Больница гудела, как улей. Середина недели, разгар рабочего дня. Полы надраены до блеска, громкоговорители не замолкают ни на секунду, по белому кафелю снуют медсестры, пациенты, каталки. Очереди, мерцание электронных карт, острый запах дезинфекции, непрерывный шум голосов. Негромкие разговоры, бурные обсуждения, крики возмущения, боли, радости. Бригады, спешащие в палаты и на вызов скорой, лечащие врачи, курсирующие между палатами пациентов, шустро скользящие по гладкому полу медсестры...

Майкл Уоррен идеально вписывался в эту картину. Только надраенный скользкий пол и остатки самообладания останавливали его от того, чтобы сорваться на бег. Остатки самообладания и коммуникатор в руке, на который он беспокойно поглядывал и в который лихорадочно что-то набирал, отрываясь от экрана только чтобы держать курс. Впереди была конкретная цель — металлические створки лифта и мигающая синим цветом кнопка вызова. Майкл быстро петлял между пациентами и медперсоналом, временами все-таки натыкаясь на кого-нибудь из них, быстро извиняясь и не глядя проносясь дальше.

Ближайшая операция в 15:30, скорая будет здесь через 10 минут...

Он бросил короткий взгляд на часы, быстро извинился перед медсестрой, которую задел за плечо, нетерпеливо ударил по кнопке вызова. Чертовы лифты, сколько раз просили снизить нагрузку, поставив дополнительные, или хотя бы открыть доступ к пожарным лестницам для персонала. Сколько раз уже...

Давай...

Майкл изо всех сил вдавил кнопку в паз, как будто надеясь, что это поможет. Лифт, разумеется, и не думал ускоряться.
Ожидающие вместе с ним пациенты и часть врачей смотрели настороженно. Все привыкли к бригадам с каталками, с криками бегущим по коридорам, в крайнем случае к хирургам и реаниматологам, торопливо проскальзывающим по гладким плитам, надевающим на ходу шапочки и гремящим кейсами с инструментом. Зав отделения вирусологии же вызывал в людях тревогу.
"Я вирусолог, если я бегу, беги тоже" — во время учебы такие шутки казались смешными, и даже не раз разыгрывались Майклом с сотоварищами во время практик. Сейчас же он на собственном опыте узнавал, что бегать по больнице врача-вирусолога заставляет вовсе не хорошо развитое чувство юмора.

Стальные створки, наконец, распахнулись, приветствуя его в следующем кругу ада — перегоне между шестым и вторым этажом. На кого рассчитаны эти лифты, на дом престарелых? Даже там не мешало бы поставить что-нибудь пошустрее этих монстров, у пожилых людей случаются приступы, кризы, травмы...

Травмы...

Снова взгляд на часы. Растущие с огромной скоростью миллисекунды завораживали, вводили в транс и поднимали внутри тревогу одновременно. Цифру отсчета этажей хотелось изменить силой мысли. Коммуникатор в руке периодически вибрировал.

И вот, наконец, финишная прямая. Длинный коридор, темнее, просторнее и куда спокойнее того, который он уже оставил позади. Быстрые шаги отдаются гулким эхом. Пропускная система издает гулкий писк. Не срабатывает. Майкл пробует ещё раз, проклиная электронные пропуски. Хлопает тяжелой дверью входной секции, отсчитывает несколько дверей до комнаты отдыха хирургов.
Распахивает дверь без стука и облегченно выдыхает, видя в кресле знакомую фигуру. Пол-дела сделано, остальное — вопрос удачи. Давай, счастливчик Уоррен, проверим, насколько судьба к тебе благосклонна сегодня.

— Нейт, - окликает он, стремительно пересекая оставшееся расстояние между ним и коллегой. - Ты здесь, - еще один выдох облегчения и новая волна напряжения, - У тебя сейчас есть неотложки? Нужна твоя помощь. Эрик, он... - Майкл рассеянно откидывает волосы со влажного лба, пытаясь коротко и быстро сформулировать проблему, - Пролил на руку какую-то кислоту. Не знаю, что именно, но, похоже, разъело до кости и глубже, скорая везет его сюда. Возьмешься? Шестая операционная свободна до 15:30, мне обещали придержать.

Он не надеется на быстрый ответ, еще меньше надеется на положительный. И все-таки не готов сдаться, не попытавшись.

[nick]Michael Warren[/nick][status]Я вирусолог, если я бегу - беги.[/status][icon]https://c.radikal.ru/c02/2007/38/f68d24a44073.jpg[/icon][lz]<div class="lzname"> <a href="ссылка">Michael Warren</a> </div> <div class="fandom">Repo! The Genetic Opera</div> [/lz]

Отредактировано Graverobber (2020-07-29 09:14:03)

Michael Warren



Я вирусолог, если я бегу — беги.

Тебе повезло, Уоррен.
Майкл сдержал облегченный вздох, коротко кивнул и вылетел из комнаты. Чудо, что Нейтан свободен в середине смены. Для благодарностей и объяснений время найдется потом, а сейчас надо разыскать ассистентку и все подготовить.
Уоррен повторил маршрут до лифта, спустился на этаж ниже, поймал удачно подвернувшегося под руку интерна, отправил его на поиски Алексы, а сам быстрым шагом направился в сторону приемного покоя. Взгляд то и дело цеплялся за быстро бегущие секунды на экране коммуникатора. Каждая из них была на счету. Он не знал, что именно пролил себе на руку сын, но был уверен, что остановить действие вещества скорой не удалось.
Мысли перескакивали с одного на другое. Что именно он нашел в доме? Что именно смешал? Как вызвал реакцию? Самые опасные “игрушки” Майкл хранил на работе, не в последнюю очередь из-за острого любопытного носа, готового сунуться в любой угол в поисках приключений. И все-таки что-то Эрик нашел.
Карта… Карту должны были заполнить по пути, но это если Лиза была дома и сейчас едет с сыном. Неизвестно, кто вызвал скорую. Сам мальчишка вряд ли ответит на вопросы врачей, даже будучи в сознании. Давно нужно было провести этот разговор, вместе подготовить короткую памятку: группа крови, реакция на лекарства, хронические заболевания, перенесенные травмы…
Майкл мысленно составил этот список про себя. Что ты за отец, Уоррен?
Две минуты…
Он вышел на улицу. Прохладный воздух помогал успокоиться.
– Лин, ты нашел ее? – короткий вызов интерна. Утвердительный ответ. Невероятно везет.
В дверях появились интерны хирургического, он коротко объяснил им, куда везти пациента.
Сирена, мигалки. Внутри все подобралось, как перед прыжком. Майкл старался не думать о том, что ему предстоит увидеть.
Скорая остановилась у приемного, дверцы распахнулись как по команде. Когда-то, для интерна Уоррена, а после и ординатора, эта сцена была наполнена предвкушением, сладким волнением, живым интересом. Общая практика, такие удивительные, такие разные случаи, столько можно повидать, изучить, попробовать. Сейчас же хотелось, чтобы эти двери никогда не открылись.
Но специалист по вирусным заболеваниям может повелевать временем только в одном случае – назначая пациенту удачно подобранный препарат. Сейчас оставалось только беспомощно наблюдать, как приближается неотвратимое: как из сумрака автомобиля вырисовывается взволнованное лицо жены и бледное, но удивительно спокойное лицо сына.
Хотелось наорать на него: не то за сам проступок, не то за это спокойствие, не то за беспомощный взгляд его матери. И хотелось снять его боль щелчком пальцев, залечить и восстановить одним взглядом.
Однако и этой силы Майклу Уоренну было не дано. Зато была дана другому человеку, тому, кто сейчас облачался в белый халат, промывал руки хирургическим мылом и проверял набор скальпелей на металлической подложке.
О последнем лучше было не думать. Впервые от одной мысли об операционной начинало мутить.

Eric Warren



What's this?

На потолке у машины оказалось окно в небо. Лежа на спине, можно было считать, сколько раз мелькнут светлые проблески между острыми углами небоскребов, сколько попадется узлов электропередач, сколько раз неоновые билдборды на высотках ослепят синим и пообещают вечную жизнь. [float=left][/float] Это все, что оставалось делать, будучи прикованным к каталке. Медбрат и мать настрого запретили садиться. Почему – Эрик не понимал. Чувствовал он себя превосходно. Поначалу было больно, даже очень, настолько больно, что он никогда бы не подумал, что так вообще бывает. Перехватило дыхание, потемнело в глазах, он закричал и даже думал, что, может быть, умрет прямо сейчас. Вот так вот, лежа на полу и глядя на ножку деревянного стола. Но смерть все не приходила, и вскоре вместо нее пришли люди в масках. С их появлением боль утихла: не прошла, но стала терпимой, и Эрик перестал понимать, из-за чего поднялась такая суета. Новые ощущения его испугали, но как только боль стала обычной, человеческой, страх ушел следом за ней. Он косил вниз, пытаясь разглядеть руку. Что там с ней происходит?
Поднял глаза на мать. Та взволнованно вглядывалась вдаль, но, почувствовав взгляд, встретилась с ним глазами, положила руку ему на плечо и, поглаживая тонкими пальцами, забормотала что–то о том, что нужно только немного потерпеть, и уже скоро все закончится. Эрик не очень понимал, что именно должно закончиться, но ее поведение заставило его насторожиться. Если так подумать, они точно едут в больницу, а больница никогда не сулит ничего хорошего, если это не прогулка, чтобы встретить отца с работы. На прогулку это все было непохоже.
К тому же, от отца, наверное, влетит. Нет, наверняка влетит. Теперь-то точно не удастся скрыть, что он все-таки залез в реактивы.
Эрик принялся сочинять речь в свое оправдание: я только хотел посмотреть, я не знал, я… Но быстро оставил эту глупую затею.
И он, и отец прекрасно знали, в чем тут было дело. Он много месяцев держал данное слово не трогать ничего, что связано с отцовской работой, и в конечном итоге любопытство все-таки перевесило вопросы чести.
Поэтому когда у дверей больницы его встретил родитель, сложив руки на груди и хмуро глядя на виновника “торжества”, Эрик только нервно улыбнулся и махнул здоровой рукой:
– Привет, па…

Michael Warren



Я вирусолог, если я бегу — беги.

– Привет, па…
Злость прошла с первым же звуком. Позже, они успеют поговорить позже. Майкл опустил скрещенные на груди руки и присоединился к кортежу каталки. Документы уже были заполнены женой и покоились в изголовье, медперсонал гудел, перечисляя все процедуры, которые успели провести в пути: осмотр, изоляция ожога, иммобилизация конечности, несколько кубиков успокоительного, антибиотик, хорошая порция сильного обезболивающего. Майкл многое бы отдал, чтобы все эти слова ему ни о чем не говорили.
– Как ты? – Эрик поднял на него глаза, снова улыбнулся и показал "класс" здоровой рукой. Майкла пугало, как спокойно сын относился к травмам. Это было удобно – никаких истерик, слез и паники, и это же и напрягало – похоже, именно спокойное отношение ко всевозможным повреждениям напрочь отметало у парня инстинкт самосохранения.
– Тебе нужно сделать операцию, – Майкл старался объяснять как можно сдержаннее, боясь спугнуть, – Мы отвезем тебя в операционную, там мне придется тебя оставить. Вместо меня будет дядя Нейт, он будет тебя оперировать. Помнишь Нейта?
Эрик, не слишком утруждавший себя сфокусированностью на отце и больше увлечённый изучением окружающей обстановки, посмотрел на него и кивнул. Над Майклом шутили, что он настоящая наседка, и, если не перестанет так трястись над отпрыском, сын вырастет избалованным и беспомощным слабаком. Его же самого больше беспокоило то, насколько мало, казалось временами, Эрик нуждался в его поддержке.
– Не бойся. Нейт лучший, он не сделает больно.
Сын кивнул.
Второй раз за день двери хирургического распахнулись перед Майклом подобно вратам ада. Лиза осталась ждать наверху – сопровождающих сюда не пускали.
На подходе к операционной пришлось остановиться и ему. Дальше – территория хирургов.
– Па?
Майкл опустил глаза на сына. Лицо у того побледнело, и Уоррен не мог сказать, что было тому причиной – всё-таки пришедший испуг или холодный свет ламп.
– Не бойся, малыш, все будет хорошо.
– Я… Я не специально.
– Я знаю. Я знаю… – он сжал здоровую руку Эрика. Пальцы у мальчика были холодные.
– Все будет хорошо. Мы с мамой будем ждать тебя наверху.
Когда каталка скрылась в предоперационной, Майкл не удержался и поднялся на хирургическую галерею. Насколько интернов уже заняли места перед стеклом, внизу почти неузнаваемая фигура в белом отдавала последние распоряжения персоналу, по правую руку от нее ассистентка раскладывала инструменты.
Нейт был лучшим специалистом из всех, кого он знал. Вовлеченным, преданным делу, всегда заботящимся о своих пациентах. Кроме того, он был отличным другом. Надежным и понимающим с полуслова. Немного закрытым, но Майкл не мог его в этом винить: невозможно каждый день пересобирать по частям людей, оставаясь с душой нараспашку. Он и сам замечал, как грубеет с годами нутро, день за днем встречаясь со смертью и болью. Только семья заставляла его снимать с себя эту броню.
Однажды семья снимет броню и с Нейта. Женившись, он уже начал меняться, Майкл никогда не видел друга таким счастливым и таким спокойным. И никогда не был так спокоен за него сам. Он плохо знал Марни, но женщина, заставившая глаза Нейтана сиять, не могла быть обыкновенной, в этом он был уверен. Так сиял его собственный взгляд, когда он встретил Лизу и понял – именно с ней он хочет провести всю свою жизнь и чуточку больше. Теперь он с предвкушением ждал, когда друг познает радость отцовства. Еще одно чудо, переворачивающее жизнь с ног на голову. Дающее невероятную силу и огромную уязвимость одновременно. Из Уоллеса выйдет отличный отец, когда придет его время.
А пока Майкл чувствовал неподобающее ситуации успокоение, глядя на сосредоточенную фигуру в белом. В руках этого человека Эрик в безопасности. Неизвестно, чем закончится операция, но он точно знал одно – Нейт знает свое дело и не причинит вреда.
Возвращаясь наверх к Лизе, Майкл думал о том, как удивительно щедра к нему судьба. Он женат на лучшей женщине на земле, у него замечательный сын, любимая работа, и судьба наградила его отличными друзьями. С такими крыльями за спиной можно пережить что угодно. Счастливчик Уоррен.

Eric Warren



What's this?

Отец не стал ругаться, и Эрик окончательно успокоился. Никакая больница не может быть страшнее отцовского гнева. Даже новость об операции его не слишком огорошила. Он читал об операциях в энциклопедиях, видел у отца анатомические атласы, объёмные гологлафические модели, даже смотрел документальные фильмы, как из людей достают органы и возвращают их обратно. Было немного противно и не всегда понятно, откуда, как и зачем их достают, и что это за орган вообще и есть ли в нем самом такой же, но в целом операции выглядели понятно и не слишком страшно. Непонятно было только какое отношение они имели к нему.
Он уже не первый раз сталкивался с врачами, повреждая себе что-нибудь, но это был первый раз, когда его везли по больнице на каталке да еще и с таким эскортом. Везли, к тому же, быстро, и ему это нравилось. Гонки на каталках это, должно быть, весело. Над головой мелькали лампы и панели, он пытался разглядеть палаты и кабинеты, мимо которых они проезжали.
Только когда вся группа остановилась, Эрик ощутил беспокойство. Мама осталась наверху, объяснив, что дальше ей нельзя (неизвестно почему), теперь, похоже, собрался куда-то и отец. А с ним что будет?
В голове всплыли слова о дяде Нейте. Отцовский друг это, конечно, хорошо, но что, черт возьми, тут происходит? Эрик приподнялся, пытаясь разглядеть лицо отца. Происходило что-то неправильно. Это что, какое-то очень сложное наказание? Обычно отец очень строго на него смотрел, говорил, как он его огорчил, напугал или расстроил, выдавал вердикт наказания за проступок, но никогда еще не оставлял одного в непонятном месте. Которое и выглядело не слишком привлекательно – яркий холодный свет, почти нет окон, люди в халатах… Это было уже не так интересно, как пролетающие мимо кабинеты.
– Па? Я… Я не специально.
Он же сказал, что не злится. Вроде. Тогда почему уходит? Будет ждать наверху? Ждать чего?
Эрик приподнялся еще раз, пытаясь обернуться вслед уходящему родителю. Рука в перчатке властно уложила его на место. Сердце принялось колотиться.
- Что происходит? — осведомился он у потолка и безликих фигур в масках. Те не ответили, только обсуждали что-то между собой на каком-то незнакомом языке и то появлялись, то пропадали из поля зрения. Мигающие от их движения лампы нервировали, давая яркий и холодный, неестественно голубоватый свет. С Эрика сдернули плед, которым украли его в машине, и принялись стаскивать с него одежду.
– Эй! Что вы делаете?
Он попытался пнуть кого-то, тянущего с него ботинок, но ноги оказались неожиданно слабыми, и его быстро вернули в прежнее положение, раздев до гола и натянув вместо привычной одежды что-то бесформенное и непонятное. Любимую футболку разрезали ножницами, не обращая внимания на возмущённые крики. Становилось страшно. И холодно. Он больше совсем не хотел здесь оставаться. Не так пугали врачи, как неизвестность и неспособность распоряжаться своим телом.
Каталка неумолимо двинулась дальше, лампы на потолке исчезли на минуту, погружая его в полумрак. Он вертел головой, пытаясь разглядеть помещение, но видел только огоньки, железные столики с какими-то упаковками и металлические инструменты...
Пауза. Его переложили на что-то жёсткое и холодное.
На смену полумраку пришла лампа, одна-единственная, слепящая, как солнце, пронзительно белая, заставляющая отвернуться. Вспыхнула, сама приглушила свой свет и осталась плавать перед глазами цветными пятнами. В темноте продолжали тускло мигать крохотные огоньки. К груди прикоснулось что-то холодное, и в помещении начало эхом раздаваться частое пиканье. Мальчика затрясло не то от холода, не то от страха. Напряженная тишина, в которой суетились темные силуэты, и это новое тёмное помещение оказались куда страшнее знакомства со внутренностями своей руки.
Обе руки – здоровую и повреждённую –  пристегнули к чему-то такому же холодному и твёрдому, как и поверхность, на которой он лежал. Кто-то потянул ремень вокруг его лодышки.
– Аааа! – Эрик принялся дергаться в путах, пытаясь освободиться. – Отпустите меня! Что вы делаете! Я не хочу!

Отредактировано Graverobber (2020-08-18 11:38:19)

— Пустите! Прекратите! Я не хочу! Не буду! Я ничего не сделал! Аааа!
Эрик кричал изо всех сил, протестуя против жестокого обращения с провинившимися мальчиками. Когда требования заканчивались, переходил просто на крик. Главное — не останавливаться. В горле пересохло, в ушах звенело от собственного крика, голова кружилась от нехватки кислорода и приложенных усилий. Но он не собирался сдаваться. Он будет кричать и отбиваться, пока совсем не закончатся силы, и тогда он упадёт замертво, и они уже ничего не смогут с ним сделать. Он не очень понимал, что именно будут делать эти самые "они", но точно знал, что ему это не понравится. Ему уже не нравилось. А кому бы понравилось лежать голым на холодной железной штуковине, окруженным белыми призраками, да еще и с привязанными руками и ногами, совершенно не зная, что с тобой сделают в следующий момент. Эрик был уверен — попробуй эти призраки такое на себе, они бы сразу поняли, что с людьми так обращаться нельзя, и немедленно его отпустили. Осталось найти способ уговорить кого-нибудь из них поменяться места...
— Аааааа! Не трогай меня! — он снова дернулся в путах, пытаясь вырвать здоровую руку из ремня и не дать воткнуть в нее иглу. Успел уловить растерянный взгляд поверх маски куда-то поверх своей головы, повернул голову следом... И закричал еще громче. Рослая фигура в маске, подсвеченная холодным светом ламп, доверия не внушала. Более того, сразу стало ясно, кого именно тут стоит бояться. Эрик активнее задергал конечностями.
Он знал, что такое операция. Понимал, зачем они нужны. Смотрел про них фильмы. Изучал анатомические атласы. Видел врачей за разным видом работ, некоторых знал в лицо. И все это никак не вязалось с происходящим. Крепкий коктейль препаратов, вколотых в кровь, играл с его психикой, как котенок с дохлой мышью. То включая, то выключая разные отделы мозга, хаотично вбрасывая в кровь норадреналин и прогестерона, отключая одни реакции и не в силах справиться с другими. Фигуры в операционной казались чем-то потусторонним и не имеющими ничего общего с теми людьми, которых он видел в коридорах, документальных фильмах и кабинете отца. Мозг бился в истерике, сопротивляясь неминуемой смерти.
Пока Эрик в ужасе таращился на фигуру в маске, кто-то все-таки схватил его за руку, и в сгиб локтя воткнулась игла. Мальчик дернул рукой, но уже почувствовал, как обмякают мышцы под действием препарата. Дышать стало тяжело, комната сузилась, как будто окутанная черным туманом.
— Что вы со мной сделали? — пробормотал он, ворочая головой.
— Не хочешь посмотреть, как я спасаю твою руку? Мечтаешь отправиться в путешествие в собственном подсознании на аттракционе общего наркоза? Я могу договориться.
Он вяло повернул голову в сторону голоса. Голос был знакомым. Мысли потекли вяло, сердце замедляло ход.
— В подсознание? Вы... меня... убили? — язык ворочался так же неохотно, как мысли. Логические цепочки в голове строились с трудом. Даже если и убили, это перестало казаться существенным. В конце концов, что с того. Все люди умирают. Ведь так? В фильмах они умирают часто.
Эрик расслабился, бесстрастно глядя прямо в яркое стекло лампы над ним. Вот так и выглядит конец? Безмолвные фигуры, белый свет, холод и запах препаратов? В голове вертелось слово. "Наркоз"... Он слышал о наркозе. Под его действием пациент засыпал так крепко, что не чувствовал, как из него вынимают органы, а потом просыпался, как будто ничего и не было. Или не просыпался.
— Я... Не хочу наркоз, — из последних сил сообщил Эрик фигуре в маске, — Не надо... — он сглотнул, косясь на собственную руку, обмотанную фиксаторами и повязками, — Покажи.[icon]https://a.radikal.ru/a37/2008/c0/06ae1db00005.jpg[/icon][nick]Eric Warren[/nick][status]What's this?[/status][lz]папкин химик[/lz]

Отредактировано Graverobber (2021-02-17 13:35:45)

Химия разливалась по телу теплом и тяжестью. В голове шумело, стоящие по бокам от него люди медленно пропадали из виду. Эрик послушно расслабился в путах, сдаваясь на милость победителей. Точнее, сдаваясь своему телу, которое отказалось его слушаться. Он долго и медленно вдыхал и так же медленно выдыхал, бесстрастно глядя на огромную фигуру в шлеме. Постепенно все происходящее теряло свою важность, переставало быть значимым. Фигура в маске больше не пугала, она была всего лишь одним из огромного количества силуэтов, кружащихся вокруг. Эрик продолжал смотреть на руку, обмотанную повязками и фиксаторами, и начинал сомневаться, что это действительно его рука.

Где-то в глубине слабо копошился страх — сознание понимало, что происходит что-то неприемлемое, опасное, ненормальное, но было не в силах пробиться через толстую стену супрессоров и седативов и полноценно активировать адреналин. Прикосновения казались ненастоящими, почти не ощутимыми, происходящее — похожим на сон.

Фигура перед ним снова зашевелилась и сняла с лица маску. Эрик сощурился, вглядываясь в открывшиеся ему черты лица и пытаясь сопоставить голос, лицо и слова. Через какое-то время заторможенный мозг сложил нехитрый паззл, и мальчишка вяло улыбнулся:

— Привет, дядь Нейт, — он попытался махнуть здоровой рукой, но та была надежно пристегнута к операционному столу и только вяло дернулась в ответ на неловкую попытку. "Что ты здесь делаешь?", хотел было спросить он, но мозг услужливо подкинул информацию: Нейтан Уоллес. Друг отца. Хирург.

— Значит, это твоя работа? — поинтересовался мальчик вместо этого, — Резать людей?

Он вспомнил, как разглядывал анатомические атласы в руках Нейтана, когда приходилось ждать отца в комнате отдыха, и как тот рассказывал об операциях. Операции к разрезанию людей имели самое прямое отношение. Эрик даже уговаривал отца, чтобы Нейтан разрешил ему присутствовать на одной из них — ему очень хотелось посмотреть, страшно ли это. И как выглядит на самом деле все то, что он видел в фильмах и энциклопедиях. Неужели сердце и правда круглое? А кишечник помещается в животе потому что свернут в несколько раз. Похоже, теперь ему удастся не только посмотреть, но и почувствовать на себе, как это — когда хирург режет живых людей.

Эрик попытался сжать кулак поврежденной руки. Пальцы слабо дернулись, едва заметно сгибаясь, и остались лежать на холодном столе. Это поражение мальчик принял с уже куда большим достоинством. А точнее, безразличием.

Он коротко мотнул головой, второй раз отказываясь от наркоза. Спать и не знать, что с тобой делают и проснешься ли ты потом, было куда страшнее, чем наблюдать за тем, как хирург возвращает на лицо маску и снимает повязки с поврежденной руки. Эрик приподнялся, насколько мог, чтобы лучше разглядеть, что происходит под слоями бинтов и фиксаторов. Рука в медицинской перчатке немедленно прижала его обратно к столу, но мальчишка упрямо вытянул шею, желая увидеть результаты своих экспериментов.

Видно было плохо. Да и на руку это было совсем не похоже. Он видел смутные очертания кисти и пальцев, но это все, что объединяло лежащий на столе предмет с его родной конечностью. В нос ударил резкий запах, и Эрик невольно поморщился, интуитивно понимая, что запах этот как-то связан с происходящим там, под повязками. Он сумел разглядеть что-то темное, почти черное, и, кажется, пульсирующую, густую, темную кровь, в которой мелькнуло что-то светлое.

Эмоций по этому поводу он не испытывал. Трудно было поверить, что то, что он видит — часть живого человека. Еще труднее — что это часть его самого. Больше всего его беспокоило не то, что его рука стала похожа на окровавленный кусок чужой плоти, а то, что воздействовать на нее будет другой человек. Другой человек будет решать, что получится из этого в итоге. Сделать ему больно или пощадить, разрезать или зашить, будет его рука двигаться или нет. От этого становилось не по себе. К тому же, Эрик не мог разглядеть ничего, кроме крови и темных кусков плоти и понять, что все-таки происходит с рукой. Это было совсем не похоже на анатомический атлас.

— Что там? — почти нетерпеливо спросил он у Нейтана, — Что происходит?

Объясни мне.
[icon]https://a.radikal.ru/a37/2008/c0/06ae1db00005.jpg[/icon][nick]Eric Warren[/nick][status]What's this?[/status][lz]папкин химик[/lz]

Отредактировано Graverobber (2021-04-02 11:47:03)

Эрик обратился взглядом к потолку не то в поисках ответов, не то не в силах больше удерживать сосредоточенно вытянутую шею. Медленно, неспешно и безэмоционально он обдумывал нехитрую мысль. Сделать больно, чтобы было хорошо. Убрать больное и поставить здоровое. В этом был смысл. Во всяком случае, отец тоже часто говорил что-то подобное. Проглоти эту горькую таблетку, и болеть перестанет. Потерпи боль, и заноза выйдет из пальца.
Только боли Эрик не чувствовал. И даже не знал, можно ли считать за "хорошо" все происходящее. Нейтан вот сказал, что все "не очень хорошо".

- GeneCo? - мальчик снова повернулся к хирургу, глядя рассеянно и безразлично, - Они делают органы? - он смутно помнил светящиеся голубым рекламы и роботизированный голос, - Ты тоже делаешь органы? Ты заменишь руку?

Он повернул голову в сторону хирурга. Происходящее под его пальцами все еще оставалось загадкой. Несмотря на яркий свет лампы, что происходит с конечностью, Эрик не видел.
Судьба собственной руки волновала его все меньше и совсем уже не пугала. Сложно бояться потерять то, что ты уже не ощущаешь своим. А вот помочь хирургу звучало интересно.

- Что мне нужно делать? - он снова вытянул шею, все еще пытаясь разглядеть, что происходит, и всеми силами выказывая свою готовность сотрудничать. Он все еще был жив, все еще не чувствовал боли. С ним перестали обращаться, как с предметом, тыкая, раздевая, перекладывая, связывая. В целом, его это устраивало, на таких условиях можно и посотрудничать. Может быть, ему даже покажут что-нибудь интересное. Все-таки без костюма Нейтан Уоллес был хорошим мужиком и еще не давал повода в себе усомниться.

- Я стану сильнее? Смогу цепляться пальцами за стены, как в кино? А ловить пули?

Он представил, как новые нечеловеческие пальцы вгрызаются в кирпичную стену, а он ловко подтягивается на своей новой руке и забирается в окно второго этажа. Недавно он видел что-то подобное по телевизору и сейчас никак не мог вспомнить, где именно. Но это уже не имело значения. Если немного пофантазировать, перспектива операции даже казалась воодушевляющей. Он представил, как будет хвастаться перед одноклассниками новой конечностью и ее супер-способностями. Как стильно она будет выглядеть. Сколько всего он сможет. А главное, как ему будут завидовать. Дизайнерский орган хотели многие, сама возможность улучшить себя будоражила умы подростков. Одни хотели изменить нос, другие губы, кто-то хотел заменить кости. Не у всех была такая возможность, а  у кого была, тому не разрешали. Говорили, что это опасно и бессмысленно. Ему же уже никто не мог запретить и раз его привезли на скорой, то возможно родителям даже не придется за это платить. Операция не казалась опасной, а после того, как главный хирург спустил маску и включился в диалог, перестала быть страшной. Если посмотреть на вещи с такой точки зрения, он, кажется, ненароком выбил джекпот.

[icon]https://a.radikal.ru/a37/2008/c0/06ae1db00005.jpg[/icon][nick]Eric Warren[/nick][status]What's this?[/status][lz]папкин химик[/lz]

Отредактировано Graverobber (2021-10-22 22:28:59)

Удерживать внимание было трудно, и Эрик то и дело отвлекался на случайные предметы в операционной. Скользил взглядом по безликим маскам вокруг, медленно моргал, глядя на огромную лампу над головой, временами возвращался взглядом к Нейтану, но за полным хирургическим облачением было очень трудно рассмотреть лицо, и тогда он переводил взгляд на руки, подбирающие инструменты и задумчиво зависающие над распятой кистью. Лампы были настроены так, чтобы освещать работу хирургу, а не пациенту, поэтому и там мальчик мог увидеть не многое. Яркие лучи выцеливали нечто, находящееся слишком далеко, чтобы рассмотреть, и выцеливали слишком ярко, чтобы окружающий мир затемнился по краям. Приходилось возвращаться на начало круга: маски, лампа, маска-шлем Уоллеса...

— Да, делают. Папа тебе рассказывал?

Эрику нравилось, что Нейтан разрешил остаться в сознании и вести с ним разговор. Так было гораздо лучше, чем лежать в отключке, не зная, что с тобой делают. К тому же, огромные дозы седативов, природное любопытство и наличие отца-медика позволяли ему не бояться происходящего. И все-таки подросток ощутил легкий укол раздражения.

— Я и сам кое-что замечаю, - назидательно сообщил он хирургу, - Например, огромные синие щиты... С этими... Как их...

Слово никак не приходило на заторможенный ум.

- С рекламой в общем, - он сдался, отчаявшись найти нужное слово, и тяжело вздохнул, приглушенный препаратами и раздосадованный непослушанием тела, - А ты что...

Делаешь, если не делаешь органы, - хотел было спросить Эрик, но Нейтан ответил раньше, чем он успел сформулировать вопрос. Мальчик обдумал поступившую информацию, отдаленно чувствуя, как с рукой происходят какие-то манипуляции и не зная, на что больше хочет обратить свое внимание - на ощущения или разговор. Согласно кивнул в ответ на требования не  бояться и слушаться. С этим он мог справиться. Во всяком случае, до поры до времени. Смотря о чем его попросят.

- Мне не больно, - доверительно сообщил он, прислушиваясь к ощущениям и больше делясь своими находками, чем пытаясь донести до хирурга что-то имеющее значение, - Но я чувствую твои руки...

Хотя, скорее всего, это были инструменты. Но Эрик не мог этого точно определить. Он не понимал даже, как относится к новому ощущению. Это точно не было болью. Но и приятным чувство назвать было нельзя. Должно быть, так чувствует себя механизм, когда его относят на починку. Механик разбирает бездушный металл, осматривает его и по кусочкам собирает обратно. Совсем, как с рукой. Вряд ли механизм способен чувствовать боль.

- Это интересно... - поделился он еще одним наблюдением, - Как будто рука не настоящая...

Он подумал еще немного.

- А что для этого нужно? - вдруг пришла в голову запоздалая мысль, - Чтобы заставить орган работать? Как... Как он получается живым? И срастается с телом... И в чем смысл, если рука не станет сильнее... Его нужно будет менять? Он может сломаться?

Он поджал пересохшие губы. Что-то с одним из этих вопросов было не так. Искусственные органы явно имели смысл, мысль крутилась в голове, не в силах сформулироваться.

Эрик сухо откашлялся, перебегая взглядом с хирурга на лампу и обратно:

- Почему нельзя сделать их сильнее? Органы... Если они все равно ненастоящие.

Слова, мысли, осознания приходили с запозданием. Как будто бы искусственные органы не имели смысла, если не делали человека лучше. Больше, быстрее, сильнее, чем может сделать его природа. Он понимал, что для некоторых людей ненастоящий орган - это способ выжить. Не понимал только, почему нельзя вносить улучшения, раз уж орган все равно нужно было заменить. Зачем менять старые гремящие подшипники на точно такие же, которые просто не гремят, если самокат все равно разбирать настолько, что можно поставить туда и гравиплатформу.

Он умел разбирать самокат. Может быть, когда-нибудь он и правда смог бы разобрать человеческую руку так же, как делал это сейчас Нейтан. Хотя идея ему не очень нравилась. Улучшение органов казалось чем-то простым. Очевидным. Стоит только понять, как это работает, и станет понятно, как можно это улучшить. Если кости не выдерживают быстрого бега, нужно их заменить. Если мышцы не могут сокращаться достаточно сильно, нужно их упрочнить. Стоит только понять, как вообще создаются части тела, и станет понятно, что с ними можно сделать. Здесь не хватало чего-то сложного. Неожиданного. Необычного.

Эрик мотнул головой.

- Нет... Не хочу делать органы... Это скучно, - со знанием дела протянул он, - Может, если бы можно было... Ну знаешь, - язык заплетался, - Делать людей по-настоящему не такими...

Он и сам не знал до конца, что это значит. Как он собирался влиять на людей. Но просто создание органов упорно казалось ему чем-то недостаточным. Здесь словно не хватало какой-то детали. Но вот какой?

Отредактировано Graverobber (2022-01-17 23:03:04)

— Нейроны, да, — скучающе повторил Эрик, слушая лекцию по биологии, - Я знаю. Мне двенадцать, дядь Нейт... И мой папа врач... - "да и сам я тоже не дурак", - Нейрон — клетка нервной системы, которая обрабатывает, хранит и передает информацию при помощи электрических и химических сигналов... - пронудил он заученный параграф учебника, - Но все-таки, - мальчик дернулся было подняться, ведомый желанием посмотреть в лицо собеседнику и непременно доказать свою точку зрения, но ремни и руки в перчатках быстро вернули его на место. Над ухом зашипел предупреждающий голос медсестры.

- Доктор Уоллес, может все-таки?.. - уточнила она у хирурга, неодобрительно глядя на пациента и намекая на общий наркоз. Местное обезболивание безопаснее, но если парень продолжит дергаться, даже Нейтан Уоллес не сможет ничем ему помочь. Почему с детьми всегда так сложно.

- Все-таки, - увлеченно продолжал Эрик свою мысль, бросив недовольный взгляд в темноту и снова вернувшись к созерцанию ярко светящей лампы над его головой, - Если орган все равно приходится менять... Ну, допустим, вот как мою руку... Если уже все равно не получится оставить его каким есть... Почему бы не сделать его лучше? Зачем останавливаться на том, чтобы просто сделать его как свой... То есть да, круто, конечно, мы теперь можем чинить то, чего не могли раньше, и все такое... И вот научились приживлять органы к нейронам или как там... Но если можно сделать руку настоящей, то почему нельзя ее сделать, ну, например...  При этом более управляемой... Или ловкой... У меня иногда дрожат пальцы, - поделился он своим наблюдением, - Отец говорит, что это мешает мне играть на пианино. Почему нельзя, например, убрать эту дрожь? Ну и дальше уже, конечно, всякие более серьезные улучшения, - если бы не ремни, он бы с важным видом сложил руки на животе, как какой-нибудь профессор, защищающий презентацию. Организм словно бы адаптировался к лекарствам, и голова стала соображать яснее, мысли побежали активнее, а интерес к теме только разгорячил воображение, - Супер-гибкость или, там, сила... А может, улучшенная терморегуляция или красивый внешний вид... Или пересадка кожи на более прочную, которую нельзя порезать, ведь это удобно? А потом постепенная замена кожи по всему телу... Человек станет от этого более бессмертным? Или, если кожа не боится ожогов, например... Наверно это дорого, конечно, отец говорил, что всякие там разработки это дорого... Но ведь у больниц куча денег... И, например, можно сначала давать такую кожу не всем, а, ну например, пожарным или... ААААА!

Руку пронзила дикая боль, Эрик забился в ремнях, инстинктивно пытаясь высвободить конечность, в глазах стало стремительно темнеть, чужие руки придавили его к столу, но он продолжал дергаться, уже не понимая, что он делает, что происходит, ясно было одно - нужно было прекратить это как можно скорее. Здесь опасно, руку прошило болью куда более сильной, чем в первый раз, и сознание заволокло болью и страхом.