отказываются появляться в голове девочки, привыкшей метаться из крайности в крайность. В конце концов, она и сама еще злится, невзирая на несоизмеримое чувство вины. Да, она сказала вещи непозволительные, но разве кому-то позволено запирать людей в клетки? Разве кто-то имеет право держать ее в четырех стенах, апеллируя к медицинской терминологии, понять которую полностью она не в силах? Слишком сурово для такой молодой и жаждущей жизни Шайло Уоллес. За что ее можно наказать? За жажду жизни? За попытки эту самую жизнь распробовать? Отец никогда ее не понимал. И не сможет. Как сытый голодного - никогда.

    Девочке приходится слушать молча. Она старается понять что на самом деле испытывает ее родитель, но смотрит мимо. Нужно еще немного времени для раздумий и, вполне вероятно, она извинится. Шайло готова пойти на такой шаг не ради прощения - с ее ближайшей судьбой все понятно, ради Нейтана, стоящего так близко и одновременно находящегося так далеко от дочери-подростка. Он не виноват в этом. Он просто не понимает, не помнит как был подростком таким же, как она сама. И почему взрослые всегда забывают? Ничего, сейчас она постарается объяснить ему. Вот, уже рукой тянется к отцу.

    - Твоя мама умерла, чтобы ты продолжала жить. 

    "Что?..." Девочка не верит своим ушам. Она не просто возмущена, она обескуражена. Ее лицо вытягивается, руки опускаются. Это звучит слишком жестоко пускай и в качестве мести за ее собственные слова. Как она должна жить дальше, обладая такой информацией? "Чтобы я продолжала жить? А меня никто не хотел спросить, хочу ли я так жить?! Почему никто не подумал хочу ли я жить такой ценой?! Почему?!" Яркая вспышка гнева застилает глаза. "Да как он мог..." Глаза наполняются слезами, комната начинает ходить ходуном и Шайло желает, чтобы она взорвалась ко всем чертям. Прямо сейчас. В эту секунду. "Давай!" Но ничего не происходит. Глубокий вдох, выдох, взгляд озлобленный. "Так нельзя... Против правил..." Итак, решение принято и обжалованию не подлежит.

    - Да, отец... - девочка чувствует себя виноватой и больше не в состоянии перечить. Даже без наставлений отца она знает, что перегнула палку и это никуда не годится. Ее крепость уверенности в себе разрушается на глазах, оборона пала и не подлежит восстановлению. И как только можно было сказать такую глупость, как можно было не сдержаться. Шайло этого не знает. Знает лишь то, что теперь в своей комнате ей придется просидеть до скончания века, беспрекословно выполняя все указания отца. Он простит - в этом Уоллес не сомневается, она вскоре забудет или сделает вид, что забыла, переведя воспоминание о произошедшем в класс всплывающих в памяти изредка, но каждый раз сопровождающихся болезненным уколом совести, стыда за собственное поведение, причинившего боль самому близкому человеку. Иногда так случается. Это юношеская глупость, гормоны. Шайло убеждает себя в неосознанности поступка - она не хотела, действительно не хотела... Или это всего лишь прикрытие, призванное успокоить совесть? Еще некоторое время девочка стоит неподвижно, буравя взглядом краешек сумки, выглядывающий из-под письменного стола. 

    - Отец?... - голос Шайло звучит глухо, он больше походит на эхо себя настоящего, в нем прослеживаются нотки испуга. Голова кружится, ноги становятся ватными. Девочка успевает схватить пузырек с таблетками, откупорить крышку и в ту же секунду с шумом обрушивается на пол, рассыпая вокруг себя голубые пилюли. Ее глаза закатываются вверх, веки закрываются, дрожат, будто бы дочери доктора снится очередной страшный сон, руки сжимают необходимую для жизни склянку. Почему? Она же успела проглотить пилюлю. Так не должно было произойти.

    +1

    13

    Уязвил ее, задел, заставил чувствовать себя ничтожеством. Зато победил. Марни сейчас дала бы ему пощечину, Марни бы собрала вещи и ушла от него, Марни не простила бы. Он и сам себя никогда не простит - за то, что ее нет. Все остальное уже лишний груз, накапливающийся с годами. Все остальное лишь дополнение. Нейтан старался как мог, но кто в силах пройти через все и остаться в здравом уме? Кто способен безболезненно, безостаточно переключаться с равнодушного монстра на заботливого отца, с беспощадного убийцы на тихого вдовца, всю душу вкладывающего в единственную дочь? Нейтан Уоллес почти не помнил себя прежним - сердцем. Разумом помнил, но ощущал прошлое чем-то чуждым, как будто все это происходило с кем-то другим. Тем, кто никогда не стал бы ранить своего самого близкого человека без ножа. Того, кого он поклялся оберегать над раскромсанным телом несчастной Марни.

    "Она так и не узнала тебя, Шайло. Она очень этого хотела." Вот о чем следовало говорить. И говорили бы, не стань она пререкаться, недовольная своей долей. У нее есть так мало... но больше - не значит лучше. Нейтан знает. У него есть больше, чем просто дочь. У него есть чертова работа, дергающий за ниточки Ларго, трупы почти каждый день и кровь, реки крови, которая, кажется, въелась в его руки, одежду и все рабочие инструменты, хоть визуально они чисты и будто невинны. У него есть так много - секреты, вечное напряжение, человеческие органы, прежде заботливо вшитые кем-то, а затем безжалостно выдранные им. Бесконечный поток желудков, селезенок, позвоночников, суставов, даже глаз и сердец. Шайло хочет больше, но Шайло не знает, о чем просит.

    Нейтан почти готов извиниться. Обнять, сказать, что был не прав, что ее вины нет в смерти Марни - ничьей нет, кроме его. Но прежде, чем он успевает что-то произнести, голос Шайло блекнет, слабеет, в нем явно слышится паника, и девочка беспомощно падает. Чертовы пилюли, непредсказуемый эффект. Но ведь именно этого Нейтан хотел, именно так маниакально рассчитывал приковать ее к дому, к отцу, к той жизни, которую он для нее выбрал, к жизни спокойной и безопасной. Почти.
    - Шай! - Он кричит, он бросается к ней, падает на колени, одновременно пропитываясь ее страхом и оставаясь внутри незыблемо спокойным. Все правильно, так и должно быть. Лишние эмоции, переживания, непослушание - его крючок, за который он крепко держит подросшую дочь. Иначе не удержать. Иначе она уйдет в мир, который убьет ее. Иначе попадет в лапы Ларго, и кто знает, что этот человек сделает с ней, ведь в Шайло лишь половина той, кого Ротти когда-то любил. А вторая половина - от него, Нейтана Уоллеса, марионетки, вечно послушной и безотказной.

    - Шай, ну как же так. - Кажется, она его уже не слышит, но Нейтан гладит ее по волосам, а затем достает из кейса одноразовый шприц, набирает в него лекарство, вкалывает в тонкую голубоватую вену, которую так легко найти на худенькой руке. Сейчас все будет хорошо, все снова будет хорошо. Она снова станет послушной милой девочкой, принцессой запертого королевства, она уснет, и он сможет продолжить свою дьявольскую работу, будучи уверен, что Шайло в безопасности. Изо дня в день, из года в год. До тех пор, пока его не покинут силы.
    Нейтан продевает руки под ее плечами и коленями, поднимает ее в воздух - легко, будто перышко. Она такая тонкая, хрупкая, беззащитная. Как в этом слабом теле находились силы возражать, спорить, требовать, выводить его? Откуда в ней столько неповиновения? Откуда вообще оно берется в подростках, которым не с кого брать пример?

    Марни с укором смотрит со стен - Нейтану кажется, что с укором, - пока он несет Шайло в ее комнату, укладывает на постель, снова гладит по волосам, поправляет слегка сползший парик. Небольшой побочный эффект, что поделать. Дополнительный повод не лезть лишний раз на улицу, дополнительное напоминание, актуальное даже при сносном самочувствии.
    - Сейчас тебе станет лучше. Шай, ты так меня напугала. Пожалуйста, оставайся в постели следующие два дня. - Отец заботится, монстр наблюдает: да, все верно, она будет соблюдать повышенную осторожность и не посмеет выкинуть что-то еще, а Нейтан сумеет выдохнуть и не переживать за девочку. - И давай забудем этот разговор... Прости меня. Я не это хотел сказать. Просто... она так хотела, чтобы ты жила. Она готова была отдать свою жизнь за тебя.
    Если б только этот мир был достоин того, чтобы жить в нем, то жертва Марни имела бы смысл. [icon]https://imgur.com/VF3ERw2.png[/icon]

    Отредактировано Nathan Wallace (2021-05-02 23:17:30)

    +1


    Вы здесь » Musicalspace » Фандомные игры » My life inside my bedroom


    Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно