Но память упорно не хочет стирать ластиком и то, что въелось в подсознание — призрак Толи третьим лишним маячил на горизонте, словно напоминая: ему нужен я, а не ты. И это выводило из себя больше, чем хотелось признавать, оставляя за собой желание пролить пару слезинок над невысказанной обидой. Ее словно по рукам и ногам связывает тот факт, что все вышло наружу, вдруг становится ясно, что вопреки своим желаниям говорить и воспринимать правду, Света была готова обманываться в отношениях с Сашей. Даром, что это все неправильно, даже глупо. Ей уже не двадцать, у нее есть сын, о котором она должна думать, а это все... ...лишнее.
    Мы рады всем, кто неравнодушен к жанру мюзикла. Если в вашем любимом фандоме иногда поют вместо того, чтобы говорить, вам сюда. ♥
    мюзиклы — это космос
    Мультифандомный форум, 18+

    Musicalspace

    Информация о пользователе

    Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


    Вы здесь » Musicalspace » Фандомные игры » Le parole del passato


    Le parole del passato

    Сообщений 1 страница 30 из 37

    1

    Фандом: Tanz der Vampire
    Сюжет: основной

    LE PAROLE DEL PASSATO
    слова из прошлого

    https://imgur.com/V337FBS.png https://imgur.com/E9hXo94.png https://imgur.com/XeIneMN.png

    Участники:
    Graf von Krolock, Sarah Chagal

    Время и место:
    замок графа фон Кролока, декабрь 1928 года


    Замок окончательно пришел в упадок, деревня неподалеку и вовсе опустела. Граф фон Кролок все меньше уделяет внимания свите, все меньше заботится о пропитании. Оголодавший Герберт и вовсе уехал в соседний город со своим фаворитом на рождественское празднование (по настоянию отца), и впервые за триста с лишним лет вековые традиции оказались нарушены. Но Сара Шагал, давно покинувшая замок в поисках очередного, теперь вампирского горизонта, возвращается в alma mater незадолго до ежегодного бала. Что она там найдет?..

    +1

    2

    «А я вот как умею! А я вот как умеее… Ох, тьма! Сара, ну, не отвлекайся и шевели крыльями, а то опять высоту потеряешь и врежешься в дерево!! Ай…» - мышасто-крылатый аэроплан еврейского происхождения попал в очередную воздушную яму и резко потерял высоту.
    Это было сплошным безумием. Альфред бесился и грозил запереть Сару в кладовке с чесноком и на внутренней стороне двери нарисовать звезду Давида, чтобы только рыжая не смела навостриться в Трансильванию. Сара только пару недель назад внезапно для себя научилась обращаться в летучую мышь. Герберт когда-то говорил ей, что раньше, чем лет через сто ей это явно не светит, а тут вон как – не прошло и пятидесяти!
    Сара, жутко довольная собой, накручивала рыжий локон на палец и лишь смеялась в ответ, говоря, что так получилось, потому что она – еврейка, а евреи, как водится, народ избранный, поэтому всё-то у неё получается. И вообще, ей уж очень хотелось к Графу на бал, ведь последний раз она там была довольно давно. Почему? Ну, знаете ли, когда ты вампир, то добираться без крыльев – своим ходом – это довольно сложный вариант. Люди уже изобрели эту странную летающую машину, но вот до пассажирских рейсов в Трансильванию было явно ещё очень далеко. Впрочем, рыжая знала, что дождётся и этого, и много другого, чем в перспективе манил внешний мир.
    После того, как они с Альфредом покинули замок Графа, перед нею открылся дивный новый мир, полный самых разных чудес. Ей, как простой деревенской девушке, ранее не было известно так много из того, что знали простые люди в других городах и странах, а сейчас мир ощутимо ускорялся в своём развитии, это чувствовалось даже менее, чем за полвека вампирской не-жизни Сары. И это было так увлекательно! Словно губка, Сара впитывала всё новое – её острый, любопытный ум, кажется, был готов вместить настолько много, насколько сама девушка даже представить раньше не могла. И сейчас, накануне ежегодного Бала в замке фон Кролоков, Саре безумно хотелось поделиться со своим создателем тем, что она узнала, чему научилась. Особенно полёт её радовал.

    «- А если ты не успеешь найти укрытие?
    - Альфред, я маленькая мышка! Маленькая, понимаешь? Я могу забиться в любую щель и переждать день! Мне ничего не угрожает.
    - Да, ты говорила то же самое, когда пробиралась в дом того богача, желая им поужинать, а потом…
    - Ну, подумаешь, побегала от охраны! И Альфонсо мне никогда не нравился. И стена была невысока…
    - Метров двадцать! Поэтому-то ты и обернулась мышью сперепугу!
    - Нет! Я обернулась, потому что я избранная!
    - Ты не избранная, ты – безумная!»

    В голове Сары крутился их последний диалог с Альфредом. Нехорошо, конечно, вышло. Но Альфред добрый, он поймёт, примет и простит. Особенно её. А пока… Пока уже вдали замаячили башни знакомого до боли замка. Внутри Сары всё сжалось от восторга и трепета. Или от голода?
    «Хм, сейчас бы подкрепиться…» - не приходилось рассчитывать, что ей много достанется и вообще достанется от новой жертвы фон Кролоков, но тратить время на поиск позднего ужина совершенно не хотелось. И так уже приходилось несколько раз отвлекаться по дороге – новый навык отнимал немало сил с непривычки. Но замок неуклонно приближался и это радовало.
    «Сара, не отвлекайся! Немножко осталось!» - маленькая чёрная тень упорно скользила на фоне звёздного неба и полной луны. Саре было в удовольствие вот так лететь, она бы полюбовалась зимним трансильванским пейзажем, но было некогда. Она уже предвкушала суматоху в замке перед Балом, предвкушала, как обнимет Графа и даже Герберта. Граф, конечно, никогда не был щедр на эмоции, но почему-то  не запрещал Саре обнимать его в порыве чувств. Или просто не успевал увернуться от прыткой еврейки?
    «А Герберт… Ну, он уже, наверное, тоже здесь… Герберт будет ворчать, что я мну его лиловый  бальный наряд…» - маленькая коричневая летучая мышь с рыжим пятнышком на лбу довольно щурилась, и совсем не заметила
    «Ой…» - она снова просела в воздухе и неосторожно чиркнула крылом старую черепицу, которая тут же посыпалась вниз. Посадка вышла не очень мягкой: Сара решила залететь в открытое окно башни. Это было очень кстати. Но едва она обратилась в человека и свесила ноги внутрь, как поняла, что стоит по щиколотку в сугробе.
    - Эм… Что-то Куколь совсем распоясался, - пробурчала себе под нос девушка, но испортить настроение от того, что она, наконец, прилетела, ей ничто не могло. Или могло?
    - Эй! – крикнула Сара, выходя из башни в коридор.
    Старая дверь всегда скрипела, но в этот раз отворилась как-то совсем неохотно. И вот тут…
    «Странно, в ближайших деревнях все свечи закончились?»
    Коридор встретил тишиной и темнотой. И не просто тишиной, а вот той, которая висит  воздухе вместе с запахом пыли и ощущением… запустения?
    «Нет, быть не может!» - испугано подумала Сара. Если б её сердце билось, оно забилось бы чаще, тревога набросилась на девушку, заставляя замереть от ужасной мысли о том, что её дом разорён и покинут. Впервые за долгое время Сара вновь ощутила себя человеком – простой девушкой, жутко напуганной и одинокой, а тревога всё сильней впивалась своими когтями.
    - Кто-нибудь! – голос дрогнул – Граф? Граааф!!!
    Сара сорвалась с места, буквально влетая в холл. Всё так же тишина, темнота и запустение. Темнота не мешала ей видеть, куда страшнее было то, что она видела в этой темноте. Куколь, конечно, не славился любовью к образцовому порядку: паутина и пыль всегда были частью обстановки, но сейчас. Сложно, конечно, было назвать замок фон Кролоков жилым, но, Сара была готова поклясться, у него на кладбище и то было «живее» и веселее, чем сейчас. Особенно, чем сейчас – перед Балом.
    Она остановилась посреди холла, оглядываясь, и закрыла дрожащие губы ладонью. Она прекрасно помнила… Воображение, словно призраки былого, вытаскивало из памяти образы, звуки, слова из прошлого, что наполняли замок.
    «Неужели Граф мог позволить это?» - ей упорно не верилось, - «А если с ним что-то случилось?»
    - Граф, где вы?
    «Надо найти… Его… Кого-нибудь… Что-нибудь.. Надо понять, что случилось» - и Сара растеряно побрела по одному из коридоров…

    Отредактировано Sarah Chagal (2021-08-14 15:09:12)

    +1

    3

    Тишина окутала замок в горах. Она и прежде была его неизменной спутницей долгие годы и столетия, но никогда прежде тишина не была столь глубокой, столь всеобъемлющей, столь... мертвой. Она оглушала, окутывала непроницаемым коконом, проникала всюду и царила как единственная владыка местных земель. Куда могущественнее, нежели граф фон Кролок, мертвый бог опустевших дьявольских кущ. Все ушли, а граф, как капитан потонувшего судна, еще стоял у прогнившего штурвала, не веря, не надеясь, не желая.
    Его последней радостью, подловатой и мстительной, был недвижный сон большей части свиты. Оголодавшие, измученные, растерянные, запуганные, они месяцами не покидали своих убежищ и в конце концов замерли на грани смерти высохшими статуями, равнодушные ко всему, что прежде их заботило и волновало.
    Его последним утешением был Герберт. С тех пор, как у сына появился новый фаворит, тот словно обрел новую жизнь, как бы нелепо это ни звучало в их ситуации. Кролок не верил в любовь со стороны виконта, зато вполне допускал, что Анри-Филипп Ру очарован достаточно, чтобы не терять этого чувства еще пару десятилетий, которых хватит, чтобы Герберт нашел себе новое пристанище в мире. Более сытное, более надежное, более... современное, чем рушащийся на глазах замок, что навеки останется незыблемым оплотом отцовской разрушительной любви. Герберт всегда сможет вернуться сюда и найти покой в древних подвалах, если что-то пойдет не так.
    Его последней спутницей была тишина. Она стояла рядом, касалась его плаща, целовала руки и обнимала, обещая забвение. Смешно и пусто - он искал бога, он верил в бога, он неосознанно чтил даже мертвого бога, забывшего своих отпрысков, а теперь остался единственным господом истлевшего в прах мира, и легкое дуновение ночного ветра разрушало его, постепенно унося мельчайшие невесомые частицы в небытие. Богом-покойником, равнодушным и опустошенным, рожденным из света и готовым во свет вернуться.
    Когда встанет солнце.

    Он не знал о возвращении Сары - крохотная летучая мышь прилетела с запада, в то время как граф фон Кролок стоял на верхнем этаже восточного крыла, частично осыпавшегося, с прорехами в полах и потолках, куда человек и ступить бы не посмел, и взгляд его был устремлен за темный горизонт, где незримо, но неотвратимо ворочался и надвигался пламенно-слепящий шар, несущий жизнь, несущий смерть.
    Впервые за последние триста лет никто не появился в бальном зале, и Кролок с болезненным удовлетворением подумал, что это знак. Пришло время поставить точку - в полном одиночестве, пока Герберт в отъезде, пока все, кто мог бы прошаркать по пыльному полу менуэт или аллеманду, впали в анабиоз, потеряв остатки надежды и всякий страх перед своим господином, пока весь мир замер в ожидании рассвета.
    Даже жажда приутихла, склоняясь перед обреченностью, хотя Кролок уже давно не пил свежей крови. Пальцы его истончились и усохли, щеки втянулись, делая лицо похожим на череп или посмертную маску. Глаза запали глубоко, и черные тени пролегли под ними, вбирая в себя мрак то ли из проклятой души графа, то ли из подземелий замка, где живые покойники уже не отличались от мертвых. Вечность текла ядом по его венам, и окончательная смерть виделась избавлением. Царит над миром тьма...
    ...и голос пронзил эту тьму.
    Граф не сразу понял, что это ему не померещилось - настолько плотной стеной стояли вокруг него призраки прошлого, обрывки воспоминаний и невесомые полустертые образы. А когда понял, то растерянно сморгнул, возвращаясь в нежданно наполнившуюся реальность. Сара? Что она здесь делает?.. Забавно, что один-единственный гость на его мысленном прощальном балу все же появился - тот самый, что однажды покинул его, не дождавшись финала. Как будто незакрытый гештальт не давал ей покоя, этой рыжей бестии. Разумеется, она сбежала из замка одной из первых, прихватив свой извечный хвостик, этого влюбленного студента, испившего истину не из того грааля. Граф, уже начавший свое погружение в безмятежную вечность, не стал противиться. Его царство умирало, и если по итогу в нем будет меньше трупов, чем ожидалось, не все ли равно...
    Час почти настал.
    - Sei bereit, Sternkind. - Голос Кролока был тих и слаб, но просочился сквозь дыры в полу, сквозь анфилады комнат и коридоров, и едва слышным шелестом лизнул рыжий завиток над ухом Сары.

    +1

    4

    Вот так ты однажды понимаешь, что вся твоя жизнь и не-жизнь вместе с нею вдруг стала историей... Прахом, пылью, далёким прошлым, что поросло быльём... Прошлым, оказывается, настолько уже далёким, что становится страшно взглянуть в глаза правде - твой привычный мир рухнул. И, нет, его разрушили не люди, его разрушил иной враг - злой и беспощадный, и имя ему - Время. Время... Затаив обиду на то, что тебе удалось обмануть его перед лицом Вечности, оно отняло у тебя сперва твой первый дом - таверну отца и отняло мать. Но ты, опьянённая жаждой крови, не восприняла эту угрозу всерьёз. И тогда, почуяв шанс разжиться на девичьей беспечности, время закрутило-завертело тебя в своём завораживающем беге... И... Нанесло удар из подтишка! Как можно отнять неизыблемое? Как Времени отнять Вечное? "Никак!" - скажешь ты, упрямо тряхнув кудрями. Ах, Сара... Наивная Сара!

    Она никак не могла понять, что тут произошло. Бродила из комнаты в комнату, словно приведение. Только приведение прозрачно-белое, а Сара была одета совершенно иначе: алая шёлковая блузка, сверху коричневая куртка с лисьим воротником и, о, ужас, брюки, но так ей было удобнее. И красные сапожки. Она так хотела показать их Графу, напомнить. А что теперь? И чем больше она понимала, что не было здесь вторжения людей, как рисовало ей воображение, тем больше взволнованное желание куда-то бежать, кого-то спасать, казнить и миловать отходили на задний план. На их место пожаловала безысходность.
    "Неужели всё кончено? Но как же так? Как?" - по кругу бежала мысль, отражаясь в огромных тусклых зеркалах, всхлипывая в сквозняке длинных коридоров и разлетаясь на миллиарды точно таких же мыслей и мыслишек, что поднимались в воздух с облаками пыли.
    Ноги сами принесли её в ванную. Темно, тихо, пахнет пылью, а не привычной влажностью, перемешанной с ароматами пены для ванны. Они с Гербертом раньше любили бывать здесь, иногда ругаясь всерьёз и в шутку за право первой очереди. Теперь в темноте сиротливо виднелись покосившиеся пустые полки. А раньше они радовали глаз стройными рядами вкусно пахнущих пузырьков...
    "А здесь лежала когда-то моя губка обычно..." - девушка провела тонкими пальцами по полке. На кончиках ощутимо осталась пыль. И её воспоминания тоже стали пылью. Сара грустно улыбнулась, присела на край тяжело скрипнувшей ванны и уставилась в одну точку, пытаясь собрать в своей рыжей голове все свои мысли.
    Заблудившись в коридорах собственной памяти, где каждый закуток замка хранил сном воспоминаний, Сара даже позабыла, что во что бы то ни стало хотела найти Графа. Ну, или хотя бы то, что от него осталось... Он не мог не встретить её. Он хозяин этого дома и он бы явился. Обязательно явился, даже если бы Сара чем-то его обидела, то явился бы хотя бы поглумиться над нею, но не вот так. Она была готова смириться с чем угодно, с холодностью, презрением, но не с тем, что Графа нет.
    "Что же я здесь сижу?" - очнулась Сара, - "Может, он всё-таки в своём кабинете?".
    Нет, безусловно, был и склеп его, и кладбище, где ещё можно было попытаться найти следы присутствия фон Кролока, но Сара, признаться, боялась идти туда. Она боялась и там его не найти. Что ж, кабинет, как и дверь в него, не отличались существенно ничем новым от предыдущих помещений в том отношении, что не вносили и крупицы понимания того, что случилось.
    - Граф? - почему-то вдруг тихо позвала Сара. Ей хотелось, чтоб он был где-то рядом, но попросту не услышал её. Хотя, как вампир может не услышать? Какая нелепость! Но так хотелось верить в неё!
    Почему-то именно в стенах этого кабинета Сара наиболее чётко могла себе представить Графа ещё живым. Как он зажигал камин, брал с полки самые нужные книги, садился в кресло за стол... Сара следила взглядом за воображаемым высоким, стройным и черновласым юношей, его щёк ещё не коснулась смертельная бледность, но взгляд уже был тот самый. И следом за воображаемым Графом Сара повторила тот же путь и села за стол в кресло. Здесь вот так она никогда не сидела раньше. Откинулась на спинку стула, сморгнула морок собственного воображения и огляделась.
    "Сара, это бессмысленно! Его здесь нет. Смирись"
    Обречённый взгляд скользнул по столу. Некогда шикарный стол из полированной древесины  выглядел теперь удручающе дряхло. Полировка почти слезла, появились трещины, а ящики и вовсе рассохлись и покосились. От нечего делать, Сара потянула из один за другим на себя, но они были пусты. Если не считать уже мумифицированный трупик мыши во втором ящике. Третий - тоже пуст, только пыль...
    "Если граф и хранил..." - додумать девушка не успела потому что услышала лёгкий шорох. Присела. Взгляд выловил из тьмы лежавший на полу тонкий и пожелтевший клочок бумаги.
    "Хм... наверное, застрял где-то между ящиками, а теперь выпал..." - осторожно подбирая его с пола, девушка задумчиво разглядывала его, но чернила практически не сохранились и сложно было что-то прочитать, лишь какие-то отдельные слова, если не знать, кто и что там писал когда-то.
    - Может, на просвет получится. Луны хватит... - Сара подошла к окну и отдёрнула штору.
    Где-то там на линии горизонта... Нет, не так. Где-то там проступила линия горизонта из тьмы. Значит, рассвет уже не за горами. Сару до сих пор внутренне передёргивало от ощущения страха перед рассветом.
    "Надо бы спуститься в подвал".
    Но тут взгляд упал на кладбище за окном. Оно изменилось. Оно стало совсем неживым и довольно давно, судя по его окончательной запущенности.
    - Ох, тьма! - выдохнула Сара.
    Из глубины того, что люди называют душой, а вампиры, пожалуй, сущностью, родилось последнее и отчаянное:
    - Граф, ну, где же вы? - произнесла Сара, не в силах оторваться от кладбищенского пейзажа. Она столько лет рассматривала его с крыши!
    И тут, вдруг, словно голос из прошлого, донеслись слова, вмиг всколыхнувшие всё внутри. Она не могла не узнать их! Не могла не вспомнить этот голос. Сара вдохнула и замерла на долю мгновения, прислушиваясь, пытаясь понять: не померещилось ли. А потом вопреки желанию оказаться в подвале, ступила на подоконник, распахивая окно. Ворвавшийся ветер взбил одним рывком кудри на рыжей голове. По инерции Сара сунула найденный листик в карман куртки. И через мгновение, заложив вираж, вверх взмыла маленькая мышка, нервно хлопая крыльями и облетая замок.
    И вот... Вот Он! Такой знакомый и родной силуэт, стоит там наверху и смотрит на горизонт, будто ждёт.
    "Но чего?"
    Как на могла не заметить? Сара чуть не задохнулась он нахлынувших эмоций и даже не отдавала себе отчёта, что она просто не могла его видеть раньше, подлетев с другой стороны замка.
    И вот, словно маленький снаряд, на всей скорости в грудь Графа влепилась маленькая летучая мышка и, что-то отчаянно пища, полезла наверх, к плечу, цепляясь за его плащ. Наконец поняв, что мышино-вампирского разговорника не изобрели, Сара перекинулась обратно в человека, стоя перед Графом.
    - Как это понимать?! - голос Сары звенелиспугом и злостью, - Как. Это Понимать. - настойчиво повторила Сара, пытаясь достучаться до фон Кролока и заглядывая в его глаза. Перемены во внешности были заметны глазу и оттого пугали:
    "Он вечен! Он не должен меняться!"
    - Где бал? Что происходит? Почему вы здесь?! Граф!!! - Сара вцепилась в его плащ и, казалось, ещё мгновение, она его просто встряхнёт, как провинившегося мальчишку. Но Сара вдруг замолчала, понимая, что впервые за очень много времени ей хочется плакать, как маленькой. Она уткнулась лицом в его грудь, прижимаясь, обнимая, пытаясь унять ураган эмоций, и прошептала:
    - Я испугалась. Испугалась за вас. Простите...
    Голос дрогнул. Рыжая подняла взгляд на Графа, но не отпустила, ожидая хоть слова, хоть взгляда, лишь бы только он был и помнил её.

    Отредактировано Sarah Chagal (2021-07-29 23:48:06)

    +1

    5

    Если его и могло еще что-то удивить в тленном опостылевшем мире, то, пожалуй, только это — маленькая летучая мышка, врезавшаяся ему в грудь, крохотное существо, единственное живое в вымершем замке. Себя он к тем, кто тревожит вечный покой, уже не относил. Граф проводил ее взглядом, в какой-то момент пальцы его дрогнули, чтобы придержать лихорадочно карабкающуюся зверушку, но руки он так и не поднял, хотя нисколько не сомневался, кто именно звал его в мертвой пыльной тишине, и кто сейчас карабкается по его изветшалому, некогда великолепному плащу.
    Сколько ей после обращения?.. Тридцать? Сорок? Шустра, ох, шустра. В былое время требовалось куда больше лет, а то и десятилетий, чтобы найти в себе силы перекинуться. Ему самому было, кажется, под девяносто или и того свыше, когда он неожиданно обнаружил, что может становиться летучей мышью. А теперь вот, значит, можно и раньше. То ли она слишком настойчива, то ли перемены в мире затрагивают и вампиров, но факт остается фактом — новое, неясное, непознанное обступает их оплот мертвой вечности со всех сторон, подбирается все ближе. А у графа фон Кролока нет ни сил, ни желания, ни интереса разобраться. Он слишком стар — и морально куда больше, чем физически. Он почти ничем не отличается от собственного замка, а тот уже давно лишь реликт, бесформенный и рассыпающийся в прах.
    Мысли текли медленно, лениво, точно тоже загустели, высохли, умирали. Кролок не изменился в лице, когда мышка превратилась в рыжеволосую девушку, такую же, какую он выманил из отчего дома много лет назад, сменяв ее доверие на старую шаль, красные сапожки и туманные обещания. Она утеряла человечность в облике, распрощалась с наивностью, изрядно развила практически лисью природную хитрость, но он видел глубже — ту самую Сару Шагал, которой хотел очаровываться, которой лгал, как и самому себе. Ее как фантом, ее как крохотное зернышко внутри. Ванна, пена, губка, мечты о свободе. Что ж, за великолепные пустоши горизонта пришлось отдать не только жизнь.
    Губы его напряглись, исказились в горько-ироническую бледную усмешку, куда более красноречивую, нежели слова, но Кролок неожиданно понял, что стоять скалой под ее ударами непросто — настолько он ослаб за последние годы, настолько утерял привычную незыблемость. Что она видит? Труп, обтянутый сухой тонкой кожей? Таким он должен был стать три сотни лет назад, сразу после того, как сообщил новость той, ради кого поплатился жизнью, душой, родом. Тень некогда импозантного загадочного аристократа, за которым наивная простушка пошла, не оглядываясь. Смерть от смерти твоей.
    Он поднял руку как будто с усилием, коснулся рыжих разметавшихся волос — пламя, истинно пламя, вспыхнувшее на черно-серо-белом пепельном пейзаже. Будто предзнаменование. Собственная рука казалась ему дланью призрака, бледной и словно бы полустертой на фоне ее огня.
    — Егоза, уже получила крылья. А юный студент опять отстал? — В голосе его не было интереса, лишь полное безразличия ожидание правоты. — Бал окончен. Предсказание сбылось. — Граф прикрыл глаза, почувствовав укол ностальгии — это он говорил в ту ночь, когда привел ее, полную жизни и крови, в бальный зал на растерзание несчастной голодной свиты, так и не успевшей отведать ни капли. Только его бравада перед свитой не имела ничего общего с настоящим предсказанием, которое он нес в себе целую жизнь — несколько человеческих жизней.
    Быть может, если б Эльфрида смолчала, все получилось иначе. Быть может, он сам подспудно ждал воплощения ее слов и сделал все, чтобы они стали правдой. Что толку теперь думать об этом... Кролок не думал. У него была вечность на осмысление возможных вариантов, но все они были лишь воображаемыми. Безжалостная истина скалилась из пыльной, пахнущей влажным камнем темноты.
    — Здесь больше ничего нет. Только эхо, обрывки воспоминаний и призраки прошлого. Зачем ты вернулась, дитя?..
    Это... прозвучало почти заботливо. С той ноткой видимого неравнодушия, которое Кролок мог подпустить в свой голос словно нарочно, опять играя с Сарой. Только теперь ему было нечего от нее получить, и оттого игра становилась бессмысленной.

    +1

    6

    Холодный и твёрдый, словно могильное надгробие, возведённое самому себе и лишь дожидающееся часа, чтобы спустя несколько сотен лет, занять положенное место, пожалуй, так можно было бы охарактеризовать графа фон Кролока, если бы не одно маленькое "но"... Для мышки, которая в него так отчаянно врезалась Он был Создатель. Не любовник, не пища, не просто объект для развлечения, а именно Создатель, что для самой Сары значило гораздо больше, чем родственные отношения со своим настоящим отцом - Йони Шагалом. Её собственная ли блажь или всё же реальное наличие связи между создателем и его творением? Сара никогда не вникала в эти причинно-следственные связи, она просто поддавалась им, влекомая (не без удовольствия) невидимыми глазом нитями к тому, кого и знала всегда, как памятник самому себе. Для неё Кролок никогда не был иным, она не видела в нём мужчину, как такового, она видела в нём рок, фатум, судьбу, обещание вечности - называйте, как хотите, но в этом мистическом образе графа никогда не было места романтике. Да и уж чего-чего, а вот романтики он ей, в отличие от Альфреда, не обещал никогда. Даже ещё в период её человеческого существования. Вот что угодно, но не романтику. Так что в этом отношении рыжая еврейка иллюзий не строила, однако...
    - Ему, как всегда, надо всё просчитать, прежде чем хотя бы попытаться, - едва заметно кивнула Сара.
    Едва ощутив прикосновение, она горько улыбнулась, прикрыла глаза и замерла. Ей не хотелось говорить об Альфреде сейчас. Не такой уж и юный студент с его наукой казался совершенно неважным в свете того, что происходило здесь и сейчас. Ей было страшно, очень страшно. Так, как не было даже в ту ночь после её первого бала, когда казалось, что она вот-вот замёрзнет в лесу на руках у Альфреда. Она чувствовала, как перестаёт биться сердце, замедляясь, как тяжелеют веки и меркнет свет перед глазами. Но, оказалось, за той чертой её ожидала вечность. А за этой чертой, перед которой стоял граф... Что там было? Ничто. Пустота. Неизвестность. И это пугало. Пугало потому, что Сара считала себя частью фон Кролока, и никак не могла позволить, чтобы его вдруг не стало. А он - он мог. Он решил. Она это видела в изменившемся лице, в его глазах, где уже зияла надвигающаяся пустота. Даже этот его неожиданно ласковый жест напоминал прощание.
    - Не-нет-нет-нет, - Сара снова замотала головой, то ли от его слов о предсказании, то ли пытаясь отогнать собственный страх, - Вы не понимаете... Вы не видели, - она усилием заставляла себя говорить медленнее, боясь, что фон Кролок её попросту не поймёт, не услышит то важное, что она хочет сказать.
    - Вы не видели этот мир. Он меняется. И меняется очень быстро. Альфред говорит, что не пройдёт и сотни лет, и мы даже не узнаем прежний мир. Он уверен, нам, вампирам, будет проще. И я тоже уверена, граф. Слышите? - она продолжала одной рукой вцепляться в плащ, а второй осторожно и ласково скользнула по его широкой, холодной и бездыханной груди. Этот "камень", "памятник" ей был важнее и нужнее всех.
    - В мире столько нового. Вы даже не представляете! Это кружит голову людям, и они теряют страх. Вы ни за что не поверите, чем я занимаюсь, - усмехнулась Сара, - Давайте спустимся вниз, прошу! Я столько хочу вам рассказать... Мы обязательно устроим новый бал. И не один! Вы нужны мне, граф. Мне нужен наш бал! К чёрту все предсказания! - она не отводила взгляда от лица фон Кролока, но то была не прежняя заворожённость юной и живой девы. Сейчас она видела в этом лице значительно больше и пыталась уловить хоть тень тех перемен, которые хотела заронить словом. Но было ли этого достаточно, Сара не знала. Она хотела бы знать графа лучше. Понятно, как с Альфредом, конечно, не выйдет, ведь студентом как-никак, а крутить она умела, но вот сюда бы хоть десятую часть её этой способности, чтобы только отстоять фон Кролока перед неизбежно надвигающимся рассветом.
    - Я пришла за вами. И я вас не отдам, - тихо, но решительно заявила Сара, показывая клыки. Ей было страшно, но рыжая знала, что без графа с крыши не спустится.

    +1

    7

    Просчитать прежде, чем попытаться... Кролок на несколько мгновений отвел взгляд от Сары, наблюдая фантомы прошлого - те ночи и дни, когда двое отчаянных ученых шастали по его замку в поисках собственной смерти. Забавное было время. Ему тогда казалось, что он стоит на самом краю безграничной скорби, однако в действительности дошел до него только сейчас. А если бы Альфред поддался, пошел за воображаемым Граалем, отринул страх... едва ли это что-то изменило бы в итоге. Только свите, пожалуй, досталось бы больше крови, и никому не пришлось бы метаться по окрестностям замка в поисках беглецов. Сара задержалась бы в замке, не убежала, будь ее воля. Но воли в ней оставалось так же мало, как и крови, когда граф фон Кролок позволил рыжеволосой прелестнице дышать, жить, танцевать. Он позволил, а Альфред - нет. И в этом тоже была своя ирония.
    - Что-то должно оставаться неизменным. Иначе мир рухнет. - Он существовал с этой мыслью долго - годы, десятилетия, столетия, - но всерьез начал осознавать ее истинность лишь теперь. За то время, пока он выбирался в мир, скрупулезно подмечая незначительные метаморфозы, тот не изменился и на йоту в сравнении с последними десятилетиями. Хоть Анри-Филипп Ру и привез им крохотную часть, этого было достаточно, чтобы Кролок чувствовал пугающе резкое отторжение. Прежде мир менял обличье, обрастал какими-то деталями, изредка что-то изобреталось, но в целом все нити, управлявшие жизнью и людьми, были теми же. Теперь... Кролок допускал мысль, что, быть может, и сейчас они все те же, просто сокрыты под наносным, громким и прогрессивным. Однако интерес его, долго тлевший искрой, окончательно угас, и пропасть между старым миром и новым казалась непреодолимой.
    А она, эта рыжая бестия, эта наивно-хитрая шустрая лиса, щебетала ему, не замечая, как с каждым словом подталкивает его в бездну. Граф слушал и ощущал все большую обреченность, такую же беспросветно-черную, как зимнее небо незадолго до рассвета. Нет интереса, нет желания, нет смысла искать под диким, шумным, бурлящим новым привычное старое. Нет сил и стремления. Его мир истончался и исчезал, а тот, который шел на смену, казался совершенно чуждым. Если кто-то умудрится выжить в нем, если и впрямь найдет себя и сумеет подстроиться - пусть. Что это может получиться у Сары, Кролок, пожалуй, даже почти верил. И сама не пропадет, и вечно юного студента за собой потянет - как в ту ночь, когда они оба вернулись в замок после сорванного бала и при этом сумели задержаться на пару десятилетий, чтобы снова сбежать, теперь уже по-настоящему.
    - В этом и дело, дитя. Я не хочу видеть этот мир. И не хочу не узнавать. - Голос Кролока звучал глухо и тихо, лишь отзвуком былого безграничного величия, но в нем не было и тени сомнений.
    Мир прошлого умирал, терялся под оглушающей новизной, и граф, будучи его частью, должен был остаться там же. Несмотря на жар эмоций рыжей вампирши, несмотря на ее убежденность, несмотря на готовность принять все грядущие изменения, подстроиться под них и сохранить самое себя. Он умолк, будто повинуясь руке Сары на своей груди. А потом, словно тоже ей подчиняясь, заговорил чуть изменившимся тоном - увещевателя, заклинателя змей, обманчиво-искреннего наставника.
    - Куда ты вечно спешишь? Наберись терпения, у тебя еще будет возможность представить этому новому миру графа фон Кролока. - Он накрыл ее ладонь своей и сжал, удерживая Сару рядом, словно собираясь сделать ее своей соучастницей, забрать с собой. Первые лучи обожгут ее белоснежную кожу, затопят нестерпимой болью решимость, умерят пыл и, возможно, даже не испепелят в прах, если Кролок успеет взмахнуть плащом, дав ей пару мгновений, чтобы исчезнуть. Ей выбирать, познать ли мир, который обещает Альфред, или уйти в небытие вслед за создателем. В миг, когда ей придется принять решение, сам он уже не сможет повлиять ни на что. Глаза уже начинало жечь, когда Кролок устремил взгляд к побледневшему горизонту и договорил будто нехотя: - Герберт слишком долго был виконтом.

    +1

    8

    Весь этот мир затягивал Сару в свою круговерть, словно в безумный танец на балу Вечности. Он пьянил и очаровывал своей лёгкостью и новизной. Что-то схожее Сара испытывала на балу у фон Кролока, но она была слишком слаба, чтоб оценить сполна тот "праздничный бал", что был дан в её часть, а остальные танцующие были в большинстве своём уж очень неторопливы, словно ожившие трупы. Впрочем, чего уж стесняться: таковыми вампиры и являются, но голодная свита - плохие партнёры, как для танцев на балу у Кролока, так и для танцев на балу у Вечности.
    А ей так хотелось принести всем им добрую весть, стать своего рода Мессией: рассказать о том, что у настоящего новые правила, которые позволят им, вампирам, жить более свободной жизнью. И более того, что вампиры, возможно, смогут встать на ступень выше людей, не поработить силой, но влюбить в себя, заставить покориться через восхищение, ведь люди уже начали в своих книгах романтизировать образ вампира. Ле Фаню, Стокер... да и многие другие вдохновлялись теми, кто ищет крови. Это было так забавно, но так на руку всем вампирам. И Сара хотела, чтобы вдохновлялись и Им - её создателем. Не только с неё писали картины, но и с Него, чтобы в глазах жертвы, словно в зеркале, можно было отражаться и разглядеть там не только ужас, но и восхищение.
    - Вот именно поэтому вы должны остаться! Вы то, вы тот, кто должен существовать вечно над всеми нами и ими - людьми! Вы!!! - Сара вцепилась в старый камзол так, что ещё немного и тот мог затрещать на фон Кролоке. Но шансов на то, что они быстрее вместе сейчас сгорят на восходе было ещё больше, так что стало сосем не до церемоний.
    - Где ваш Герберт, чтоб черти его драли?! Где?! - рявкнула Сара прямо в лицо графу, совершенно не скрывая собственной злобы. Она не хотела умирать, но если так изволил Граф, то она уйдёт вместе с ним, только не мирно и спокойно, а как следует выговорится в еврейской манере собственной давно почившей матушки. Путь хоть это как-то скомпенсирует те оставшиеся несколько мгновений и скорую гибель. Сара была настроена решительно, чтоб фон Кролок, если не передумал, то хотя бы пожалел напоследок о своём решении взять Сару с собой в последний путь. Она чувствовала его прикосновение и внутри всё обрывалось, ведь она прилетела не проститься.
    Нет, спустя столько времени, она обожала виконта и все его замашки, хоть и не перестала изредка подкалывать, иначе вечность стала бы слишком скучна, но виконт шёл в комплекте с отцом и никак иначе.
    "Он бы ему сейчас голову его темноволосую открутил!" - зло подумала Сара. Картина того, как виконт, ставший графом оплакивает останки отца над запоздалой могилой никак не складывалась, потому что он такого безобразия не позволил.
    - А нету! Зато я тут! И это вы при мне позволяете себя так вести?! - Сара аж ножкой топнула. Снег на перекрытии ветхой крыши тревожно всколыхнулся, как и многовековая пыль под крышей.
    - Он не позволил бы вам. И я не позволю! Нечего! Обращайтесь в мышь и летим. Поговорим внутри.
    Она обернулась через плечо, кожей и всем нутром чуя приближение дневного светила. Так хотелось взглянуть на него после стольких лет! Но нет, она знала, что это слабость, и желание, порождённое этой слабостью, станет для неё последним. Она снова обернулась на Графа, заглядывая в его безжизненные глаза, в которых не было ни интереса, ни жажды.
    "Плооооохо дело"
    Жаль, ни укрыть, ни спрятать она не могла своего создателя.
    - Ну, же! Ну! - она встряхнула его, умоляя, вцепляясь до побеления костяшек изо всех сих, - Позвольте рассказать! - то просит, - Ну, что вы стоите?! - то упрекает, - Ну! Чурбан бесчувственный! - рыкнула Сара, чувствуя полнейшее бессилие над ним. Она была сейчас его сильнее физически, но унести мышью графа в человеческом облике явно не смогла.
    "Это вам не курей воровать ради смеха..."
    Да и времени совсем не осталось.
    Какой-то частью разума Сара уже начинала думать, что сказать на прощание своему создателю и о том, что прав был её Альфред, её милый-милый и самый лучший вечный студент. Но фон Кролок... Он её Создатель, он всегда был и есть для неё самым важным в её не-жизни. И как же он может так с собой и с ней? Как? Это ведь нечестно!
    "Был. Есть. И будет"
    - Граф, я... - казалось, Сара вот-вот заплачет, глядя ему в глаза, но вместо этого она зажмурилась,тряхнула рыжими кудрями, словно маленькая девочка, и что есть дури снова топнула, не отпуская Графа, но и ни на что не надеясь. Замок словно бы вздрогнул, пробуждаясь ото сна, захрустел старой крышей и под двумя фигурками разверзлась тьма, принимая их в своё нутро и погребая под пылью и обломками...

    Отредактировано Sarah Chagal (2021-12-07 23:58:11)

    +1

    9

    Существовать вечно над вампирами и людьми... Вероятно, когда-то Кролок этого хотел. Не изначально, не стремясь к этому своей сущностью, а вынужденно, окунувшись в проклятие, в ночь, в вечную жизнь, которой он не просил и к которой не рвался. Жестокая ирония, бессердечная предначертанность. Стоило ли прервать все еще в те светлые дни, когда тетка Эльфрида предрекала ему ужасное будущее? Стоило просто закрыть глаза и шагнуть со смотровой площадки у шпилей замка?.. У него никогда не хватало духа это сделать. Пришлось ждать почти четыреста лет, чтобы подойти к самому краю, не ведая ни страха, ни сожаления, чувствуя лишь апатию и усталость. Он сам затянул бесконечное "сегодня", так и не сумевшее перейти в "завтра". Пока весь мир рождался, умирал, менялся и искал что-то новое, граф фон Кролок лелеял свое разочарование, наслаждался черной меланхолией и пестовал стылое одиночество. Существовать вечно и властвовать - приходилось желать и этого в поисках хотя бы толики смысла, скрытой за бесконечной чередой ночей, за бесконечной чередой жертв, одной из которых стала дочка хитрого еврея. Должна была стать.
    Она кричала, она звала, она пыталась достучаться, но лишь пыльное эхо, заблудившееся где-то между обветшалых стен замка, могло ей ответить. Граф только покачал готовой - коротко, слабо, будто болванчик, отозвавшийся механическим движением на слишком интенсивное воздействие извне.
    - Герберту нельзя это видеть. Тебе - можно. - Что-то садистское мелькнуло в его глазах, когда он отвел взгляд от впитывавшего краски горизонта и посмотрел на Сару. Одно мгновение, которое ей удалось украсть у надвигавшегося рассвета. Мгновение, полное жестокости, отчаяния, готовности сделать шаг в бездну и узнать с опозданием на несколько сотен лет, что скрыто за пеленой, откуда не возвращаются. Что в действительности означает смерть, с которой Кролок заигрывал столько времени и чьим глашатаем себя считал. - Ты так жаждала заглянуть за горизонт, дитя. Почему не хочешь сейчас?
    За горизонтом ворочалось выжигающее все и вся солнце, огромный пламенный диск, готовый принять в себя две запоздавшие проклятые души. Не о чем было говорить, нечем было реагировать на ее напор. Кролок ощущал себя высушенным до самого нутра покойником, слишком долго пролежавшим в саркофаге, что и уберегло оболочку от тления. Ничто в нем не отзывалось на эмоции Сары, на ее справедливую злость, на участие, на жажду спасти его, на упорство и даже ярость. Некоторые качества он когда-то находил прелестными, но даже само воспоминание об этом истончилось и готово было исчезнуть вместе с ним.
    Не случилось. В тот момент, когда солнце расправило свой первый луч и вонзило его кинжалом туда, где только что стояли Кролок и Сара, изветшавшее перекрытие древнего замка проломилось и рухнуло вниз под весом двоих, не успевших сгореть. Еще проем или два они пролетели, почти не задев зияющий дырами пол, затем с силой проломили очередное кое-как латанное деревянное перекрытие и в конце концов рухнули на добротную каменную кладку на полу одной из небольших комнат, в которой прежде Кролок бывал довольно часто. Окна, намертво забранные тяжелыми ставнями и плотными выцветшими до серости гобеленами, не пропускали ни толики света, и это уберегло двух вампиров от зари, привычно позолотившей шпили замка.
    Удар о камни получился такой силы, что боль вспышкой ослепила Кролока - он давно не испытывал ничего подобного, и не ожидал, что придется. Неприятно хрустнуло где-то в районе ребер и в левом плече - иссохшие хрупкие кости не выдержали нагрузки и надломились, и Кролок с отстраненным удивлением подумал, что заживать они будут долго. Ни капли человеческой крови в замке не было. Не было даже привычного Куколя, очередного слуги-горбуна. Последний погиб от укуса, как и подобает служителю вампиров, и с тех пор уже несколько лет граф медлил, сомневаясь, стоит ли пытаться завести нового. При мысли о поиске и обучении на него наваливалась усталость, испытывать которую вампиру едва ли полагается.
    Стряхнув не пострадавшей рукой с лица пыль, Кролок тяжело приподнялся на локте, чувствуя, как все тело ноет и жаждет покоя. Сейчас он как никогда ощутил себя старым, древним, как будто все прожитые под луной годы навалились разом и придавили его к каменным напольным плитам, пытаясь истереть в пыль. Высоко вверху, сквозь проломленные проемы, мелькнул обжигающий свет, вынуждая Кролока перевести взгляд ниже, на стену напротив, и увидеть то, на что он не собирался смотреть больше никогда.
    - Мертвый бог пал. - Его голос тоже был пыльным, надтреснутым, как старые кости, но обращен был определенно к Саре, которой полет наверняка дался гораздо легче - выпитая кровь дарила ей силу, гибкость и быстрое восстановление. И... вероятно, не только к ней. - И моя власть над частью этого мира - тоже.
    Безучастный взгляд Кролока выхватил на противоположной стене черный квадрат в тусклой раме и задержался на нем. Когда-то бывший портретом, но потемневший от времени настолько, что на нем едва угадывались очертания, он казался главным предметом в комнате. Огарки нескольких свечей на алтаре под ним покрылись многолетней пылью и почти рассыпались в прах.
    Кролок прикрыл глаза и бессильно откинулся назад, его губы шевельнулись в каком-то несказанном слове, но даже шепот не нарушил тишину древнего алькова. Совершив полный круг, его путь заканчивался там же, где когда-то начался.

    +1

    10

    Его взгляд... Такой знакомый и незнакомый. Отчего-то вдруг то ли вспомнилось, то ли показалось, что вот так же с садистской жестокостью и решительностью Граф смотрел на неё когда-то на их первом балу. Помнилось размыто и сквозь пелену дурманящей разум боли, которая росла, пульсировала и захватывала всё больше, но этот взгляд... этот вопрос.
    Однако, сейчас Сара была совсем другой. Да и не ждала она, впрочем, от фон Кролока иного: влюблёнными и нежными взглядами её слихвой обеспечивал Альфред. А Граф... ну, спасибо, что хоть вообще внимание обратил, что уж...
    Падали больно, но быстро, она даже не успела обернуться мышью. Пара ударов о перекрытие и, наконец, холодный камень не вышибли из рыжей духа, но при всей сытости тело всё же ощутимо ныло и не было желания открывать глаза и шевелиться.
    Сквозь веки, как когда-то давно, ещё при жизни, не сочился алым поток солнечного света, облизывая лицо тёплыми языками лучей - сквозь веки ощущалась лишь благостная прохлада тьмы. В воздухе наверняка пахло многовековой пылью, чьи залежи они так нагло нарушили. Сара благоразумно не вдыхала знакомый запах, чтоб не раскашляться, а просто лежала и прислушивалась к окружающему миру и самой себе.
    Вот зашевелился Граф... "Прекрасно! Значит, я хотя бы не зря ушиблась и вообще летела сюда... Конечно, я рассчитывала на более радостный приём..." - не без иронии неторопливо размышляла рыжая, - "Интересно, где мы сейчас?" - невольно вспомнилась часовня и их с Гербертом поиски драгоценностей. Но, конечно, это не была часовня... "Вероятно, одна из комнат... Гостевая? Нет? Герберт... мда, было время..." - Сара улыбнулась, не открывая глаз, и всё-таки решила, что пора вставать, слыша, что Граф уже поднялся.
    - Знаете, Граф, за горизонтом масса интересного. Сгорать вовсе не обязательно, - ответила она ещё на те слова, что были сказаны на крыше, села и принялась отряхиваться, кинув на фон Кролока мимолётный взгляд.
    В голове отчего-то зазвучал такой привычный голос Альфреда: "Милая, ты не ушиблась?" - она знала каждую его заботливую интонацию, которая десятки лет слышалась над ухом рыжей оторвы. Так мог только он. Сара хмыкнула сама себе под нос и встала снова покосившись на фон Кролока. Но ведь почему-то же она была здесь, а не с уютным и знакомым Альфредом?
    Склонила голову, внимательно рассматривая своего творца...
    - Вы... целы, граф? - поинтересовалась, подбирая слова, понимая, что спросить, в порядке ли он нельзя. Не в порядке. Давно. С такими-то речами.
    - Послушайте... так нельзя. Начинается новая эра, новое время. Наше время. Почему вы не хотите... другую жизнь? Ну, то есть не-жизнь. Новую, где будет ещё больше возможностей и власти, - она села рядом с Графом, ведь он всё равно не смотрел на неё, обхватила колени руками, чувствуя, как пульсирует болью бок, но стараясь не обращать внимания - пройдёт. Она тоже устремила взгляд на потемневший холст, пытаясь разглядеть то, что там изображено, и сама того не заметила, как из её кармана поверх складок плаща фон Кролока выпал тот пожелтевший листок, который она нашла в одной из комнат.
    - Граф, не смейте! - Сара пихнула его локтём в бок, - Вы не сгорели, значит, обязаны со мной поговорить, - резонно заметила рыжая.

    +1

    11

    Именно этого ему давно уже и не хватало - интереса. Еще в то время, когда Сара была здесь гостьей и жертвой, граф фон Кролок бесконечно хандрил в поисках жалких крупиц былого удовольствия, цеплялся за придуманное очарование, тянулся к обжигающему и хрупкому огоньку жизни. Она была его рыжей звездочкой, которую он безжалостно сорвал с небосвода мечтаний и уронил к своим ногам, нисколько не сожалея. Куда девалась почти-влюбленность в тот момент, когда Кролок спокойным и даже небрежным движением заставил ее наклонить голову и подставить ему обнаженную шею? Куда ушла, сменившись жестокостью? Сара доверчиво стремилась к нему как к человеку, что был ею очарован и манил чем-то чудесным, несбыточным в повседневной тусклой жизни. А он сломил ее слабую попытку сопротивления, зафиксировал деловито и равнодушно, не питая боле ни жалости, ни влечения, кроме одного - к наполнявшей ее питательной алой жидкости.
    Та, что сейчас смотрела на них с потемневшего до черноты портрета, никогда бы не одобрила подобного. Ни одну из них. Ни одного погибшего в замке и его окрестностях. К счастью для всех, Кролок с ней никогда уже не встретится, даже если души после разлучения с телом действительно попадают в лучший мир... впрочем, в это он не верил. Ни во что больше.
    - Нет, - коротко отозвался он, сам не зная, почему. Вопрос Сары был бессмысленным. Умереть ему не позволил случай (не без участия рыжей бестии, конечно), а все остальное - лишь временные неурядицы. Даже сломанные старые кости.
    При известной доле воображения и желания ответ Кролока можно было принять за сарказм. Вероятно, он по старой памяти даже заложил его в это короткое слово, однако в действительности та странноватая самоирония, что едва ли носила в себе толику веселья и порой ненадолго вводила оппонента в неловкий ступор, тоже, казалось, выгорела в бледных рассветных лучах. Как и те слова, которыми граф мог ответить Саре на ее справедливые упреки и красочно расписанные возможности.
    Мир менялся неузнаваемо, дико, пугающе, однако Кролоку он не был нужен. Ни новый, яркий, быстрый и шумный, ни старый, привычный и медленный. Власть, надежды, стремления - все это стало пустым, каким-то чужим и стылым, растерявшим последние краски. Ответить? Промолчать? Бессмысленный, нелепый разговор между полу-жизнью и смертью, в то время как жизнь истинная расправляет свои крылья далеко за пределами этой комнаты. Комнаты, в которой когда-то существовала последняя человечность замка графа фон Кролока.
    Локоть Сары ткнул в сломанное ребро так неожиданно и больно, что граф коротко охнул, почти вскрикнул негромко, подобрался и бросил на девушку взгляд, в котором угадывались растерянность, удивление и даже возмущение - эмоции, которых он всерьез не испытывал, те искрами вспыхнули и погасли в нем, но всколыхнули реальность. Он неловко и с трудом поднялся на одно колено, тяжело опираясь на потемневшую от времени деревянную резную скамью и неосознанно оберегая левой, ставшей неуклюжей рукой, многострадальные ребра - на случай, если рыжей придет в голову снова пихнуть его в бок. Насколько же слаб и нелеп теперь граф фон Кролок, когда-то властвовавший над этими землями, целым выводком кровожадных убийц и некоторыми трепетными сердцами, что жаждали перемен.
    - Слишком долго. - Время заставляет истлеть все. Однажды Сара тоже это поймет - спустя годы, десятилетия, столетия. Спустя сотни и тысячи отнятых жизней. Спустя целый мир, который закроется для нее, потому что потеряет всякую ценность. - Слишком много перемен. Я... устал.
    Вот и все, точка. Его эра закончилась давно, еще до того, как Сара появилась на свет и попала во власть опасных желаний. Кролок был существом из прошлого и разрушился внутри как старый замок. Застыть бы так навеки - памятником самому себе, недвижимым и согбенным, будто приносящим последнюю жертву своему идолу. Лучшее место для успокоения, для вечного сна, от которого уже никогда не пробудиться. Или...
    Только сейчас он обратил внимание на тонкий желтый листок, помедлил, но все же подобрал его, раскрыл... и задохнулся затхлым пыльным воздухом. Далекое невозможное прошлое дрожало меж полустертых строк, бессмысленных для случайного свидетеля и болезненно понятных для графа фон Кролока, когда-то в давние времена получившего это письмо. Чернила были едва видны, однако память услужливо воскресила для него недостающие буквы, слова, целые предложения... Он помнил не дословно, но многое - достаточно для того, чтобы понимать, кто и когда писал эти строки, чья подрагивающая рука заботливо выводила их для него. Он охнул, почти простонал во второй раз за расцветавшее в высоком небе утро и вскинул на Сару взгляд, полный злой безысходности, почти ярости, и отчего-то очень несчастный. Это не читалось сходу, однако пронизывало весь его облик: неловкий жест сломанной руки, бережно державшей письмо, болезненный изгиб губ, полуопущенные под гнетом прожитых лет плечи... и глаза. Светлые, льдисто-голубые, холодные и непроницаемые - всегда, за исключением этого момента, когда граф фон Кролок впервые за долгие годы потерял себя.
    - Что... откуда это у тебя? Где ты это взяла?! - Тихий голос, почти шепот.
    Убьет на месте? Сам вспорхнет мышью через проломанные потолки, чтобы вспыхнуть в лучах набиравшего силу солнца? Или вцепится мертвой хваткой, пока не получит желаемое? Нет ответа.

    +1

    12

    Что сейчас было проще: врачевать раны душевные или физические хандрящего вампира, Сара откровенно затруднялась ответить. Впрочем, у Графа и раньше бывали разные настроения, но чтобы вот так... Сара вздохнула. Была у неё мысль, как помочь, но сейчас это казалось маловероятным. Не потащит же она фон Кролока на себе, если он не захочет? А вот как сделать, чтобы он захотел - это нужно было ещё придумать. И ничего не оставалось, как устроиться рядом и уповать на то, что Граф не решит вот прям сейчас завершить начатое.
    Сара склонила голову набок, слушая его обрывистые реплики, бесполезно заправляя в задумчивости рыжие непослушные пряди за ухо.
    "На это он жаловался, кажется, когда меня укусил" - рыжая вздохнула. Ей привычно хотелось возмущаться и перечить, мол, да ничерта вы, граф, ещё толком не видели, а уже жалуетесь, но, как говорится, сытый голодного не разумеет.
    - Граф, а, может, вам поесть? - осторожно поинтересовалась Сара, но это звучало так буднично, словно она предлагала ему достать кусок пирога из сумки, а не поискать подходящую жертву.
    - У меня есть одна мысль...
    Она сама уже давно относилась к такому способу питания вот так вот буднично, не видя в этом ни ужаса, ни священного ритуала. Просто каждый выживает, как может. И Саре нравился этот подход. Что и говорить, подобным образом начинали размышлять и обычные люди, отказываясь от привычных взглядов, так почему ей, Саре - вампиру, надобно было гнобить себя за такой способ выживания. Чудовищем Сара себя никогда не считала, даже с выпущенными клыками и горящим жаждой взглядом, которые она мельком ловила в отражении с разных поверхностей, девушка сама себе казалась весьма притягательной. А что? Сама себя не похвалишь...
    Она наблюдала за фон Кролоком, как он подобрал какой-то лист пожелтевшей бумаги (мало ли их тут валяется?). Он читал и что-то незримо менялось, заставляя Сару внимательно и заворожённо наблюдать. И если бы не пристальный взгляд льдистых глаз, то Сара бы и не вспомнила, что это тот самый листок, который она нашла. Если бы перед нею был папаша Шагал сейчас, Сара бы всенепременно соврала, следуя своей еврейской натуре, но вот сделать то же самое под взглядом создателя она просто не могла, хоть и понимала, чем это может быть чревато.
    - Нашла. В кабинете в столе, - коротко и ясно отрапортовала рыжая, взглянув на Графа. Ей не было страшно до дрожи, хоть она и осознавала, что бывает с теми, кто берёт у Кролоков то, что плохо лежит, просто какое-то внутреннее предчувствие шептало ей: "Не ври!". В конце-концов, что ей было скрывать?
    - Что там? - добавила, немного помолчав, но как-то совершенно по-другому, - Там ведь что-то важное... - ещё через паузу заметила Сара, давая понять, что от неё не укрылись перемены. В голосе не было того привычного почти детского любопытства, скорее серьёзная обеспокоенность, которая на памяти Графа рыжей была не свойственна. Но сколько воды утекло с тех пор, как она обратилась в вампира? Не поумней Сара, она бы не выжила даже с Альфредом, но как же удобно было прикрываться образом привычной рыжеволосой еврейской девчушки. Иногда она скучала по себе прежней, хотя вцелом её не-жизнь её вовсе не тяготила, но научила где-то быть жёстче и собраннее.

    +1

    13

    Вопрос про трапезу прозвучал в неудачный момент. Кролок не был готов ответить, даже обдумать - он сознательно обрек себя на голод, в то время как Герберт в данную минуту наверняка с жадностью впивается в чью-то теплую, пахнущую кожей и потом шею. Виконт принял себя, не до конца вдумываясь в сущность своего проклятого естества, и в этом, быть может, его шанс. Шанс продлить существование под вечной холодной луной, приспособиться и пойти вперед, за ту грань, куда сам граф фон Кролок не сделает ни шагу. В этом решении не было упрямства, не было даже отчаяния, лишь усталая обреченность и пустота - им он отдавался сполна. Надвигающийся современный мир, яркий и шумный, был ему чужд. И питаться им, пробовать на вкус, пить извечно свежую алую кровь, раз за разом наполнявшую вены очередного пропащего человеческого поколения, он не жаждал. Его путь очевиден. Высохнуть, как столетнее дерево, лишиться силы и истлеть под палящим солнцем дотла, до прозрачного, пыльного, невесомого пепла. Быть навсегда стертым с изнанки этого мира. Исчезнуть, а не поддерживать себя снова и снова, бессмысленно, бесполезно.
    И Кролок, вероятно, отказался бы. Или ушел от ответа, привычно заморочил Саре голову - ему ведь и нужно лишь полминуты, чтобы она отвлеклась, а он бы запоздало встретил взошедшее солнце лицом к лицу. Но письмо из прошлого пришло невовремя и выбило его из тихой благословенной пустоты. Как, почему оно оказалось здесь? Он сжег все, что было, когда та, чья легкая рука касалась строк, ушла навсегда. Не перебирал, не ностальгировал, не терялся в воспоминаниях, просто выгреб разом и уничтожил. Реально ли, чтобы одно сумело уцелеть? Реально ли, чтобы пролежало несколько столетий в ожидании слепого случая, который руками рыжей еврейской бестии подбросил его Кролоку перед самой смертью, будто напоминая: она ждет там, за горизонтом, в истинной вечности. Или... наоборот? Явилась бесплотным призраком, чтобы сказать, что это их последняя встреча?
    Взгляд Кролока потух. Еще некоторое время он был недвижим, глядя куда-то вдаль, сквозь Сару, но потом нашел в себе силы подняться на ноги и выпрямиться, покачнувшись. Сломанное ребро мешало, отдавало болью при движении, но Кролок почти не обращал на это внимания. Подняв глаза на портрет, он с легкостью угадал на нем уничтоженный временем образ, хотя не видел его столько же, сколько не держал в руках писем. И все же одно уцелело...

    - Ваше Сиятельство, просили передать лично в руки.
    Граф фон Кролок нахмурился, забирая с подноса тщательно запечатанный сургучом конверт и уже чувствуя нарастающее разочарование. Ему снова отказали в визите, не иначе. Что заставляет ее раз за разом находить поводы для отказа? В чем смысл избегать общества благородного господина, которым она вроде бы искренне наслаждается, но продолжает чинить препятствия? Вероятно, если б эти встречи носили регулярный характер, и граф не ценил их как совершенные жемчужины, ему не пришлось бы сейчас с растерянностью и каким-то близким к легкой панике изумлением осознать, что он влюблен.

    - Это ее письмо. - Кролок сделал шаг в сторону портрета, собираясь коснуться его, но остановился - не потому, что грация его была надломлена и движения давались с некоторым трудом, а будто бы опасаясь опорочить святыню. Вместо этого он развернул листок так, словно и впрямь мог что-то на нем прочитать, и коснулся нижнего правого угла - там, где когда-то стояло имя. Единственное имя укушенной, опороченной им женщины, которое он желал забыть. Но, в отличие от сотен, если не тысяч других имен, с легкостью испарявшихся из его памяти, оно жило, жгло и будто наказывало его за прошлое. - С нее начался мой путь, ею и закончится.
    Зачем он говорит это вслух? Зачем приоткрывает Саре крохотное оконце в далекое невозможное прошлое, о котором не ведал никто из свиты? Ответ был очевиден, и заключался вовсе не в ее пронырливости, любопытстве или очаровании, а лишь в умении оказаться в нужное время в нужном месте. Графу фон Кролоку не было смысла держаться за собственные тайны, когда его смерть уже сияла в голубой бесконечной вышине так ярко, что на нее было невозможно смотреть.

    Она все же отозвалась ему. Нежно, аккуратно, почти невесомо он чувствовал, как ее рука подрагивает и сжимает его пальцы, реагируя на прикосновение губ. Видел теплую радость в ее глазах, искреннюю заинтересованность и смешливые искорки, когда он читал ей вслух или вел партию в шахматы, комментируя движения фигур с легкой иронией, которая нередко ставила в ступор других, но только не ее, умевшую ответить в тон, в такт, с восхищающим его остроумием. И, пожалуй, более всего наслаждался ее редкой игривостью и свободой, когда они выезжали на конную прогулку в светлый погожий день - в такие моменты она словно бы менялась, даже дышала иначе, почти сбрасывая вуаль черной тревожной печали, которая была с ней повсюду и тенью таилась в глубине светло-карих глаз. Причины этой грусти, этой горькой обреченности были ему неведомы, томили, интриговали и привязывали с каждым днем все больше - так, что когда граф фон Кролок впервые сорвал с ее губ поцелуй, то вместе с их нежностью и трепетом он вкусил истинную победу.

    +1

    14

    Бывает весьма странно понимать, что время весьма избирательно, но всё же властно над такими, как она и Граф. Сара молча провожала взглядом все действия фон Кролока, надеясь, что ему не хватит сил сейчас обернуться в мышь и улизнуть из-под бдительного взора рыжей.
    "Интересно, а успею ли я сама его поймать, если обернётся-таки?". Сара осматривала степень разрушения и возможные пути побега. К счастью, до подвала им было, похоже, ближе, чем наверх. Они явно проломили не один этаж и сейчас косые лучи солнца расцвечивали небо рыжим и алым где-то там наверху. Красиво и безопасно.
    "Пока безопасно..." - подумала девушка, но невольно отвлеклась на созерцание рассвета, которого она уже не видела много десятилетий. А вот так... вот так вот через пролом, издали, пока солнечные лучи падают под углом и не могут облизать кожу живого трупа, коим являлась и Сара. Ну, право слово, нарочно такой способ не придумаешь и по доброй воле испытывать не станешь.
    "А тут, раз уж так вышло, то почему бы и не полюбоваться?" - Сара покосилась на Графа, - "Тем более сейчас, пока он сбегать не собирается".
    Хотя, кажется, Граф уже сбежал: мыслями он точно был не здесь, а целиком принадлежал пустому почти истлевшему листу бумаги. Что было написано на нём? Это видели даже не глаза фон Кролока, а его память, хранившая в себе веками все эти слова из прошлого на самом дне. И Сара невольно эту глубину памяти до самого дна всколыхнула.
    "Вот сейчас скажешь ему: "Граф, посмотрите, какой рассвет!", чтоб отвлечь, так он ведь и отправится смотреть. Наверх. Чтоб черти его побрали... так что уж лучше пусть вспоминает!" - мысленно махнула рукой Сара и решила поддержать беседу, хотя вообще не была уверена, что Граф не сам с собой разговаривает.
    - Её? - ни письмо, ни портрет уже не хранили явных признаков той, о ком говорил Граф. Хотя что-то подсказывало рыжей, что он говорит не о тех, с кем однажды в один ряд поставил и Сару.
    Она неторопливо встала и почти лениво подошла к Графу, заглядывая чуть сбоку в пожелтевшие листы. Они молчали, словно божество, желающее разговаривать лишь с тем, кто приносит ему жертвы.
    Любопытный взгляд рыжей смог разобрать лишь первую букву имени в подписи в конце письма и некоторые обрывки слов. И пока фон Кролок не совсем исчез в пучине собственных воспоминаний, девушка спросила:
    - Что там такого?
    Что там такого притаилось в полустёртых чернилах? Что там такого, что манило его больше, чем рыжая гостья? Что там такого видел фон Кролок, что весь мир, замок, весь этот прекрасный рассвет, расплескавшийся над их головами вдруг перестал существовать...

    ***
    Мой бесценный Йохан... Я долго не знала, как начать это письмо, хоть и знала, что обязана объясниться перед Вами. Однако, до того, как получила Ваше, была совсем не уверена, что Вы захотите разговаривать со мной.
    Я знаю, я поступила резко и совсем мне не свойственно. Тем более, у нас с Вами был уговор. Но Ваше последнее письмо дало мне надежду, что я могу просить у Вас прощения. А принимать ли его - решать Вам. Только, прошу Вас, напишите хоть строчку в ответ, чтобы я знала... чтобы не смела тешить себя надеждой, что Вы меня простили, но письмо просто затерялось.
    Уверена, что Вам я показалась резкой и взбалмошной. Я корю себя с той самой минуты, как за Вами закрылась дверь нашего дома и Вы уехали вместе с нашими друзьями. Надеюсь, Вы благополучно доехали и здоровы? Поверьте, Вы были желанным гостем не только в их доме, но и в нашем... Просто так сложилось.  Милый мой, не спрашивайте почему. Я не смогу Вам ответить. И, видит Бог, буду молчать столько, сколько потребуется... потому что Вы... Вас... Я молюсь за Ваше здравие каждую ночь.
    Не упрекайте, прошу, в том, что Ваше общество лишь только развлекает меня и лишь очередной способ скрасить часы досуга. В наш дом вхожи многие по долгу работы отца, Вы знаете, но поверьте, я не ищу чужого общества и праздных развлечений. И если бы я только могла, я предпочла бы многому наши тихие беседы, прогулки и возможность слушать, как вы неспешно читаете мне у камина, а в Ваших глазах (которые некоторые странно зовут льдинками) есть нечто такое... Возможно, это лишь блики пламени камина, но...
    Матушка была очень расстроена Вашим скорыми отъездом и недовольна мной. Если Вы сможете принять мои самые искренние извинения вот так вот без объяснений с моей стороны (Вы знаете, я не могу), то пообещайте, что составие нам компанию - отцу по долгу службы нужно будет уехать в Италию и мы, возможно, поедем вместе с ним. Отец говорит, что там тепло, красиво и много старинных церквей. О некоторых лишь только читала. Матушка желает (и я смею надеяться), чтобы Вы поехали с нами хоть ненадолго. Говорят, морской воздух полезен для здоровья. Скажите, а Вы были на море? Какое оно? Что там такого, чего нет у нас на озере, где мы катались?

    Всегда ваша Магдалена

    Отредактировано Sarah Chagal (2022-06-12 23:44:30)

    +1

    15

    Строки на листе - быстрые, торопливые как будто. Йохан пробежал письмо глазами, мучительно выискивая что-то для себя, не довольствуясь лишь заверениями в нежной привязанности и вечерних молитвах. Споткнувшись о подпись, с легким недовольством повел подбородком и вчитался снова, уже внимательно, реагируя на строки и слова мимолетно, едва заметной мимикой - тут усмехнулся, здесь приподнял бровь, слегка сжал губы; и в конце концов медленно сложил листок, опустил на стол поверх бумаг с расходами за прошлый месяц. Мягко пробарабанил по нему пальцами и задумался, устремив взгляд в никуда, сквозь гобелен на противоположной стене. Вышитая местной мастерицей сцена охоты в горах нисколько его не увлекала, в отличие от той, что написала письмо. Магдалены, близкой и неуловимой одновременно.
    Кажется, именно тогда впервые оформилась прежде блуждавшая и не совсем ясная мысль, что за ее побегами, переменами настроения, нервозностью ближе к ночи и непостоянством, казавшимся фон Кролоку неестественным для нее, чуждым, неправильным, кроется какая-то серьезная тайна, а вовсе не его величество случай, расставлявший то здесь, то там свои ловушки. Но что это было в действительности, он не мог себе представить. Несерьезность и блажь, которыми страдали иногда юные девы, соскучившиеся в отчем доме и не находившие удовольствия в вышивке или рисовании, фон Кролок отмел сразу, не вязалось это с тем, что он видел, чувствовал и наблюдал в остальное время. Магдалена была слишком умна для недугов праздности и слишком целомудренна для растлевающего разум безделья. О хвори душевной, кои были не так часты и лечились преимущественно молитвами за отсутствием иных снадобий, он думать опасался и в то же время полагал, что догадался бы о подобном в разговорах в ее отцом или матушкой, даже если б те вознамерились скрыть этот постыдный факт. Но если отбросить очевидное, что оставалось? Фон Кролок считал себя неплохим стратегом и логиком, однако с Магдаленой раз за разом заходил в тупик, с готовностью веря ее речам об искреннем расположении и в то же время не находя в них ответов. Она ловко увиливала, а он не мог себе позволить настаивать или даже давить. Впрочем...
    Фон Кролок отложил бухгалтерские дела, достал свежий лист и принялся за ответ - строки, начертанные аккуратным строгим почерком, ложились ровными линиями с витиеватыми заглавными буквами, повествуя о море, на котором он бывал и в юности, и несколько лет назад, незадолго до беременности, а потом и смерти супруги (впрочем, неприглядную тему он изящно обошел - разве что Магдалена пожелает сама упомянуть об этом, но он был почти уверен, что нет). Разумеется, ему не хватит поэтичности описать и шум прибоя, и бесконечную синюю даль, насколько хватает глаз, и мелкий выбеленный песок или гладкие просоленные камни, и он очень рассчитывает услышать ее впечатления лично, во время долгих прогулок, которые, вне всякого сомнения, им предстоят в Италии, потому что он будет счастлив присоединиться к ним в поездке. Тем более, что нужно обсудить еще несколько дел с ее отцом, которыми они не успели заняться в прошлый раз (Йохан не удержался от шпильки по поводу прерванного визита, хоть и не таил на Магдалену обиды всерьез).
    И перед мысленным взором уже разворачивался итальянский карнавал, когда ночь светлее дня и жар огней сменяет солнечный, и в руке ее нежная ладонь, чтобы не потерять друг друга в толпе.

    А портрет все так же чёрен, и облик с него можно нарисовать лишь в воображении. Спустя триста лет граф сам уже не был уверен, помнит ли он ее так четко, или память исказила черты, там дорисовывая, а здесь стирая. Что если он и ее забыл, уничтожил, и сейчас смотрит на кого-то другого, никогда не существовавшего в реальности, а настоящая Магдалена давно потерялась за тысячами других женщин, которым он дарил вечность, убивая? Что если он и впрямь безумец, нелепый Цербер, охранявший веками только свою иллюзию? Не имеет значения. Реальность тоже ускользала, и рыжая плутовка была проводником, нитью, что еще тянула его в "здесь и сейчас", в то время как сам он находился далеко за их пределами. В мире, созданном лишь тающим разумом, готовым к смерти и пресытившимся химерой, которую графу приходилось считать жизнью, поскольку ничего другого у него попросту не было.
    - Дела прошлого, - обронил он с коротким вздохом, разговаривая скорее сам с собой, нежели с Сарой. Однако без ее вопросов это и вовсе можно было оставить в воображении. - Жизнь за горизонтом во все времена казалась иной и во все времена обманывала наивные ожидания. - Тут стоило бы усмехнуться - над рыжей, удравшей из уютного дома в неизвестность, над собой, бросившимся в Италию за своей любовью и за ее страшной тайной, над сотнями, тысячами, миллионами людей, что искали неведомого счастья, а находили боль, страдание, смерть. Все дары неуемного любопытства и чувств, затмевающих разум. В конце концов каждому из них приходится жалеть о прошлом и чувствовать, как на шее удавкой затягивается мысль - "Если бы вернуться назад, я бы сделал все иначе..."
    Кролок с усилием и мельком взглянул на Сару, будто отчасти вырывая себя из воспоминаний и отмечая ее присутствие рядом. Пожалуй, не задавай она вопросы, не проявляй себя раз за разом с упорством и настойчивостью, которые, откинув хорошее воспитание и привычки, можно было легко назвать иначе, он и вовсе позабыл бы о ней.
    - Ты была в Италии? - А вот это, неожиданно, прозвучало вполне буднично.

    Граф не до конца понимал, в каком качестве он отправился в поездку - друга семьи, компаньона отца Магдалены, ее старшего приятеля, поклонника или даже жениха. Ему, впрочем, было не так важно, как это назвать, а ее родители относились к нему с теплом и уважением, не поднимая в разговорах скользкие темы и не вынуждая никого из них ходить по грани. Вечерами, когда женщины ложились спать, Йохан с удовольствием беседовал с ее отцом, слушая рассказы о прежних путешествиях или делясь сам, и это было приятно, неспешно и даже уютно. В дороге иногда покидал повозку и ехал верхом, давая возможность семье остаться в узком кругу. С легкостью одалживал своих слуг для того или иного дела или возникшей проблемы, и, на удивление, и вправду чувствовал себя почти свободно. Но, несмотря на кажущуюся расслабленность, тайно не упускал из вида Магдалену, не надоедая ей прилюдно, однако следя за ней когда вскользь, когда краем глаза, когда и вовсе лишь слухом, будучи незаметным сопровождающим во всех ее делах. И не мог не обратить внимание, что она стала улыбчивее, веселее и спокойнее, когда они въехали в Италию и до вожделенной Венеции оставалось лишь несколько дней пути.
    Сегодня они остановились засветло, постоялый двор оказался на редкость хорош - порадовал и ужином, и чистотой в комнатах, пусть даже цену за это просили немаленькую. Любоваться закатом на пригорок неподалеку Магдалена отправилась одна, однако Йохан, помедлив достаточное время, решил нарушить ее уединение. Хотя бы потому, что об этом попросил ее отец - отличный повод, оправдывающий настойчивость.

    - Прекрасный сегодня вечер, не находите? - Солнце клонилось к горизонту, окрашивая низкие облака в оранжево-алый, и этим и впрямь можно было залюбоваться. Однако краем глаза Йохан улавливал образ Магдалены, отчасти по привычке, отчасти в надежде на какую-нибудь подсказку. Показалось ему, или она и правда мельком коснулась в очередной раз креста на шее?
    С востока поднималась тьма.

    +1

    16

    Ей было страшно. Верите или нет, но безумно храбрую рыжую бестию не так пугала мысль встретить рассвет на крыше вместе с графом, как пугало ощущение того, что он был словно где-то не здесь.
    Так было однажды, когда совсем юная Сара вместе с матерью ездила как-то в церковь соседнего села ухаживать за больными. Йони был не рад такой перспективе, но Ребекке взбрело в голову, что нужно и людям помочь, и Саре привить понимание того, что все мы смертны и только у Бога найдём исцеление или вечный покой. Странно было смотреть в глаза больных: широко распахнутые, недвижные очи глядели куда-то сквозь людей, стены… кто-то бредил, кто-то молчал, но все они видели что-то своё, чего не видела Сара, но буквально кожей чувствовала, что эти люди уже не здесь – им слишком тесно в этой реальности. И какая же ирония, когда понимаешь, что ничего уже не принесёт ни спасения, ни покоя.
    Это воспоминание холодком пробежало по коже. Или то был лишь сквозняк? Но рыжая чуть заметно вздрогнула, продолжая наблюдать за фон Кролоком, который тоже провалился в небытие: прошлое, будущее или вовсе то, чего никогда не было – этого Сара знать не могла. Лишь только короткие обрывки его фраз могли дать ей хоть какую-то зацепку.
    С одной стороны, хотелось его отвлечь, попытаться оттащить от края очередной пропасти, но воспоминания на её дне были так заманчивы для рыжей, ведь она за столько лет совсем мало о своём создателе! Да, пусть по крупицам, по обрывкам фраз она могла восстановить картину его прошлого, но это было лучше, чем ничего. И, да, любопытство сгубило множество кошек, но ведь Сара была мышкой.
    - Все мы когда-то обманывались, но это не значит, что нужно останавливаться, - немного помолчав, осторожно ответила Сара, словно боясь разбить звенящие в тишине воспоминания графа своей догадкой, - Эта девушка с портрета… она обманула вас? – предположила рыжая. Она ведь так и не знала, при каких именно обстоятельствах фон Кролок стал вампиром. Свита рассказывала массу вариантов: от неразделённой любви до едва ли не обожествления, когда фон Кролок, словно Жанна Д`Арк, бился во имя божьей воли, но проиграл и не нашёл спасения у небес. Сара понимала, что правда будет где-то посредине этого множества версий, но где именно?
    - Да, была, - тряхнула кудрями рыжая, кивнув. Вопрос был неожиданным, но почему бы и не ответить, если это поможет узнать хоть что-то ещё.
    - Мне больше всего нравится там вино и маскарады. А вам?

    Ей было страшно. И одному лишь Богу было известно, сколько оттенков страха испытывала Магдалена. Страх ночи был липким, пронизывающим холодом могильного дыхания от каждого тёмного угла и скрипа двери даже в собственном доме; страх отказа застрял занозой в груди и не давал дышать полной грудью, пока Йохан не ответил на письмо, милостиво принимая приглашение, но был и другой… другой страх, разрывающий сердце напополам, словно мелкого зверька, брошенного стае охотничьих гончих… Магдалена боялась за фон Кролока, да, он был старше, но для неё это не имело знчения. Ей было так хорошо с ним, так спокойно в его обществе, словно бы она оказывалась за каменной стеной, за четырьмя каменными стенами, которые были тёплым и уютным домом, а не той внутренней холодной тюрьмой страхов, куда она загнала себя, куда её загнал Он… Он назвал себя Иуда. Возможно, у Него было другое имя или даже множество имён – этого Магдалена не знала, но знала то, что Он имеет большую власть над людьми, Он холоден, беспощаден и коварен, как змей, и она нужна Ему. За ней он приходит, ходит вокруг дома, как тень, а в самую тёмную ночь его не останавливают ни закрытые двери, ни окна, ни высокие стены. Он ходит вокруг, сводит с ума – Ему нужно, чтобы она сама пришла к Нему и подчинилась Его воле…навечно.
    До поездки она корила себя за мягкость нрава и желание отогреться в обществе Йохана. Что бы там ни говорили про нордический характер этого мужчины, Магдалена точно знала, что он может быть другим: он может увлечённо беседовать, колко шутить и быть обходительным не только потому, что так принято, а потому, что хочет. Она до сих пор помнила, как однажды зимой, в один из визитов к фон Кролоку, Йохан предложил съездить на прогулку. Они долго катались на коньках, пили вино и ели хлеб с холодной жареной дичью, смеялись, разговаривали и даже умудрились вываляться в снегу, когда она свалилась в сугроб и утянула за собой фон Кролока. Там же в снегу девушка, видимо, и потеряла перчатку, а потом полдороги пыталась незаметно отогреть замёрзшие пальцы. Но сложно это сделать незаметно, когда Йохан сидит рядом и смотрит из саней по сторонам, но ничто не укроется от его глаз-льдинок. Сперва даже показалось, что это позабавило Йохана где-то внутри, хоть лицо его при этом носило маску невозмутимости, но он с тем же выражением лица и глядя по сторонам, словно между делом, взял её руки и спрятал в свои. Магдалена притихла и не шевелилась всю дорогу, вопросительно глядя на Йохана. А он будто и не замечал!
    Как же хотелось вернуть то беззаботное время, ту беззаботную себя! И поездка в Италию, сейчас казалась спасением от наваливающегося страха. А сейчас была её очередь: она знала, какое вино любит Йохан и попросила взять несколько бутылок  дорогу, а когда он пересаживался в экипаж, конечно же, якобы с настояния матушки Магдалены, а не её самой, его всегда ждала пара вышитых подушек для удобства, а девушка лишь чуть заметно улыбалась, украдкой поглядывая и не мешая матушке вести беседу. Ну, почти не мешая…
    - Знаете, Йохан… мой муж очень ценит вас, да и Лина...
    - Мама, - негромко, но настойчиво прозвучал голос.
    - А что? – женщина сразу же сделала самое невинное выражение лица.
    - Нам не десять лет…
    - А то я не знала! – с насмешливым упрёком возмутилась женщина, намекая, что раз не десять, то пора бы и посмелее быть, и замолчала, но через минуту продолжила непринуждённую беседу обо всём и ни о чём одновременно. За сим скользкая тема более не поднималась. В отличие от поистине умного, делового и немногословного отца Лины, женщина была весьма разговорчива, но удивительным образом никогда не переходила черту дозволенного. Ну, разве что в вопросах замужества дочери.
    Магдалена украдкой взглянула на Йохана. Да, она хотела бы, но в оттаивающее в дороге сердце снова закрался страх за судьбу того, кого ей прочили в женихи.
    Но сейчас ей хотелось спокойствия и свободы. Они остановились в маленькой деревушке у моря. Здесь всё казалось непохожим на привычное, почти волшебным, хоть где-то и чуть более простым, чем она привыкла. Здесь даже воздух был другим, а за холмом шумело оно – море. До Италии оставалось совсем немного, и как это часто бывает неподалёку от границ, здесь смешивается одно с другим: язык, культура, архитектура, а природа уже играла совершенно иными красками. Немного подумав, она решила подняться на холм, чтобы посмотреть на закат и на то самое море, о котором читала, о котором рассказывал ей Йохан.
    "Слава Богу, здесь мы в безопасности. Надеюсь..."
    - Да. Я думала, вы сбежите первым, - она чуть повернула голову в сторону мужчины и улыбнулась, но продолжала смотреть на море. Порыв ветра с воды принёс солёный бриз и запутался в её каштановых прядях, выбившихся из причёски, а закатное солнце раскрашивало оранжевым и золотым её светлое платье, - Даже боюсь подумать, кто из моего семейства надоел вам больше: матушка и её светские беседы, папа и его дела… - дальше не договорила, но подумала, а затем, не поворачиваясь, чуть заметно протянула руку Йохану.
    - Пойдёмте? – её взгляд заворожённо следил за набегающими волнами в буквально сотне метров перед ними, но сердце с замиранием ожидало его решения.

    Отредактировано Sarah Chagal (2022-08-27 21:13:58)

    +1

    17

    - Она? О, нет. - Кролок покачал головой почти с сожалением. Голос его звучал спокойно, но была в нем какая-то затаенная тоска, будто ему и правда искренне жаль. Возможно, впервые за последние триста лет и тысячу соблазненных девушек, одной из которых была и Сара. Если бы все свершилось иначе, если бы Магдалена стала тем злом, что увело его в мертвую ночь и навсегда похоронило... Триста лет, тысяча соблазненных девушек и миллионы "если бы". Что толку любоваться на воображаемые вероятности, когда в реальность воплощена лишь единственная? - Это я ее обманул. Обещал спасти, а вместо этого проклял. Знакомая история, не так ли?
    Нотки самоиронии придали вопросу странную жутковатость. Кролок чувствовал ее почти физически, но и смысла таиться от Сары больше не видел. Она давно уже все понимала, наверняка сама не раз обманывала молодых и не очень мужчин, приманивала их и высасывала до капли, вела по пути иллюзий - как научил ее создатель, как когда-то прошла и она. К несчастью для них обоих и для Магдалены, от которой ныне остались лишь смутные воспоминания, самая первая история была совсем иной, хоть и звучала в устах Кролока почти так же, как и сотни после нее, как и история самой Сары. Ложь, скрытая за правдой. Истина, запрятанная между строк. И все равно это было больше, чем Кролок открывал кому-либо еще за последние триста лет. Сара могла бы гордиться... если бы только его откровенность не была предсмертной, а оттого - отчаянной.
    Он кивнул с легким вздохом и повторил почти эхом ее слова:
    - Вино и маскарады. - И лишь потом покосился на Сару с легким недоумением. - Вино?.. Ты ездила в Италию, еще будучи смертной?
    Ему, пожалуй, тоже нравилось именно это. И еще - момент, когда посреди шумного маскарада и толпы людей они с Магдаленой словно бы остались одни. Ее страх, ее беспомощность, но при этом удивительная стойкость манили его куда больше всех вин и маскарадов мира. Эта история почти умерла, почти стерлась с лица земли, кости всех участников, кроме самого Кролока, давно истлели, и, быть может, стоило навсегда предать ее забвению. Но Магдалена едва различимо улыбалась с портрета как тогда, в конце поездки, была почти счастлива, почти свободна, и Кролок снова ощутил тоску по минувшему. Любовь, нежность, желание защитить и помочь - все давно исчезло, остались лишь неизбывная печаль и сожаление о не случившемся, да и те покрылись тленом за столько лет.

    Все было естественно, все казалось таким нормальным - ненавязчивая забота, полушутливые намеки, очаровательная дамская болтовня, призванная смутить их обоих, и попытки Магдалены сдержать многословность матери. Фон Кролок невольно посмеивался в мыслях, внешне сохраняя невозмутимость - будь он юн, наверняка у нее получилось бы вогнать его в краску, и уже к середине поездки он чувствовал бы себя обязанным жениться на Магдалене прямо в Италии. Ирония заключалась только в том, что и без всяких намеков он был почти к этому готов, и ее странноватая скрытность, которую он жаждал излечить, была тем самым ключом, открывавшим крохотную неприметную дверь к его сердцу.
    - Поверьте, это очень взаимно.
    Он почти случайно поймал быстрый взгляд Магдалены, чуть приподнял уголки губ - мол, не берите в голову, мне это даже забавно.
    Так или иначе, между ними стояло что-то иное. Не неловкое стремление родителей сократить между ними дистанцию, не бедность чувств и даже не разница в возрасте, и граф лишь терпеливо надеялся, что однажды узнает и поймет все. На свою беду.

    - Ну отчего же. - Фон Кролок не сдержал улыбки. - Вы к ним слишком строги.
    Он любовался ею и чувствовал себя в полном праве. Все их общение носило отпечаток какой-то печали, даже когда Магдалена смеялась, когда расслаблялась, когда позволяла себе свободно вздохнуть под солнцем, к ночи неизменно все замирало. Тем приятнее было наблюдать закат и ее в сиянии закатного солнца - чистую, искреннюю, не подвластную тлену последних месяцев, беззаботно и с восхищением взиравшую на шелестящие о берег волны.
    - М?.. - Чуть растерянно сморгнув, он на миг почувствовал себя снова юным. Как будто не было всех лет, что отделяли его от того славного времени, когда он мог без оглядки бежать в набегавшие волны, держа за руку возлюбленную, и... быть может, целоваться в лучах закатного солнца, пока никто не видит, пока страсть сильнее разума. К сожалению, у графа Йохана фон Кролока разум перевешивал почти всегда. И все же... - Да.
    Он взял ее ладонь, аккуратно и крепко сжал.
    Вода искрилась в солнечных лучах, набегала на берег, тянулась к их ногам, вылизывала песок и оставляла его гладким, будто шелк, с редкими драгоценными вкраплениями - ракушками и круглыми отшлифованными почти до блеска камешками. В какой момент шаловливая волна решила, что может забраться на берег дальше, чем прежде, и намочить подол Магдалены, с интересом рассматривавшей крупный обломок раковины? Фон Кролок успел первым. Не раздумывая, основываясь лишь на своем праве жениха или компаньона, но так или иначе защитника девушки, он подхватил ее на руки за миг до того, как вода слизнула с песка ее следы. Его дорожные сапоги из тонкой кожи промокли тут же почти до щиколоток, но это не имело значения.
    - Ваш отец меня убьет, а матушка обвенчает нас еще до того, как мы покажемся им пред очи, а потом тоже убьет, - с легкой насмешкой над самим собой проговорил фон Кролок, не делая, впрочем, абсолютно ничего, чтобы предотвратить такой печальный исход. Ему нравилось вот так - спасенная им от коварных волн Магдалена в его власти, ее волосы сияют огненными всполохами в закатных солнечных лучах, прохладная вода лижет песок под его ногами, и ничто в целом мире не способно прервать этот счастливый миг. - Будь я чуть хуже воспитан, уже целовал бы вас. - И сейчас мог бы, но она знает, они оба знают - он не сделает ничего, что могло бы ее оскорбить, опорочить, или шло бы вразрез с ее волей. Даже если необходимости удерживать ее давно уже нет, а он все тянет этот миг, смакует его, как последнюю драгоценность их невольной близости.

    +1

    18

    Её мать любила романы. Нет, не подумайте ничего дурного - романы только книжные и не более того. Женщина была достаточно умна, чтоб дорожить своим мужем, семьёй и благополучием, а вот Магдалена романами не увлекалась. Не то чтобы они казались ей скучными, но были в них надуманность и однотипность. К тому же, грешно молодой девице читать о подобном, ведь, кто знает, что может быть сокрыто в паутине слов? Поэтому всё, что делала Магдалена нельзя было отнести к попытке воплощения книжных картинок.
    Долгое время её мысли занимали мрачные, даже страшные думы, но они уступали новым впечатлениям их семейного путешествия. Семейного... Да, именно такого. Магдалена иногда склоняла голову, разглядывая фон Кролока, погружённого в свои мысли или разговор с её отцом. Так странно... незаметно для всех этот мужчина стал вхож не только в их дом, но и в её сердце. Было ли это с её стороны то самое первое, трепетное, юношеское чувство, помутняющее разум? Нет, ей не хотелось ничего глупого или дурного. Ей хотелось просто быть рядом с этим мужчиной. Говорить ли, слушать ли, помогать или же не мешать - какая разница? Просто быть частью его бытия. Их разница в возрасте совершенно не воспринималась всерьёз. Подумаешь! Сколько браков было заключено вот так и сколько ещё будет.
    Ей нравилось быть рядом с ним, чувствовать его запах. В отличие от некоторых друзей отца, фон Кролока нельзя было упрекнуть в небрежном отношении к самому себе, поэтому Магдалена точно знала его собственный тонкий запах: так пах он сам, пахли его вещи. Однажды она задремала в дороге, пока Йохан общался с её матушкой. И голова Магдалены медленно и безвольно, опустилась на его плечо. Ей снилось, что она спит дома, даже не спит - дремлет. А в сознание пробираются звуки ежедневного бытия: вот во двор заехала повозка, сквозь штору на лицо и сомкнутые веки падает тёплый солнечный свет, за дверью спальни Йохан негромко с кем-то разговаривает, наверное, решая какие-то дела. А она ещё может нежиться в полудрёме, чувствуя внутри упоительное спокойствие и счастье, когда так хочется замедлить утренние часы, уткнуться носом в подушку и вот так вот полежать ещё чуть-чуть. Что, собственно, и делает Магдалена, зарываясь носом в хрустящее от свежести постельное и чувствуя Его запах такой родной и знакомый. Его запах на её подушке, ведь это Их спальня...
    Но на одной из ухабин сон сменился явью, а вот запах остался. Магдалена открыла глаза, удивлённо глядя на фон Кролока, что-то пробормотала со смущённой улыбкой и притихла, устремив взгляд в окно. Она отчаянно пыталась удержать чувство счастья и покоя, дарованное ей во сне, но реальность была значительно суровей и тревожней.

    Сара впервые видела графа вот таким... ей сложно было найти подходящие слова, ведь она не умница-Альфред, она - девушка, она хищник, который живёт инстинктами и ощущениями. Несмотря на то, что, казалось бы, ничего не происходило ни вокруг, ни между ними с графом, внутри Сары всё было натянуто, подобно струне, которая может порваться от одного неловкого движения. Она была настолько сосредоточена на своём собеседнике, что даже позабыла о своей ненужной привычке - дышать, чтобы только уловить каждое слово и интонацию.
    Сожалел ли он сейчас всерьёз? Разве мог ли когда-то? Она ведь совершенно не знала фон Кролока, вернее знала, но только таким, каким он хотел себя показать. А что сейчас? Истинное лицо или снова маска? Но зачем?
    Сара немного нахмурилась, раздумывая над его словами:
    - Кому проклятие, а кому спасение, - повела плечом Сара, словно пытаясь отогнать от себя воспоминания о том, как односельчане встретили её после бала, - Вы тоже... она тоже стала вампиром?
    Почему-то она не осмелилась сказать вслух, что он укусил ту девушку. С некоторых пор для Сары укус стал чем-то более интимным и откровенным, чем всё то, о чём мечталось когда-то ранее. И нет, это было не смущение в её словах, просто где-то в своей рыжей голове Сара понимала, что, возможно, именно тот самый укус был бы для фон Кролока чем-то очень личным.
    - Смертной? Шутить изволите? - негромко фыркнула Сара, сменив тему, - Да я смертной-то и деревню покидала очень изредка. Нет. Это была авантюра, но благодаря Альфреду и его уму мы сумели добраться в Италию ночами и жили там несколько месяцев, пока я случайно всё не испортила... Граф... я вам, конечно, Италию не предлагаю, но хотите мы тоже отправимся на бал-маскарад? - Сара прищурилась, склонив голову набок и глядя на графа. Раз уж она задалась целью встряхнуть фон Кролока, то так просто отступать не собиралась точно.

    Этот закат она запомнит надолго. Всё вокруг было новым: звуки, запахи, природа, люди. Йохан вот, кажется, тоже незримо менялся здесь. Впрочем, как и сама Магдалена.
    Она не стала отвечать. Йохан прекрасно знал, что Магдалену и её родителей сложно было упрекнуть в недопонимании. Скорее наоборот: матушка говорила о том, что давно витало в воздухе, а отец - молчал, но выказывал своё расположение, ожидая, пока "плод созреет сам".
    Она чувствовала на себе его взгляд так же явственно, как чувствуют прикосновение ветра к коже. Прикрыла глаза и улыбнулась, подставляя лицо закатным лучам. Здесь даже закат был другой - мягкий и розово-золотой, а не тревожный и кроваво-красный, как дома. Ей хотелось раствориться в этом вечере, стать его часть, хоть последним лучом солнца цвета её губ, хоть белой пеной морских волн, как лёгкое кружево её платья. Это был какой-то отчётливый внутренний порыв, и Йохан не посмеялся, а дал руку и последовал за ней. Она сжала в ответ его руку, её тонкие белые пальцы в его ладони казались совсем бледными и по-детски беззащитными.
    Она остановилась у самой кромки, отпустив его руку, заинтересованная тем, что облизывал прибой с каждым шорохом волн, то являя на свет обломок большой раковины, то снова скрывая в песке и морской пене.
    - Что... - она склонилась над находкой, чуть подобрав подол, - Ах!
    Но буквально тут же взмыла вверх, будто бы подхваченная порывом ветра или неведомой силой, подарившей ей на секунду крылья. Даже не успев испугаться, поняла:
    - Йохан...- улыбнулась, осторожно обнимая за шею и замерла, прислушиваясь, как внутри тоже накатывает море, только вместо солёной воды там были странные чувства и эмоции.
    - Мой отец дипломат, а не военный, так что вряд ли он сумеет убить вас. Да и захочет ли? А матушка... - она говорила какую-то сущую ерунду, глядя на Йохана и улыбаясь скорее не его или свои словам, а самой ситуации и тем чувствам, которые она пробуждала...
    Она никогда раньше не думала, какими могут быть его губы: тёплые ли, мягкие ли, может ли у губ быть свой вкус? Вкус такой же особенный, как запах Йохана. Ей хотелось бы быть впервые чуть хуже воспитанной, чем Йохан, ведь только чайки увидели бы, как она целует его. Сперва нерешительно и робко, словно спрашивая разрешения, а затем смелее и жарче, зарываясь своими тёплыми пальцами в его волосы на затылке и прижимаясь к его широкой груди с ощущением трепета и восторга. Да, если бы она была чуть хуже воспитана...
    Она даже потянулась к нему, чувствуя под пальцами гладкий шёлк его тёмных волос, но что-то внутри... то ли правила приличия, то ли какое-то беспокойство, исподволь цепляющее когтистой лапой помешали ей осуществить желаемое. Ещё секунда - и Магдалена уткнулась носом в его плечо, снова сдыхая его такой родной запах. Как поднять на фон Кролока глаза, она не знала.
    Но вдруг издали эхом медленно поплыл звук. Звук, у которого нет национальности - колокольный звон на башне любой церкви не перепутаешь ни с чем. Магдалена встрепенулась, подняла голову и устремила взгляд к источнику звука: отсюда был виден лишь купол и башня церкви.
    - Вечереет... и правда, - словно сама с собой немного тревожно заговорила Магдалена, внутри неё происходила странная борьба между тем, что она чувствует здесь и сейчас и каким-то одной ей ведомым беспокойством, а затем повернула очень серьёзное лицо к Йохану: - Интересно, где это? Вы же... Поможете найти мне дорогу?

    +1

    19

    Почувствовав ее голову на своем плече, фон Кролок лишь коротко глянул на склоненную макушку, замер и уставился в окно. Он старался не привлекать к себе лишнего внимания родителей Магдалены - отчасти из-за нее самой, чтобы девушку не разбудили, отчасти из-за себя, поскольку не желал становиться объектом многозначительных взглядов и жертвой непростого выбора. Разбудить самому в стремлении сохранить ее неприкосновенность или пожертвовать джентльменством в угоду ее сну? Лучше второе. Многодневный путь и впрямь изнурял, постоялые дворы и постоянная смена обстановки начали надоедать, и он бы тоже, вероятно, вздремнул в других обстоятельствах.
    Магдалена проснулась сама из-за неровной дороги и подскочившей на ухабе кареты. Может, и к лучшему - блуждать на грани воображения, в котором фон Кролок опускает голову ей навстречу и легко зарывается губами и носом в волосы, становилось утомительно. Хотеть несбыточного - что может быть притягательнее для человека уже не юных лет, пресытившегося почти всем... кроме нее?

    Проклятие, спасение - как ни назови, итог один. Они мертвы, они вынуждены убивать, чтобы жить, они не могут показаться под дневным светилом и существуют лишь во мраке ночи, как самые страшные человеческие кошмары. Кролок не стал спорить, переубеждать, настаивать. Пусть, пусть Сара держится за свою правду. Однажды наступит день... ночь. Наступит ночь, и она поймет его. Но, вероятно, будет уже слишком поздно.
    - Нет. - Он покачал головой медленно, словно в задумчивости, погрузившись в былое глубже, чем ему хотелось бы. Непростой вопрос для той ситуации из далекого прошлого, разрешившейся, впрочем, как и многие другие - солнцем. - Она не стала. Она не пила кровь. - И поди пойми, что Кролок имел этим в виду. Действительно не стала, потому и не пила кровь, ведь как человеку ей было это не нужно? При чем здесь тогда проклятие? Привычка лгать и витиевато обходить правду настолько въелась, что Кролок едва ли мог ее отринуть, особенно когда речь шла о прошлом, неизвестном никому в замке, кроме Герберта.
    Но порой за самой явно проговоренной фразой прячется та самая истина, которую не нужно искать. Вампиры должны пить кровь, Магдалена ее не пила, поэтому она не вампир. Все слишком просто, издевательски просто. Как назвать существо, которое не могло убивать, потому что это было противно самой ее природе, и даже обращение не смогло это исправить? Как назвать существо, для которого даже утраченная жизнь значила больше смерти, и мертвый бог виделся живым, недремлющим, любящим и суровым одновременно? Вряд ли слово "вампир" подходило. Кролок даже мысленно не мог назвать ее так - не из чрезмерного уважения или памяти, а лишь потому, что это понятие отражало вовсе не то, чем являлась Магдалена, добровольно заточенная в гроб вдали от искушения вкусить свежую кровь, каким-то чудом усмирившая терзающую жажду, ждущая лишь удобного случая, чтобы прервать собственное существование и покончить с тем, что вообще не должно было начаться.
    Как и этот день не должен был начаться. И тем более бал-маскарад.
    - А давай, - согласился он неожиданно для самого себя, и наверняка для Сары тоже, невольно и лишь благодаря ей, этой очаровательной рыжей пройдохе, возвращаясь ненадолго из бесконечного мрачного тлена в состояние околоироническое, в котором нельзя было удержаться от того, чтобы высмеивать все и вся, сохраняя внешнюю невозмутимость. - Наряжусь в престарелого вампира со сломанным ребром. Как думаешь, поверят?

    Он лишь слегка улыбнулся, прекрасно понимая, что смущает ее - и едва заметно, совсем чуть-чуть, себя. На какой-то миг он и правда поверил, что Магдалена поддастся. Потянется ближе, еще ближе, на расстояние касания губ, и если не поцелует сама (наверняка нет), то очаровательно позволит эту дерзость ему, и... Господи, человек, который после смерти супруги не отказывал себе в плотских радостях, если они были ему желанны, едва ли не робеет при мысли о простом поцелуе! Воистину, как прекрасно быть влюбленным. Он что, всерьез это сейчас подумал?
    Она не осмелилась, спряталась у него на плече, и фон Кролок выдохнул, не понимая, что он чувствует больше - облегчение? разочарование? странное болезненное удовольствие от того, что все еще не получил желаемого и можно упиваться ею, его последней влюбленностью, и дальше?
    - Конечно. - Он сделал несколько шагов назад, выходя из линии прибоя, и только когда песок сменился на сухой, куда не доставала вода, опустил Магдалену на ноги. Пусть все идет своим чередом. Господь, наблюдавший за ними, видно, приготовил им что-то другое, раз вмешался и прервал искушение, которому оба они едва не поддались. Но если бы фон Кролок только мог себе представить, что... - Тут должно быть недалеко. Я провожу вас и побуду с вами сколько нужно, а после верну родителям в целости и сохранности.
    Путь занял минут двадцать, и когда фон Кролок с Магдаленой вошли в церковный двор, уже начинало темнеть. Запоздало он подумал, что стоило вернуться за повозкой и не идти обратно по темноте, но время явно было упущено. В церкви, впрочем, находились люди, а у дверей сидела старая женщина, просившая милостыню. Быть может, здесь удастся одолжить повозку или хотя бы оседланного коня. Фон Кролок заранее достал пару монет, чтобы подать нищенке, когда они с Магдаленой приблизились ко входу - девушка остановилась у дверей, тихо шепча молитву, и он, лишь несколько раз перекрестясь, посчитал момент удачным, чтобы подать милостыню. Старуха тоже что-то шептала, но лишь когда монеты уже летели в треснутую деревянную миску у ее колен, фон Кролок понял, что именно, и обомлел.
    - Погибель ходит за тобой, смерть ходит, погибель, невеста смерти, крест на тебе, крест... - шептала нищенка, не сводя пристального полубезумного взгляда с Магдалены. Посмотрела на фон Кролока, ударила клюкой по миске, монеты разлетелись прочь - и те, что бросил он, и другие, лежавшие там прежде. Голос ее взвился, громкий, яростный, нарушая тихую благодать церковного двора. - Меченый! Уходи и забери свои деньги! Нет тебе креста, нет блага! Мертвецы кругом тебя, иди прочь!

    +1

    20

    Иногда чувствовать себя глупой - это несколько иное, чем на самом деле являться глупой, нет, даже дурой. Проще говоря, когда ты в какой-то момент ощущаешь себя дурой - это вовсе не значит, что ты таковой и являешься на самом деле. Нет, ну, объективно говоря, рыжая уступала в начитанности и широте кругозора большинству её посмертных знакомых, поскольку большинство из них были когда-то людьми знатными и образованными, а иногда просто образованными. Сара большими знаниями похвастаться не могла ни при жизни, ни при смерти. Впрочем, её этим было не смутить, потому что там, где не было знаний рыжая добирала либо очарованием, либо упрямством, либо и тем и другим вместе взятым.
    Вот и сейчас разве помогли бы ей большие знания перестать себя чувствовать глупой в обществе фон Кролока? Но, с другой стороны, ей было не привыкать чувствовать себя запутанной в его речах, которые в уме можно было вертеть и так, и эдак, пытаясь сложить полную картину - ничего не получалось, как обычно. Сара лишь тяжело вздохнула. Но одно она знала точно... нет, даже не "знала", а "чувствовала нутром": она была права - вот что важно. И пусть она и не могла добиться от графа искренности, но этот разговор она и не расценивала, как последнюю исповедь. Граф не должен был уходить в небытие - это рыжая знала точно, а уж чем она этого будет добиваться уже неважно. Раньше вот хватало очарования и упрямства, может, и в этот раз хватит?
    "Интересно, от кого тогда Герберт? Или выходит он уже был рождён?" - за неимением подробностей Саре оставалось только гадать о порядке происходящего ещё при жизни фон Кролока. Была ли та девушка его первой любовью или же последней.
    "Если он обещал её спасти, но проклял, то, выходит, это не она его обратила, а он... обратил? Или просто выпил?"
    - А она ей стала нужна? Ну, кровь всмысле... - всё-таки решилась уточнить Сара. И снова с языка так и просился вопрос, кто и когда укусил эту девушку, если укусил, но некоторого количества благоразумия в рыжей голове пока хватало, чтобы прикусить язык.
    Вопросы, вопросы в голове и никаких ответов. Но ведь и не за ответами пришла сюда Сара, она пришла сюда на бал. А тут, одни руины прошлого, которое осталось только в памяти и на словах, но девушка упрямо цеплялась за это прошлое. Да, она не могла вернуть его, как не вернуть отнятой жизни, но ей казалось, что даже вот из этого полустёртого письма из прошлого можно было написать новую историю настоящего. Она верила в это, когда летела сюда, верила, как верят в живого Бога смертные, и вот её мёртвый бог вдруг услышал её:
    - Что? - сорвалось с губ в ответ на неожиданное согласие, но затем Сара резко осознала суть - фон Кролок согласился пойти с ней! - Эмпф... то есть замечательно! - встрепенулась рыжая, подлетев к графу и заглядывая в его глаза, ища там подтверждение словам, - Поверят! - усмехнулась она в ответ самокритичной шутке, - Только, наверное, нам стоит поискать перекус, когда стемнеет, чтобы старый вампир добрался до бала вцелости. Это немного неожиданно, но, я вас уверяю, граф, выездной бал мы сделаем ничуть не хуже нашего... - она обнажила в улыбке клыки, - Идёт?

    На какую-то долю секунды Магдалене показалось, что она поддастся собственной слабости. Да, собственной. Фон Кролока никак нельзя было упрекнуть в том, что он искушал её своим поведением или присутствием. Нет, никогда! Он всегда был более чем деликатен, даже сейчас, когда держал на руках, а ей так хотелось поцеловать его.
    "Святый Боже, прости меня, грешную!" - внутри всё замерло, словно то море, что разливалось внутри, внезапно оказалось очень бурным и холодным, едва не утащив с собой на глубину. Во тьму, где разум спит, а дух теряет покой, влекомый искушением. И Магдалена знала, как выглядит искушение: у него было имя, голос, она видела во тьме глаза, принадлежащие ему, силуэт, но черты его всегда были сокрыты во тьме, а тьма и тайна всегда рождают самых страшных чудовищ. И одним из них был он - Иуда. Он обещал ей, что его ничто не остановит и если Магдалена откажет, то он начнёт убивать всех. Всех, кто дорог и кто просто окажется рядом и взглянет в её сторону. Тогда он дал ей срок месяц, а сейчас осталось мало - ничтожно мало. Настолько мало, что Магдалена даже боялась считать. Неделя или полторы? Завтра или сегодня? Или уже вчера вышел срок? Боже, как же она надеялась сбежать от этого кошмара! А теперь расслабилась и позволила себе быть счастливой в собственной слабости, захваченная чувствами. А сейчас этот звон словно бы отрезвил Магдалену. Так сколько ей осталось?
    - Чудесно! Вы очень добры, дорогой... Йохан, - она улыбнулась, вставая на песок и на секунду взглянула в глаза фон Кролока, но быстро отвернулась, ища другой объект: то море, то церковь, то вот маленькую ракушку под ногами. Она боялась, что Йохан увидит во взгляде даже не смущение, а смятение и испуг.
    - Взгляните, какая прелесть! - она протянула графу маленькую ракушку-улитку, которую давным-давно уже покинул законный владелец, но сама ракушка была цела и окрашена в белый, песочный и оранжевый цвета.
    - Как кусочек заката, - немного смущённо пояснила Магдалена, забирая её с собой.
    Как поцелуй, который не случился...
    Как всегда и бывает, кажется, что до нужного места рукой подать, а идти оказалось довольно прилично. Магдалена не устала да и за неспешной беседой по пути эти минут двадцать пролетели быстро, но, как известно, на море после заката темнеет катастрофически быстро, а в сизых сумерках затаилась её тревога, которую Магдалена всё это время пыталась гнать от себя. Но девушка пока шла, стала невольно вспоминать, сколько времени прошло с той самой ночи, когда Иуда приходил к ней и мог ли он...
    "Но это безумие, Магдалена? А разве не безумие то, что он в принципе существует на этом свете? Ты сама видела, на что он способен..."
    Но вот уже церковная ограда. Магдалена едва сдержала вздох облегчения, когда они с Йоханом ступили в церковный двор. Магдалена бегло огляделась, они с Йоханом были здесь не одни, что к лучшему. Привлечённые колоколом, люди спешили внутрь к вечерней службе, неподалёку от ограды просили милостыню те, кому повезло меньше в этой жизни. Девушка невольно пожалела, что не взяла с собой хотя бы несколько монет, но она ведь и не собиралась никуда, поэтому оставалось только выдохнуть и помолиться, прося прощения за случившееся, неслучившееся и прося милости и покровительства.
    Погружённая в молитву, Магдалена не сразу поняла, что происходит: звук рассыпающихся монет и громкий надтреснутый голос нищей заставили Магдалену вздрогнуть и испуганно обернуться.
    - Меченый!...
    Магдалена тотчас окзалась рядом с Йоханом и старой женщиной. Она сама не понимала, что так испугало её, почему сердце так бешено колотится в груди, а пальцы холодеют и не слушаются, пока она, присев, пытается собрать монеты с мостовой монеты для нищей.
    - Успокойтесь, прошу! Мы не причиним вам зла, - она пыталась говорить, как можно спокойнее, но голос всё равно предательски подрагивал, - Вот возьмите...
    Она не нашла миску, хотя она была буквально в полушаге от своей хозяйки, поэтому протянула нищей её монеты в ладони, а второй рукой коснулась её руки, пытаясь то ли успокоить, то ли привлечь внимание и отвлечь от Йохана.
    Она на миг встретилась взглядом с нищей и задалась вопросом, а в самом ли деле та была так стара, как выдавало её лицо и одежда. Было что-то в её глазах такое...
    "А ведь она, может, и не старше моей матери..."
    - Возьмите, пожа... - мягко, но настойчиво повторила Магдалена, но тут вдруг получила клюкой по руке от притихшей на миг нищенки.
    Магдалена успела только вздохнуть и прижать к себе ушибленную руку, слушая нищенку. Кажется, глаза их обеих одинаково были полны ужасом.
    - Не тронь меня! Уйди! Уйди!! Не прикасайся! Ты несёшь погибель! Смерть уже дышит тебе в спину! - нищенка неловко встала, опираясь на клюку и подбирая миску, попятилась назад спиной к ограде, спотыкаясь и повторяя:
    - Не подходите! Жить... Жить... Я хочу жить. Смерть за тобой! - она ткнула пальцем куда-то за спину Магдалены, что девушка невольно обернулась, действительно ожидая увидеть там, если не смерть с косой, то Его. А нищая, наткнувшись на выходе на прихожанина церкви, покинула церковный двор так торопливо, словно Магдалена и Йохан были заражены чумой.
    - Йохан, я...
    Магдалена совсем осела на землю и продолжала смотреть на ограду и улицу за нею, где, как и прежде, текла размеренная жизнь, но для неё что-то неуловимо поменялось. Она не знала, стоит ли идти домой сейчас или лучше остаться на службу. Если эта безумная нищая была права хоть немного, то им не стоило покидать сейчас церковный двор. Но успеют ли они домой?
    - Простите, мой милый, - силы и моральные и физические как-то резко покинули Магдалену, она продолжала сидеть и смотреть на Йохана снизу вверх притихшая и подавленная. Ей хотелось уберечь фон Кролока от того, во что он оказался невольно втянут, но сейчас её собственный крест в лице Иуды казался непосильной ношей для её плеч.
    - Это всё моя вина...

    +1

    21

    Вот же чертовка, попалась один раз - и больше не дается. Граф почти улыбнулся уголками рта, невесомые тени чуть углубили ямочки и тут же пропали, как и не было. Все время лгать, водить за нос, утаивать подробности и наводить туману на ровном месте - в этом он был хорош донельзя, однако та, что безоговорочно поверила ему и доверчиво пошла за далекими горизонтами несколько десятков лет назад, больше не принимала его слова за чистую монету. Шла напрямик, искала истину настойчиво и не прячась. Это заставило ее покинуть замок в свое время? Или так изменил ее большой мир? Кролок не помнил. Разумеется, Сара стала другой, обретя клыки и жажду крови, - это меняет всех. Кого-то больше, почти до неузнаваемости. Кого-то слегка, лишь заостряя отдельные грани характера, оттеняя их тьмой. Даже Магдалену изменило, как бы она ни пыталась этому сопротивляться - изменило, потому она и прятала себя от ночи за могильной плитой, все глубже погружаясь в шепот демонов проклятой души, который однажды и заставил ее принять окончательную смерть.
    - Нет. - Кролок качнул головой, отрицая очевидное. Кровь была нужна Магдалене, вне всякого сомнения. Быть может, вкуси она свежей горячей крови, сумела бы упасть окончательно, не осталась на краю бездны без права на спасение, без возможности достигнуть самого дна. Они могли вдвоем властвовать сейчас над горсткой вампиров... или она возненавидела бы его и ушла искать собственный путь. Скорее всего, именно так. - И нам не так уж нужна.
    Месяцы, годы без глотка свежей крови. Разум в тумане, все инстинкты направлены лишь на поиск пропитания, не жизнь (давно уже не жизнь), лишь существование оболочки, которую смерть не берет под свое крыло. Отвратительные создания, порождение человеческих кошмаров - вот кто они, немертвые, неживые. Можно сколь угодно долго играть словами, туманить Саре голову, забавляться и прятать истину от нее, от себя, от всех, но это ничего не изменит. Они так и останутся мертвецами, ворующими чужую реальность, паразитами во чреве стремительно меняющегося мира.
    Кролок вскинул руку и тихо приложил палец к губам, призывая Сару прекратить расспросы. Качнул головой едва заметно. Она может сделать какие угодно выводы, это ничем не повредит памяти Магдалены, не нарушит запечатанный альков с ее образом, который граф хранил в воспоминаниях. Рыжая еврейская бестия и без того узнала гораздо больше, чем вся его свита за последние триста лет.
    - Здесь поблизости ничего не осталось. - То ли насмешка, то ли сожаление. - Волки, белки, даже крысы - все выпито до капли. Люди и вовсе в наши края не забредают уже лет двадцать. Последним... да, кажется, последним был этот милый архитектор, фаворит Герберта. Отчаянная душа. Мы питаемся только воспоминаниями, скорбью и тоской. Не слишком разнообразное меню. - Кролок приподнял бровь, с толикой интереса глядя на девушку. Ее предложение перекусить было воистину ценным и даже необходимым условием для похода на бал, однако оставалось невыполнимым. - Если только... - Его жадный горящий хищный взгляд остановился на щеках Сары, скользнул на ее губы и, наконец, на ее шею. Туда, где когда-то давно он оставил две небольшие отметины, ныне полностью исчезнувшие с белой нежной кожи - гладкой и упругой кожи вампира, не отказывавшего себе в хорошем питании.

    У Йохана потемнело в глазах, кулаки сжались. Еще мгновение - и он ударил бы эту женщину, позволившую себе поднять клюку на Магдалену, ударил бы с силой, наотмашь, так, что она отшатнулась и упала, и раз и навсегда забыла, как дерзить благородной даме и вести себя неподобающим образом. Вероятно, даже ногой, чтобы не пачкать руки о недостойную умалишенную. Остановило его лишь осознание, что Магдалена едва ли готова увидеть его таким... безжалостным, полным жестокости и всего того, что таилось глубоко и почти не находило поводов выходить наружу. И еще ужас, дикий ужас, что метался между взглядов двух женщин - казалось, одинаково напуганных и знавших куда больше, чем он сам.
    Он каким-то чудом и усилием сдержался, лишь сделав шаг и встав между нищенкой, пятившейся прочь, и Магдаленой - ненадолго, пока расстояние, разделявшее их, не увеличилось настолько, что первая даже при желании не дотянулась бы до другой.
    - Идите прочь. На святой земле нет места тем, кто сеет боль и страх, - тихо прорычал Йохан вослед нищенке, но отчего-то его собственные слова кольнули его же - не они ли с Магдаленой те, кто сеет боль и страх? Точнее, не он ли сам? Не Эльфрида ли сейчас обвиняла его устами этой женщины, случайно попавшейся на их пути? И Магдалена... причем тут она? Неужели проклятье, о котором он с самого детства старался позабыть, теперь отметило и женщину рядом с ним? Он порывисто обернулся, присел на одно колено рядом с девушкой, стиснул в руках ее ледяную ладонь. Его ищущий взгляд пытался проникнуть за ее обреченность, но не находил возможности. - Она напугала вас? Простите. Мне следовало быть бдительнее. Нет-нет, что вы. Пожалуйста, нет, вы ни в чем не виноваты. - Йохан покачал головой, прижался губами к холодным тонким пальцам.
    Не хватало только, чтобы вся эта ситуация обернулась так... так. Зачем они вообще пошли искать эту церковь? Зачем колокола зазвучали в тот миг, когда все было прекрасно, романтично и... нормально? Так нормально, как у него, вероятно, почти никогда и не было? Почему на его пути все время стоит что-то необъяснимое, страшное, почему веет холодом и тленом, убивая мгновения счастья? Что за крест он несет? Что за мрачные образы дышат ему в спину, невидимые им самим, но нередко замечаемые кем-то со стороны?
    Йохан приобнял Магдалену за плечи и бережно поднял ее на ноги, не удержавшись от короткого успокаивающего объятия. Оказаться бы сейчас подальше от этого места, да хоть на том постоялом дворе, где их сейчас дожидаются родители девушки. Обнимать бы ее крепко и долго, шептать что-то успокаивающее, пока она не перестанет дрожать, пока не согреется изнутри и снаружи, пока пугающий образ - кого? чего? его собственного проклятия? - не отойдет в сторону, не померкнет на свету камина, не скроется за уютом маленькой комнаты, в которую ничто и никогда не проникнет без их ведома. Увы, Йохан мог гарантировать ей безопасность лишь в кольце своих рук. И еще, пожалуй... да.
    - Пойдемте в церковь. Вы помолитесь, вечерняя служба вас успокоит и принесет мир в сердце. А я поищу способ добраться отсюда до постоялого двора, сразу после службы мы уедем и никто больше не побеспокоит вас.
    В церкви было не больше полутора дюжин прихожан, и Йохан без труда провел Магдалену ближе к иконостасу, к высоким одетым ризами образам - здесь, под их бдительным вниманием, она должна чувствовать себя в безопасности... и под взорами священников, конечно. Как бы ни был набожен граф фон Кролок, полагаться исключительно на защиту высших сил ему казалось нерациональным. Ни один святой, взиравший на них со стен церкви, не удержал клюку нищенки, когда та занесла ее для удара, никто не поразил ее молнией, не наставил на путь истинный, не заставил униженно просить прощения. Пусть они, безразличные, успокаивают душу Магдалены, а его душу скорее успокоят несколько священников, занятых службой, никто из которых не позволит обидеть прихожанку под сводами церкви.
    Оставив ее молиться, фон Кролок покинул здание церкви, нашел во дворе сторожа и получил заверение, что верховая лошадь будет ждать его после завершения службы. Это стоило ему нескольких монет и перстня в качестве залога (перстень на случай, если господин вдруг надумает оставить лошадь себе; "украсть" не прозвучало, но подразумевалось, и Йохану второй раз за вечер захотелось ударить человека). Служба еще шла, когда он вернулся и остановился в нескольких шагах позади Магдалены, не желая нарушать ее тайную беседу с Всевышним.

    +1

    22

    Возможно, это покажется странным, но все дети рано или поздно вырастают, даже те, над которыми время не властно. Вот и Сара, которая пусть и не была дочерью фон Кролока, а лишь его кровавым детищем, тоже выросла. И только одной тьме было известно, какой она стала и чего ей это стоило, чего стоило это тем, кому Сара попадалась на пути. Безусловно, что-то осталось в ней прежнее, какая-то часть той самой деревенской девушки Сары до сих пор безоглядно тянулась к Графу, жаждала его внимания, одобрения, но вместе с этим и восхищения. Понятно, что вряд ли вампира можно было восхитить красотой - за вечность он повидал многое, умом - это не совсем случай Сары, но вот хитрость, очарование и кровожадность - это то, чем рыжая безусловно могла отличиться. Ну, и, конечно, верность. Её создатель сейчас этого оценить был не в состоянии, но здесь в этом пустом, полуразрушенном замке была с ним именно она. Она вернулась к нему в самый чёрный час, не Герберт, хоть фон Кролок и не звал. Но Сара знала, что она нужна здесь и сейчас.
    И, возможно, было бы правильно разделить с Графом ту участь, которую он возжелал для себя, но Сара была иного мнения. Кануть в небытие в лучах солнца, как глупые и преданные влюблённые - это было в духе истории про Ромео и Джульетту, которую ей с упоением читал Альфред. Сара же восторга по этому поводу не разделяла, она предпочитала вечный кровавый пир в ночи, а не печальную, но романтичную кончину.
    Граф её запутал. Сара внимательно взглянула в его бесстрастное лицо и впервые почувствовала укол раздражения. Но дело было не в самом Кролоке, а в очередной его тайне, которую он так заботливо прятал ото всех, даже от неё, которая пришла сюда, к нему, в отличие от большинства тех, кого он соблазнил до или после Сары.
    Она неодобрительно прищурилась и молчала, лишь вопросительно вскинув бровь на слова о том, что кровь вампирам не так уж и нужна.
    "Видимо, давно он не ел!" - мысленно ехидничала Сара, но вслух продолжала молчать и слушать Графа, хоть и была диаметрально противоположного мнения - она никогда не останавливалась в поисках жертвы, если к ней подступал голод.
    - Не слишком разнообразное и питательное меню, - не утаила ехидства в итоге Сара, продолжая разглядывать Графа, - Пора вам.... Оооо! Минуточку, - губы Сары растянулись в ухмылке, - Я знаааю этот взгляд, - она чуть склонила голову набок.
    Ситуация становилась всё интереснее! Подумать только, Кролок жаждал крови и хотел укусить её. Снова. Она была его единственным способом вырваться из лап жалкого существования и получить хотя бы несколько глотков ещё тёплой крови. Будь перед ней иной вампир, рыжая долго бы забавлялась, требуя платы за желаемое, но фон Кролок - её создатель. Он обратил её во тьму, а она теперь может практически возродить его в этой самой тьме, ведь Сара прекрасно помнила тот постоянный голод от скудной охоты в окрестностях замка, помнила, как чувствовало себя её тело, и сколько сил в нём было сейчас.
    Но было бы слишком, слишком просто вот так взять и молчаливо согласиться. Она сделала шаг ему навстречу, обнажая с одной стороны прикрытую кудрями шею.
    - Я знаю, что никогда не удостоюсь чести стать одной из ваших столь бережно хранимых тайн и не только... - как много скрывалась под этим "не только"! - Но раз я здесь и готова дать вам желаемое. Я же заслуживаю хотя бы один поцелуй? - она приблизилась к Графу, не отводя взгляда, и коснулась ладонью его груди.

    "Боже, как ему сказать? Как объяснить?" - крутилось в голове Магдалены, но страх и стыд сковывали уста молчанием, она и сама не понимала толком, как вообще можно рассказать о существовании Иуды, о том, что происходит и не заработать славу душевнобольной. Конечно, родители вряд ли отдадут её в одно из тех мест, которыми пугал её Иуда, но вот то, что её закроют дома и перестанут куда-то выпускать - это факт, а ведь Ему это было бы только на руку. Да и вряд ли Йохан будет искать встречи с душевнобольной. И Магдалена понимала, что уж этого она точно не выдержит.
    Она подняла глаза на Йохана, когда тот опустился перед ней на колени и коснулся. Ей безумно хотелось ему всё рассказать, но к горлу подступил солёный комок, она чувствовала, что вот-вот расплачется, но уже не столько от страха, столько от его заботы и участия. Если бы только Йохан мог читать по глазам, то он сейчас же мог бы сам узнать всю правду, потому что эта тайна больше не могла храниться за семью замками души Магдалены. Если бы он только мог помочь...
    - Мой милый, не держите зла на эту женщину, молю вас, - прошептала девушка.
    "Вы не представляете, насколько она права..."
    Она погладила Йохана по волосам, когда тот обжёг дыханием и коснулся кончиков её пальцев губами.
    "Я люблю вас. Люблю вас больше жизни мой милый. Но не больше вашей жизни... Я не могу повесить на вас свою ношу"
    Девушка не стала сопротивляться ни объятиям, ни желанию Йохана отвести её в церковь. У неё не было сил на приличия и она с покорностью и теплом принимала его заботу, словно замёрзшая птица, принимающая тепло, кров и пищу из рук спасителя. Но ей было больно смотреть в его глаза. Казалось, что ещё немного, и она расскажет ему всё, но страх и накатывающие слёзы удерживали Магдалену. И лишь только когда Йохан сказал, что оставит её ненадолго и поищет лошадь, девушка вдруг взволнованно встрепенулась.
    - Только обещайте мне, что никуда не уйдёте один со двора церкви! Пожалуйста, обещайте! - она с таким отчаянием схватилась за его руку, словно всерьёз думала, что сможет удержать. Удержать от чего-то страшного, словно бы он стоял на краю пропасти. В эти мгновения она забыла о собственном страхе и отчаянии, умоляюще ища ответа в его глазах. И только получив самые горячие заверения, успокоилась и осталась молиться. Уходя, Кролок мог видеть, крестится Магдалена, как опущены плечи и голова у её хрупкой фигурки.
    - Дай мне сил и смирения, Всевышний, чтобы донести свой крест до конца, как нёс его...
    Она услышала шаги позади, замолчала и резко обернулась. Но испуг тотчас сменился спокойствием.
    "Что же это я, ведь Он не может... Надеюсь, и правда не может" - она чуть заметно протянула Йохану руку и улыбнулась уголками губ. Рядом с ним было спокойнее и за себя, и за него. Тем временем служба подходила к концу...
    Она не спешила к выходу, хотя не знала, что страшнее, оказаться на улице одним или в толпе. Спустившись к крыльца, Магдалена вдохнула прохладный воздух. За время службы она почти успокоилась, но сейчас тревога вновь подступала. Церковный двор был тёмен, часть улицы - тоже, лишь тусклый свет сочился из-под закрытых ставен, а с фонарями было как-то небогато, по всей видимости, даже на церковном дворе.
    "Странно..." - она взяла Йохана за руку, глядя, как люди беззаботно утекают со двора, кто парами, кто компаниями, кто поодиночке.
    - Даже та женщина не вернулась...
    "И сторожа с лошадью нет..."
    - Йохан... - немного поразмыслив, Магдалена повернулась к мужчине, - Можно я попрошу вас, мой милый? Не сочтите за глупость...
    Она отпустила его руку, убрала волосы и потянулась назад, что-то расстёгивая. Через пару мгновений у неё на ладони лежал крест: простой и совершенно не изящный, возможно, даже мужской, поскольку был чуть большеват по размерам для девушки.
    - Пока вы с нами в путешествии, прошу вас, носите его и не прячьте, - она взглянула на Йохана так, словно от этой прихоти зависела, как минимум, её жизнь.
    - Мне подарил его священник, он друг отца. Говорят, крест сделан из дерева ящика, в котором перевозили мощи Святого Иоанна.
    Тут вдруг послышался странный звук, будто что-то покатилось из дальнего тёмного угла церковного двора. Магдалена встревоженно обернулась, звук приблизился и сменился чем-то похожим на то, как падает на землю деревянное колесо, отвалившееся на ходу от телеги. Только какое-то маленькое...
    Кажется в тусклом свете девушка даже увидела, где остановилось это что-то, и что это было такое.
    "Нет... Нет-нет... Неужели..." - она спустилась со ступеней и медленно пошла в сторону звука. На брусчатке лежало что-то маленькое и полукруглое... Девушка присела и коснулась... под пальцами было что-то немного шершавое и влажное. Она отдёрнула руку и прижала её к груди. И тут потянуло чем-то странным, смутно знакомым... Она поняла, что кончики пальцев чем-то запачканы.
    - Нет... - шёпот...- Нет-нет! - мысли становились словами... Он мог быть в том углу. Мог в противоположном. В любом. Он умел играть. Он любил играть с особой жестокостью.
    - Йохан!! - испуганно позвала Магдалена, попятилась назад, запинаясь, - Йохан... Там... Там... Нет, не ходите, пожалуйста, останьтесь.
    Там, где они стояли, Йохан вполне мог уловить запах, знакомый ему, как тому, кто ездит на охоту и знает запах крови. Магдалена была неправа, та женщина вернулась, но определённо больше никого не потревожит и не попросит милостыню. Ей перерезали горло совсем недавно и ещё тёплой кровью наполнили ту самую миску, с которой она просила милостыню. Оригинальный "бокал"...
    Но истерике не суждено было начаться. К тому же, Йохана бы ожидала не одна неприятная находка... тут послышался приближающийся цокот копыт. Из-за этого же угла, но снаружи шёл человек, лица его не было видно в темноте, а фигура скрыта плащом, он вёл под уздцы лошадь, которая как-то нервничала: пряла ушами, мотала головой, но покорно шла, ведомая железной рукой. Судя по плащу, то, кажется, был охранник, но определённо не тот... Этот был выше и голос...
    - Господин... - позвал он, остановившись в тени у входа на территорию церкви, не доходя буквально несколько метров, - Вам нужна была лошадь? Забирайте...
    Магдалену как пригвоздили к мостовой, она знала этот голос.
    - Йохан, нет... - прошептала она практически одними губами и вцепилась в руку Йохана, но это не осталось незамеченным. Она могла поклясться, как слышит, что Иуда хмыкнул и улыбается.
    - Пусть он сам подойдёт сюда, я не полезу на лошадь посреди улицы, - выдала вдруг Магдалена.
    - Похоже ваша спутница устала, - спокойно заметил незнакомец, обращаясь к Йохану, - Скажите, куда вам нужно, я провожу, так будет быстрее...
    - Нет! - запротестовала Магдалена, ей казалось, что её сердце стучит так громко и быстро от страха, что слышит вся улица, а Иуда, словно нарочно, её игнорировал.
    -...если того пожелает господин....? - мужчина вопросительно замолчал, видимо, интересуясь тем, с кем имеет дело. Было что-то странное в этом мужчине, в том, как он говорил, как держал себя. Если его и можно было назвать простолюдином, то с большой натяжкой: он держался так уверенно, говорил вежливо, но слишком это было для простолюдина и даже для слуги в хорошем доме, Йохан чувствовал на себе внимательный и цепкий, очень уверенный взгляд.

    Отредактировано Sarah Chagal (2022-11-27 22:26:00)

    +1

    23

    Если бы граф фон Кролок был способен испытывать эмоции всерьез, впечатляться или даже восторгаться (чем черт не шутит), именно сейчас он на некоторое время погрузился бы в них, позабыв обо всем и вся - о своей неизбывной тоске, желании выйти на солнце и давно опустевшем склепе последней возлюбленной. Он зацепился бы за яркую еврейскую нотку, придававшую очарованию Сары неповторимый вкус. Даже в особой ситуации свою кровь она готова была отдать не просто так - добровольно и при этом с условием, которое, по большому счету, ничего не стоило Кролоку. Хитрая пронырливая бестия. Думал ли он, завлекая ее, совсем юную и вроде бы даже наивную, что она обойдет его без всяких усилий, устроится в меняющемся мире легко и свободно, станет своей там, где сам он даже не надеялся задержаться? Нет, и вовсе не потому, что ему не хватало прозорливости и разумения. Просто он не давал себе труда проследить ее путь чуть дальше, чем судьбоносный бал, где она предстала почетной гостьей, истинным украшением, его партнершей, едва ли не возлюбленной, и хрупким сосудом с бесценной живительной жидкостью, ради которой все и затевалось. А позднее, когда Сара стала меняться, стремительно подчиняясь не человечности и совести, а инстинктам, и вовсе пускал ее в свои мысли нечасто. Бессердечный, бесчувственный, равнодушный. Видела ли она его таким хотя бы отголоском сознания, когда ушла из отчего дома вослед за мечтой, да еще и студента с профессором за собой потянула? И ведь наверняка да, только наивно по-девичьи верила, что с ней он сумеет быть другим, пусть и на одну волшебную ночь. Больше ее не провести.
    - Ты уже знаешь больше, чем все те, кто даже не подозревает о существовании этой комнаты, дитя. Больше, чем вся моя свита. - Кролок не сдержал легкой укоряющей улыбки. Ей всегда было нужно сверх того, что она имела, даже когда она ступала легкими шагами в sanctum sanctorum его секретов, его постылой вечности. - Процесс создания тайны не такой захватывающий, как ее разоблачение? Или мечта о ней? - Он слегка подтрунивал над ее вечной жаждой бежать дальше, увидеть и получить больше, в то время как настоящее и без того значимо. Подтрунивал, но не мог не признать - он хотел ее, пусть шея Сары и не манила так, как прежде. В девушке не было жизни, не билось сердце, не цвел тот вечноувядающий цвет, что отличает людей от мертвецов, однако она все равно была в сотни, в тысячи раз более живой, чем он сам. Если только может быть живой сама смерть. - Ты становишься моей тайной прямо сейчас. Если только ты готова ее хранить.
    Губы Сары налиты все той же пышностью юной девы, какой она была лет сорок назад, болезненно алеют чужой кровью. Кролок провел костяшками согнутых пальцев по ее щеке почти так же, как тогда. Холодная нежность, за которой Сара бежала, и которая ее уничтожила. Нельзя войти дважды в одну реку, как утверждал Гераклит, но у графа фон Кролока и рыжей девы из трансильванской деревни это, кажется, получилось.
    - Я задолжал тебе. - Перехватить неповрежденной рукой ее под спину и подтянуть к себе, так, что Сара едва касалась мысками каменного пола, было легче, чем наклониться со сломанным ребром. Их губы, наконец, соприкоснулись - легко, с прохладным трепетом, с привкусом увядших лепестков и тлена, как только и могли соприкоснуться губы двух мертвецов. Противоестественно, ненормально, абсолютно неприемлемо и дико. Разница лишь в том, что губы девушки были теплее, в них чувствовалась угасшая чужая жизнь, и именно это пронзило Кролока желанием.
    Он впился в рот Сары со сдавленным стоном, притиснул ее к себе, сминая, даже через одежду чувствуя ее манящее тепло. Голова шла кругом, в глазах темнело, разум туманился - жажда так похожа на страсть, голод почти неотличим от вожделения. Не дождавшись шеи, не в силах оторваться, отстраниться, одурманенный запахом крови и желанием, всколыхнувшим его высохшее нутро, он прокусил ей губу, слизнул и сглотнул первые капли. И только потом, нисколько не насытясь, а лишь будучи раздразнен еще больше, опустился к шее. Хлынул тягучий теплый поток, Кролок почти захлебнулся им, и лишь сделав несколько глотков, почувствовал, как иссохшее нутро жадно всколыхнулось, впитывая кровь будто губка. Само его естество, недвижимое и почти мертвое, с болезненным трепетом отзывалось на каждый глоток, на сакральный особенный акт между двумя неживыми, не умершими, куда более таинственный, нежели привычно совершаемый с людьми.
    Пить кровь человека - да, для этого они предназначены, чтобы извлечь вместе с кровью и душу, выкрасть жизнь для себя, властвовать над смертным, владея им без остатка, утоляя глад душевный как глад телесный. Пить кровь вампира значит заглянуть в самую бездну безвременья и открыться навстречу, едва справляясь с собой, содрогаясь с каждым глотком, будто раз за разом раздразненная, не находившая удовлетворения плоть достигает желаемого. Две проклятые черные души слились воедино, и это было так похоже на человеческую страсть во имя Эроса, что Кролок почувствовал себя почти живым и неожиданно юным. Слабым, подверженным телесным желаниям, повергнутым в жаркую пучину вожделения, беззащитно открытым...
    Голова шла кругом, в глазах темнело, тело мелко дрожало от исступления и неутоленной, неутолимой жажды обладать - душой, телом, всем существом девушки, дарующей ему спасительную и дурманящую кровь. Кролок крупно сглатывал, едва находя в себе силы сдерживаться и не застонать в голос - другого источника пропитания попросту не было. Он должен был принять эту кровь как жертву, как дар, как единственно возможную манну тьмы, и найти в ней достаточно, чтобы скрепить поломанные кости и обернуться в летучую мышь. Только бы этого хватило. Только бы хватило... Силы изменили ему, и Кролок, еще не так давно почти взмывавший Сару вверх, переломился под коленями и упал ими в промозглый высохший от времени камень, прижавшись лбом к ее животу, придерживаясь подрагивающими руками за ее бедра и отчаянно борясь с жалким человеческим исступленным стоном.
    Он нечасто пил кровь вампира - близость, неизменно возникавшая при этом, была ему чужда, выматывала и сводила с ума. Он очень надеялся, что больше и не придется.

    Ожидая окончания службы, Йохан тоже успел помолиться - за Магдалену и ее семью, попросив мира в душе девушки, и самую малость за оставшегося в Трансильвании сына. Герберт еще не достаточно взрослый, чтобы быть благоразумным, и со стороны графа, вероятно, не слишком мудро оставлять его в одиночестве надолго. С другой стороны, он должен привыкать к ответственности, к тому, что однажды получит замок и все прилегающие земли в полное владение. Быть может, скорее, чем рассчитывает, наслаждаясь жизнью под крылом заботливого отца. Стоит, пожалуй, отправить ему письмо, пусть даже Герберт не сможет на него ответить до тех пор, пока у Йохана не появится постоянного адреса в Италии. Еще несколько дней, несколько долгих дней... Что, если демоны, преследующие Магдалену, доберутся до нее и в Италии? Йохан так рассчитывал, что поездка пройдет до самого конца спокойно, и постоянно находил этому подтверждения. До происшествия сегодня. До этой дрянной нищенки, смутившей чувства Магдалены и его самого, обратившейся к каким-то запрятанным болезненным тайнам. За себя Йохан был уверен - прошлое не властно над ним, что бы там ни предсказала Эльфрида. Но Магдалена и ее хрупкая душа не должны были становиться частью его наследного безумия. И чьего бы то ни было безумия, даже ее собственного. И прежде, чем покинуть храм, Йохан поднял глаза к расписанному потолку, усеянному картинами на библейские мотивы, отыскал там суровый внимательный лик и взмолился ему одному - пусть то, что преследует Магдалену, отступит. Пусть небо пошлет ему мощи и духа помочь ей и защитить ее. Пусть... силы, стоящие выше них обоих, позволят им соединиться. Дальше он все сделает сам.
    Если бы Йохан фон Кролок только мог понимать, о чем просит и как сбудутся его молитвы...

    На крест, который ему протянула Магдалена, он посмотрел с легкой растерянностью и непониманием, однако перечить не стал. Для нее это, очевидно, важно, а ему не составит никакого труда принять дар, так почему нет?
    - Хорошо. Не волнуйтесь, я все сделаю так, как вы хотите.
    Это было странно, слегка нелепо, и все же Йохан взял крест и надел его, не пряча. Смотрелось это абсурдно, будто он жаждет выставить крест напоказ и похвастаться уникальным приобретением, доказать всему миру, что является обладателем особой, пусть даже и священной, вещицы. Но Магдалена была так встревожена, что спорить он не решился. Более того, Йохан готов был исполнить любой ее каприз, лишь бы только она вернулась в спокойное расположение духа и снова начала радоваться поездке. Лишь бы все стало, как до захода солнца.
    Все опять пошло не так.
    - Не прикасайтесь! - предостерег он, но поздно. Что-то произошло, Йохан чувствовал буквально кожей. Сам воздух вокруг был пропитан вовсе не благостью и спокойствием, как прежде, и эта деревянная миска... Он снова  мягко сжал плечи Магдалены, потянул вверх, однако она уже успела коснуться пальцами, испачкаться в... чем-то. Нет, он бы не перепутал. Так пахнет только кровь. Дикая мысль мелькнула и пропала: она ведь не думает, что Йохан, оставив ее в церкви, пошел разделаться с нищенкой таким варварским способом? Она ведь не подозревает его в нелепом грязном убийстве, пусть даже та женщина и заслуживала наказания? Холодок скользнул по спине - а ведь возмездие настигло ее, нищенку, осмелившуюся ударить Магдалену. Чуть позднее, чем следовало бы, и уж точно жесче, чем Йохан рассчитывал. Что-то посчитало себя вправе отомстить за Магдалену... или кто-то. Он сделал пару шагов в ту сторону, откуда прикатилась миска, но почти тут же замер, остановленный девушкой. - Прошу, успокойтесь, я здесь, я никуда не пойду.
    Никуда, кроме, вероятно, выхода со двора церкви, куда сторож подвел лошадь. Йохан сделал к нему шаг и замер снова, почувствовав, как ледяные пальцы вцепились в его руку. Вокруг, в пахнущем опасностью воздухе, витало что-то такое, чего он не понимал, не мог поймать и осознать, и паника Магдалены лишь усиливала это ощущение. Фон Кролок пытался воззвать к разуму, ведь это всего лишь двор церкви, откуда спокойно уходили люди после службы, и в этом маленьком городке наверняка будет настоящим событием убийство несчастной нищенки, тело которой еще не обнаружили, но инстинкты буквально вопили - стой на месте, будь осторожен, где-то рядом есть опасность, хоть ты ее и не видишь.
    Диалог между Магдаленой и сторожем - кстати, не тем, которому Йохан платил за лошадь - был странным, как будто эти двое знали больше, чем он, и вели каждый свою партию, не посвящая Йохана в детали. Бред, Господи, какой бред.
    - Все будет хорошо, не волнуйтесь, - вполголоса заверил он Магдалену, мягко выпутался из ее пальцев и шагнул ближе к неказистым воротам, которыми прерывалась невысокая ограда, отделявшая церковный двор от мирских территорий. Еще ближе, еще... пока Йохан не остановился в двух шагах от ворот, словно его что-то дернуло, ударило в спину, натянулось между ним и девушкой, следившей за каждым его шагом. - Я не платил вам за сопровождение, - холодно и свысока заметил он, отсекая готовность сторожа проводить. - Только за лошадь. И потому, что моя спутница устала, я не считаю возможным вынуждать ее идти до лошади, когда лошадь может подойти сама. Поводья. - Он почти приказал, выставив вперед руку ладонью вверх. С расстояния нескольких метров Йохану было не рассмотреть лица мужчины в плаще, однако глаза у сторожа блестели в неясном отсвете церковного фонаря и пронизывали его цепким колючим взглядом, никак не подходящим тому барыге-тюфяку, которому фон Кролок отдал перстень. Впрочем, какое ему дело до сторожей этой церквушки, если он рассчитывал никогда в жизни ее больше не увидеть? - Поводья! - вновь приказал Йохан чуть громче и двинулся вперед еще немного, переступив через вопящие инстинкты и не желая показаться Магдалене трусом. Граница, отделявшая церковный двор от мирской дороги, осталась позади.

    +3

    24

    Говорят, у кошек девять жизней... Как жаль, что у Сары не было хотя бы двух. И, нет, ей не хотелось всё поменять, сейчас её устраивала её вечность, пока не слишком длинная, но, определённо более насыщенная, чем тот безрадостный человеческий век, который коротала бы она сидя в трансильванской глуши. Или, например, была бы сейчас старухой в годах при своём "студенте", который тоже разменял бы уже энный десяток. Мило, но грустно. А так Сара была рядом с Альфредом свежа и хороша, и много эта парочка успела накуролесить - столько, что хватило бы не на один человеческий век...
    Так что бы Сара хотела поменять? Ночь бала, того самого, когда оборвалось её жалкое существование в облике человека. Нет, она не хотела спастись, она просто хотела, чтобы всё было чуть по-другому. Она хотела видеть свою ценность в глазах Графа и не стала бы сопротивляться ему. Да, её кровь нужна была ему и всей свите, но кровь была важнее, чем та, кто был сосудом для крови. И потребовалось почти сорок лет, чтобы вновь фигуры в шахматной партии их вечности встали подобным образом. Подобным, да не таким. И теперь фон Кролок хоть на несколько мгновений был, наконец, готов признать ценность Сары в его собственных глазах. Да, она всё ещё оставалась сосудом, да, теперь не столь желанным и правильным, но, тьма, она нужна была фон Кролоку! Рыжая бестия дождалась! И, тьма, этого стоил весь чёртов перелёт!
    - Но вы же знаете, что мне. И этого. Мало, - губы Сары искривились в довольной и торжествующей усмешке.
    И если когда-то она, по-наивности, хотела любви фон Кролока, то сейчас она жаждала восхищения и признания её не просто, как части безликой и вечно чего-то жаждущей от Графа свиты, а её, как Сары, которая с ним здесь и сейчас.
    - Вашей тайной, - рыжая словно бы пробовала на вкус его эти слова и ей определённо нравилось. Нравилось то, как они перекатываются на языке, щекочут слух и обретают свой истинный смысл в их устах.
    - Ради этого стоило немножко подождать - с иронией заключила Сара, глядя в глаза своему создателю. Любила? Может когда-то и недолго. Ненавидела? Преклонялась? Никогда! Но он совершенно точно был нужен ей, иначе бы ей даже не пришло в голову проделать этот путь.
    В одной из книг, которые когда-то читал ей Альфред, один учёный выдвигал мнение, что между новообращённым вампиром и его создателем существует особая связь. И что можно было убить создателя и тогда погибнут все его детища, ну, или хотя бы почувствуют. Глупость какая! Чего только ни придумают люди! Но вот проверять, что будет, если Кролок растворится в вечности, Сара не желала совершенно точно.
    "Странное ощущение дежа-вю..." - Сара улыбалась то ли Графу, то ли собственным мыслям, - "И место не совсем то, и платья нет..."
    Но она снова стояла в его объятиях, глядя на него снизу вверх, но на этот раз она была... была счастлива. И в этот раз ей приятно и волнительно было снова оказаться в его власти, в этот раз она ей не противилась. И, наконец, она получила то, чего хотела с того самого первого бала - его поцелуй. Холодный и требовательный он яркой вспышкой пронзил всё её существо. Это чувство было ей знакомо - так чувствуется влечение и жажда, но жажда не только крови. Она сумела в нём хоть на миг, наконец, увидеть что-то большее, чем вечное отстранённое равнодушие, приправленное иронией. И от того в самой Саре откликнулось его чувство, она со всей страстью ответила на поцелуй, впиваясь бледными пальцами в его плащ и второй рукой обхватив за шею, чувствуя на губах чужую кровь - не такую свежую и тёплую, но всё ещё манящую.
    Она прикрыла глаза, позволив Графу прильнуть к шее. Тело уже давно не испытывало боли. И она прекрасно знала по своему опыту, что чувствует фон Кролок.
    "А вот знал ли он, каково это пить кровь вот так?"
    Но ответа ждать долго не пришлось. Она видела, что этот опыт давался ему непросто. Да, полуживая кровь всегда норовит застрять в горле, что уж поделать. Всё звериное существо противится становиться практически падальщиком, но что теперь, если эти земли катастрофически опустели из-за самих же детей ночи.
    Они оказались на полу. Саре хватило ловкости не упасть с Графом очередной раз хотя бы с высоты его, а не её роста и больше ничего ему при этом не сломать. Она сидела на холодном каменном полу, протирая многовековую пыль, губы горели от поцелуя, а ей в колени (подумать только!) уткнулся сам граф фон Кролок. В Саре смешалось столько чувств: здесь был и восторг, будто ей подарили вторую жизнь, и чувство триумфа, потому что вот он, тот, который очаровал, заманил, даровал жизнь вечную, но всегда оставался недостижим... вот он - у неё на коленях. Она впервые смотрела на него сверху вниз и чувствовала... восхищение и сострадание. Сострадание, но не жалость.
    Она мягко гладила его по волосам цвета воронова крыла.
    - Тшш, всё пройдёт. Иначе нельзя, - она ничуть не издевалась и не шутила. Она ведь тоже когда-то и жалкие капли крови пила, и вот такую - чуть тёплую тоже, она знала, как это невкусно и знала, как это неприятно и низко для зверя внутри, знала гораздо чаще, чем сами Кролоки, знала это из-за них, ведь последние её вылазки в этих лесах много лет назад часто оставались неудачными, пока однажды они с Альфредом не решили, что они не такой жизни и не-жизни для себя хотели.
    - Потерпите, мой милый, - она с нежностью коснулась его руки, - Нас ждёт прекрасная ночь. Прекрасная и кровавая! Музыка, костюмы и столько крови, сколько вы пожелаете. Я обещаю! - в её глазах блеснула вечная и неутолимая жажда, которой Он её наделил.

    Ей казалось, будто она уже видела что-то подобное в одном из своих снов. Ей часто снились страшные, кровавые сны. Снились вот так чужие внезапные смерти, тела, кровь, не успевшая впитаться в землю. Иногда Магдалене снилось, что она идёт мимо них, словно ищет кого-то, то находит, то нет, то находит совсем не того, кого ищет. Иногда она сама была будто погребена едва живой под горой этих трупов и никак не находила сил ни выбраться, ни подать голос. А как-то раз ей снилось, будто она сумела всё-таки выбраться... босая, вся в крови, непонятно чьей, своей или чужой, она шла словно по полю битвы в поисках хоть одной живой души. Но, найдя, вдруг сама почему-то бросалась на человека, словно желая растерзать... Но просыпалась. а сейчас проснуться не могла.
    - Боже милостивый и всемогущий... - одними губами зашептала Магдалена. Слова застряли комом в горле, когда она поняла, кто привёл коня.
    Она инстинктивно потянулась к кресту на шее, но не обнаружила его там, ведь сама только что отдала его Йохану. Но что ещё она могла сделать здесь и сейчас, не рассказывая ничего своему драгоценному спутнику. Тут даже сошёл бы и обморок, но изображать оный Магдалена не умела, как и падать в него по первому своему желанию. А жаль.
    Что-то было в Иуде такое, он умел вот так словно бы и не замечать тебя, твоих вопросов, но всё равно разговаривать именно с тобой. Это пугало Магдалену не меньше, чем его истинная сущность. Кто знает, сколько лет или десятилетий или, страшнее подумать, сотен лет он уже не был человеком и можно ли было его назвать нормальным с точки зрения рассудка. Вот и сейчас он разговаривал как бы с Йоханом, но по сути отвечал и ей.
    "Лишь бы он ничего не сделал Йохану... Господи, защити! Лишь бы мне потом не пришлось объяснять Йохану!" - у неё самой рыльце сейчас было настолько в пушку, что даже если бы Иуда не предстал перед ними во плоти, Магдалена бы даже не на миг не подумала о том, чтобы уличить Йохана в убийстве нищенки.
    - Пожалуйста... - так, как сейчас умоляла девушка Йохана, она, наверное, никого и никогда не просила.
    Она почувствовала на себе взгляд Иуды и была готова поклясться, что он смеётся над ней, над её бессилием что-либо сделать и попытками не выдать себя, иначе ведь можно было сойти за сумасшедшую. А что? Ему ведь не составило бы труда найти её в доме презрения , и более того, он был уверен, что она будет умолять его это сделать. Даже если ценой свободы будет смерть.
    На протянутую руку Йохана даже не взглянули, он смотрел на Магдалену, различая в темноте, как бледнеет девушка. Его веселила эта тонкая натура, Магдалена была так впечатлительна и предсказуема, что ей можно было играть, как куклой-марионеткой, дергать за верёвочки, и она сделает всё, что пожелаешь. Но ему было интересно не просто выпить её, ему было интересно свести её с ума, выпить и дождаться, когда она обернётся. Сделать с ней то, чего заслуживает и она, и вся её семья.
    - Ну, так разве это нельзя исправить? - поинтересовались у Йохана, видимо, на счёт оплаты, игнорируя требование и ожидая, когда у мужчины кончится терпение. А случилось это непозволительно быстро. И вот он - этот шаг за грань, отделяющую желаемое и недозволенное. Иуда сделал какое-то очень быстрое, едва уловимое простым человеческим глазом движение: словно бы вдруг резко качнулся вперёд и так же быстро, словно мяч, ударившийся о стену, вернулся обратно.
    Крест. Этого он не ожидал. С трудом подавив инстинктивное рычание, Иуда стал медленно отходить. Лошадь нервно заперебирала копытами. Иуда слышал, как забилось в испуге сердце Магдалены, но она даже вскрикнуть не успела от испуга. Жаль, что не получилось.
    - Тихо, тихо... - и похлопал лошадь по крупу, лишь усиливая недовольство.
    - Как скажете. Господин, - уже Йохану. Но вместо того, чтобы подать поводья, он их почти кинул в руку мужчине. На миг плащ съехал с руки, и в неясном отсвете фонарей мелькнула мужская рука с тонкими длинными пальцами, холёная и с удлинёнными ногтями, какие себе даже не всякая дама могла позволить. Но Иуду это уже мало волновало, он развернулся и быстро скрылся во тьме, удаляясь. Он оцарапал круп лошади и по запаху крови и так без труда найдёт Магдалену и всё её семейство. И теперь уж точно не отпустит.
    Магдалена молча прильнула к Йохану со спины, обнимая его. Она не знала, что это был далеко не последний раз, когда она могла его потерять.

    Италия. Они долго не возвращались к событиям того вечера, делая вид, что ничего не было. Родители Магдалены же были убеждены, что всё наоборот хорошо было между их дочерью и Йоханом, ведь Магдалена стала будто бы даже нежнее и смелее со своим возлюбленным. Нет, она не позволяла себе лишнего, но её нежность словно бы перестала быть случайной, нечаянной - страх потерять Йохана оказался сильнее скромности, пусть всё так же нечасто, но она искала его внимания. Да и поздно было прятать фон Кролока и прятаться - Иуда всё понял, но, как ни странно, после той ночи себя никак не проявлял.
    - Дитя, так ты решила пойти на маскарад? Не отказывай! Подумай... гости, костюмы, маски. - спрашивала матушка уже, пожалуй, третий день к ряду. Уж больно она любила подобные мероприятия, тем более, что этот проходил нынче и по всему городу, где они жили, и в частности в поместье одного из знакомых отца, - Тебе бы очень пошло то платье, что мы купили пару дней назад.
    - Мама, если я и пойду, то вы же знаете, какой на мне будет костюм...
    - Монашка?! - женщина возвела глаза к потолку, - А как же ты прикажешь тогда одеться Йохану.
    - Никак не прикажу. Как я могу? - пожала плечами Магдалена, - Я вообще не уверена, что он пойдёт. А если хочешь, то спроси у него сама...
    - Нельзя быть такой нерешительной, Магдалена!

    Отредактировано Sarah Chagal (2022-12-20 23:03:16)

    +2

    25

    - Умеренность - добродетель. - Он был будто пастырь, направлявший заблудшее дитя. В их проклятой реальности добродетель уже давно не имела смысла, и Сара, разумеется, понимала это. Но как Кролок многие годы довольствовался малым, как вынудил свиту привыкнуть к нескольким глоткам свежей крови без права на полное насыщение, так и ей приходилось смиряться снова. Альфред готов был подарить ей целый мир, и пусть забирает, егоза. Тьма, сокрытая в Кролоке, в этот мир входила лишь отчасти. Но он нуждался в Саре здесь и сейчас, нуждался настолько полно, насколько, быть может, не нуждается истинно влюбленный, щедро разбрасывающийся фразами вроде "я не могу без тебя жить". Жизнь вампира условна, однако и она может быть ущербна, неприятно бессмысленна или вовсе оборвана - этого Кролок хотел, только слепая судьба решила иначе, снова вплетая в его беспросветные ночи рыжий огонь.
    Густая вязкая чуть теплая кровь приживалась, впитывалась, наполняла его не-жизнью, медленно текла внутри и находила самые слабые, самые уязвимые части, остро нуждающиеся в починке. Кролок буквально чувствовал, как его тело нехотя принимало ее, отчаянно желая другого - свежей, яркой, горячей и по-настоящему живой жидкости, пахнущей железом и способной снова превратить его в того графа фон Кролока, за которым могла доверчиво пойти невинная душа. Сломанное ребро заныло, вытягивая из почти не пригодной уже к употреблению крови те немногочисленные силы, что помогут ему срастись, скрепиться, стать цельным. Рука тоже загудела изнутри - и там перелом срастется, через какое-то время перестанет беспокоить и позволит двигаться без неудобств. Но хватит ли этого, чтобы обратиться в мышь? Кролок не знал и пока пробовать не пытался. До вечера еще есть время, много времени, пусть тело вытянет из мертвой крови все, на что та способна. Оно, закаленное столетиями и высушенное долгим голоданием, само сумеет найти все необходимое для выживания. Проклятье сделало его на редкость стойким, готовым покориться лишь смертоносным солнечным лучам или острому осиновому колу, ловко забитому в самое сердце. По крайней мере, так утверждал наставник молодого студента, пришедшего в их замок следом за Сарой почти полвека назад.
    Кролок слабо поймал ее руку, поднес запястье к губам, едва ощутимо коснулся - то ли поцеловал, то ли хотел прокусить, чтобы высосать еще несколько глотков крови, и передумал.
    - От уныния спасенье - приглашенье на бал, - в голосе слышалась горькая усмешка. Ситуация будто отразилась зеркально, хоть и искаженно. Образы прошлого с проекцией в будущее - единственное зеркало, доступное вампирам. Сколько параллелей, намеков и ироничных совпадений можно найти, если смотришь назад не на десять или двадцать лет, а на целых три с лишним столетия? История повторяется, повторяется каждый раз, и новые витки причудливее, страннее и изощреннее предыдущих. Теперь бал правит кто-то другой, кого Кролок себе даже не представляет, а сам он пойдет туда гостем, и, если все получится, снова рекой потечет благословенная тьмою кровь...

    Зимний день недолог, солнце показывается на несколько долгих часов, после чего прячется за горизонт, уступая место длинной тягучей ночи. К моменту, когда луна надкусанным диском готова была повиснуть над горами, граф фон Кролок почувствовал в себе достаточно сил, чтобы попробовать обернуться мышью, хоть и не был до конца уверен в успехе. Мертвая кровь, отнятая у Сары, медленно затянула внутренние раны, напитала иссушенное жаждой тело, вгрызлась в слабую плоть и закалила ее, - но в то же время лишь раздразнила, не дав желанного насыщения. Граф фон Кролок был зверски, нечеловечески голоден, и это ощущение заполняло его целиком, вытесняя даже мысли о желанной, пусть и отложенной смерти.
    - Зов этот вечен, - с тихим вздохом произнес он, не в силах сопротивляться своему естеству. Последние часы он молча и недвижно, словно статуя, стоял перед затянутым теменью портретом, не находя в себе больше ни единого чувства, кроме бесконечного голода. Магдалена окончательно умерла в его проклятой душе. - Но она сопротивлялась ему, а я не смог. У меня никогда не было столько сил, веры и любви к миру.

    На какой-то короткий миг Йохан испытал странное, непривычное чувство - он жертва, дичь, олень на мушке охотничьего ружья, и достаточно легкого движения, чтобы порох вспыхнул, пуля рванула вперед по стволу и вонзилась ему в самое сердце... или горло. Куда бежать, как дернуться, чтобы охотник промахнулся? Как извернуться, чтобы спастись? Непривычный страх ледяными тисками сжал грудь, но фон Кролок не отступил, встретил наваждение лицом к лицу, и оно развеялось, разбилось о его самоуверенность и твердость, не иначе. Обо что еще? Не о крест же, что ему отдала Магдалена? И почему ему показалось, что сторож дернулся вперед - быстро, почти неуловимо, лишь на грани человеческого восприятия? Игра света и тени, не иначе. И еще игра воображения, неуверенного разума, жаждущего разглядеть в каждой случайности святое провидение или дьявольский расчет. Ведь ничего необычного и странного всерьез не происходит? Или..?
    Он не успел закончить мысль, как сторож бросил ему поводья, обнажив руку - светлую, чистую, холеную руку аристократа, а не конюха. Длинные пальцы, аккуратные ногти, движение раздраженного господина, а не дерзкого слуги. И это уже не было иллюзией или наваждением - фон Кролок видел все воочию, отрицать и прятаться за какой-нибудь выдуманной ошибкой было бессмысленно. А потом все исчезло - сторож или тот, кто выдавал себя за него, скрылся во тьме и вокруг как будто сразу стало светлее, спокойнее, правильнее... или это новая иллюзия? Фон Кролок не успел додумать, определить, понять для себя, Магдалена обхватила его со спины, прильнула всем телом напряженно и нервно.
    - Все позади, - тихо произнес он, успокаивая ее. Слова вырвались сами, хоть он и не отдавал себе до конца отчет, что имеет в виду. Разум уверял: ничего необычного не было в принципе - кроме руки сторожа, пожалуй, но и это наверняка могло иметь какое-то рациональное объяснение. Подсознание вопило, что они стояли на краю бездны и чудом удержались, не свалившись в промозглую бесконечную тьму. - Господь нас оберегает.

    Йохан так и не задал ей вопросов в надежде, что Магдалена как-то пояснит все странности того вечера. Несколько раз собирался, не нашел подходящего момента или не хотел рушить то славное равновесие, которым он наслаждался прежде по дороге в Италию, и которое теперь стало тонким, будто призрачным. Мысль о странном поведении Магдалены, о необычном стороже и о кресте, что он теперь носил, не снимая, как она и просила, не покидала его, постоянно обретаясь едва заметным фоном где-то на границах сознания. Но, не желая огорчать ее снова, фон Кролок молчал. Терпение - добродетель. Граф фон Кролок обладал ею сполна, ничем не омрачив оставшийся путь.
    Со своим многочисленным скарбом и прислугой он расположился неподалеку от дома, где разместилась семья Магдалены, занял целое крыло добротного каменного особняка, - отчасти не желая надоедать им своим постоянным присутствием, отчасти рассчитывая развязать себе руки в свободном перемещении по городу и не оглядываться каждый раз на то, помешает ли он планам досточтимой семьи. У фон Кролока не было каких-то серьезных намерений в Италии, в отличие от отца Магдалены, однако он с некоторой толикой удовольствия посещал всевозможные торговые лавки и ювелиров, перебирал отрезы тканей сиреневых и пурпурных тонов, изящные кружева и драгоценные украшения в надежде привезти Герберту подарок... и, быть может, выбрать что-нибудь для себя и Магдалены. И еще интересовался оружием, выбор которого здесь, почти в сердце Европы, был куда разнообразнее, чем в родной Трансильвании. Но ужины непременно проводил в узком кругу семьи девушки и днем часто сопровождал дам на прогулках.
    К маскараду Йохан выбрал богато отделанный фиолетовый костюм с черно-белым кружевом и маску в виде полумесяца, почти полностью закрывающую одну сторону лица - непокрытыми оставались лишь часть подбородка и половина рта. Выбрал не только из-за цвета, давно ставшего особым для фон Кролоков по причине особой любви к нему Герберта, и не из-за богатой отделки, а еще и потому, что наряд оказался парным. Почти в комплект к мужскому костюму существовал еще и женский - они были похожи тканями, вышивкой и выделкой, однако же не смотрелись комично одинаковыми и привязывали господина и даму, пожелавших в них облачиться, друг к другу лишь отчасти. Они и продавались по отдельности, но владелец швейной лавки решил показать Йохану оба в надежде, что у того найдется жена, сестра или дочь. К костюму прилагалась изящная маска, отделанная лучами наподобие звезды или, при должном воображении, солнца.
    Фон Кролок не слишком рассчитывал на то, что Магдалена сделает выбор в пользу этого наряда - отчасти не хотел давить, отчасти сомневался сам, перебирая в уме это обязывающее "жена, сестра или дочь". Никем из них Магдалена ему, конечно, не была, и все же он надеялся, что она хотя бы взглянет на его покупку... или передумает, наконец, оставаться дома в ночь маскарада, тронутая его заботой. Даже если и выберет другой костюм в итоге.
    Встреченный как и обычно с теплым радушием, Йохан отдал дань вежливости и лишь потом поинтересовался, выбрала ли Магдалена наряд к предстоящему карнавалу. По раздосадованному виду матери еще до прозвучавшего вслух ответа он все понял и велел слуге поставить на низкий столик объемную коробку.
    - Не сочтите за дерзость, я просто не смог пройти мимо. Это ни к чему вас не обязывает. Но если вы захотите примерить, костюм подгонят по вашим меркам до начала маскарада.
    Девушка-швея, до этого момента молча стоявшая в стороне рядом со слугой, что принес коробку, тихонько кивнула.

    +2

    26

    - Йохан, как я вам рада! – всплеснула руками мать Магдалены, - Это упрямое дитя слушает только вас! - было в этом, пожалуй, больше кокетства перед «без-пяти-минут-женихом», чем раздражения на дочь.
    - Йохан, - Магдалена обернулась, словно бы немного не ожидая увидеть мужчину, но удивление выдавал на секунду лишь взгляд, затем во взгляде девушки появилось тепло, она улыбнулась и поклонилась: - Вы вовремя, как, впрочем, и всегда, - совершенно искренне произнесла девушка.
    Но после случая у церкви она каждый раз сомневалась в том, что Йохан снова придёт. Хотела этого и боялась, но отсутствие Иуды на горизонте давало призрачную, но надежду, что ничего не случится. А появления мужчины всё-таки говорило о том, что он не держит камня за пазухой после всего случившегося.
    - Она хочет идти на маскарад монашкой или же не идти совсем! – Магдалена была сразу же сдана с потрохами ещё до того, как успела открыть рот. Ей осталось только пожать плечами с видом, что в этом нет ничего такого, а затем кивнуть, подтверждая слова матери.
    - Скоро дойдёт до того… - начала, было, матушка.
    - Мама, не думаю, что Граф настроен слушать сейчас об этом, - отрезала Маглалена довольно резко. Мать замолчала, понимая, что Йохан ещё и не один пришёл.
    Притихшая и несколько удивлённая поворотом, который Йохан назвал дерзостью, Магдалена тихонько подошла к столику, ожидая, когда ей продемонстрируют то, что находится внутри. Впрочем, она поняла, о чём идёт речь, но отказаться даже взглянуть не могла себе позволить.
    А наряд и вправду оказался хорош: нежно-голубое платье с золотистой отделкой было достаточно лаконичным и не громоздким, коими бывают платья для маскарадов,  без открытостей и излишеств – Йохан точно знал, что можешь прийтись девушке по вкусу. Магдалена взяла в руки головной убор.
    - Солнце? – и взглянула на Йохана, - А где же тогда…? «месяц» - она улыбнулась и замолчала, понимая, что подобные костюмы зачастую идут парными. Снова перевела взгляд на наряд, не зная, что сказать. Вообще идея маскарада ей нравилась, хоть Магдалена и не любила огромного столпотворения незнакомцев по понятным причинам, но, с другой стороны, маска и толпа могли послужить ей укрытием. А идти в парном костюме с Йоханом, показать, что, да, мы вместе – это льстило и давало почву её неосторожным мечтам.
    - Я… да, хорошо, я пойду, - наконец, ответила Магдалена, - Я пойду на маскарад с вами, но на счёт костюма… - она снова посмотрела на Йохана в смущении и замешательстве, - мне приятно ваше внимание, но… «заслуживаю ли я его?» но я подумаю, как будет лучше.
    Хорошо, что Магдалена не видела в этот момент лица матери, которая, конечно же, не преминула вмешаться и увести разговор в светское русло, лишь бы Йохан остался на подольше.

    - Умеренность? Что такое умеренность? – усмехнулась рыжая.
    Сара до сих пор не до конца понимала, что это такое. Если у Альфреда понятие умеренности осталось и после обращения, то Саре нравилась эта вседозволенность, ведь над нею больше не было навязчивой опеки отца и матери, а Граф хоть и выставлял определённые правила, но не отличался особым контролем над членами свиты, лишь бы только ему с Гербертом не мешали и не создавали угрозы. Разве что только Альфред мог и имел право в понимании рыжей что-то ей говорить, и девушка к нему прислушивалась, пусть не всегда, но всё же. Пить людскую кровь для Альфреда значило «выжить», если это применимо к тому, кто уже мёртв, к тому же экс-студент едва ли не был готов проверять на практике теорию его бывшего учителя о том, что выжившего после укуса можно ещё спасти переливанием крови, например, как он говорил Саре. Рыжая же сама являлась подтверждением обратного, поэтому особо не заморачивалась: не выжила ли она после укуса или виною был ещё и холод, который и её добил.
    Спорить с Альфредом не хотелось, поэтому она периодически проявляла гуманность к своим жертвам, не выпивая до смерти, но последующей их судьбой никогда не озадачивалась. И, признаться, бывали весьма неприятные в последствиях казусы. Но всё же для Сары было слишком сложно постоянно держать себя в руках и проявлять заботу о тех, кто в большинстве своём всего лишь средство достижения целей или еда. Бывали, конечно, исключения, но больше всего Сара ценила ту свободу, которую получила после смерти, хоть и с существенным ограничением. Но быть почти свободной и пить чужую кровь – это гораздо интереснее, чем доживать свой короткий людской век под контролем и в заботах о благополучии других: отца, матери, гостей и постояльцев их семейного трактира.
    Говорят, люди считают, что болезни можно вылечить голоданием. Вампиры, к счастью, к подобной теории отношения не имели, скорее наоборот - плотный ужин человеческой кровью гарантировал хоть оттенённый аристократической бледностью, но весьма цветущий вид и выгодно отличал по физическим параметрам от человека. Ну, и в летучую мышь вот можно обратиться, когда сыта, так что "пить или не пить" - это для Сары был не вопрос, даже если речь шла о таком вот странном способе питания, коим пришлось воспользоваться фон Кролоку. Она ждала, пока их с Графом задумка увенчается успехом: нравится-не нравится, а организм принимал то, что дают. Тело Графа должно было поддаться и зажить, а там уже можно было дальше думать, как и куда добираться.
    «Странное дело…сегодня всё совершенно по-другому» - размышляла Сара, гуляя по знакомым до боли, но уже таким запущенным коридорам замка.
    Спустя какое-то время, убедившись, что кровь оказала нужный эффект, рыжая оставила своего господина наедине с его мыслями. Да и ей тоже было о чём подумать. Казалось бы, ничего не произошло, кроме обрушения крыши – время не щадит ничего под луной. Но как причудливо складывалось настоящее! Между ними с Графом было сказано не так уж и много, но даже это умудрялось перемешаться и сложиться в такой похожий, но совсем иной узор.
    В голове Сары перемешалось то достаточно отдалённое прошлое, то события на рассвете – это было странное чувство. Там, где он касался её: шея, губы, запястье до сих пор кожа словно бы хранила отголосок его мёртвого прикосновения. Было в этом для Сары что-то странное, незнакомое, словно она впервые узнала сегодня другого фон Кролока. Нет, даже не узнала, а просто увидела… увидела вскользь того  Графа фон Кролока, который всегда оставался сокрыт в тени самого себя – вампира, которым стал Граф фон Кролок, вампира, чьего настоящего имени Сара никогда не знала.
    «А ведь и правда… У каждого из нас есть своё прошлое. Даже у картины, у вазы оно есть, когда-то они были куском глины, дерева, холста, потом приняли нынешний свой облик и как-то попали в замок… Есть история даже у того почерневшего от времени портрета, лицо на котором до сих пор может видеть лишь Граф. Но и у него самого ведь есть история… он ведь когда-то был человеком. Даже наличие того же Герберта это доказывает… Интересно, кем он был? Каким он был? Кто изображён на портрете? Мать Герберта?» - размышляла Сара. Но вопросов было слишком много, а ответы… Казалось бы, пойди и получи их у самого Графа… Но подобная перспектива заставляла рыжую лишь усмехнуться. Она давно уже была не так наивна, и понимала, что Граф может рассказать только если сам этого пожелает. А он и так уже сделал практически невозможное за один только сегодняшний день, который вот-вот подойдёт к концу – он показал, что он не просто непоколебимый хозяин этого дома – колосс, застывший вне времени, отец для своего сына, молчаливый хозяин целой свиты вампиров, которых он держал под контролем, но и тот, у кого было прошлое. И это прошлое, кажется, до сих пор имеет над ним власть.
    - Граф… - негромко позвала Сара, она беззвучно оказалась на пороге той самой комнаты, куда она с фон Кролоком утром рухнули. Он до сих пор был там. Думал ли о чём-то? Ждал ли Сару? Кто знает. Дверь была открыта. Впрочем, а от кого ему теперь её закрывать?
    И снова слова… такие знакомые. «Зов этот вечен» - Сара усмехнулась. Сколько раз он произносил их на балу? Но теперь что-то будто бы в них поменялось. Сара взглянула на портрет – для неё он так и оставался абсолютно безликим, затем посмотрела наверх – где-то там, в проломе крыши, откуда лучи солнца так и не добрались до них, уже закат сменялся сизыми сумерками. Кажется, рыжая понимала, о чём говорит Граф:
    - Каждый из нас сам выбирает, что делать с нашим бессмертием, - задумчиво произнесла она, - мне иногда кажется, что Альфреду лишь самую малость не хватило сил, чтобы поступить так же. Наверное, если бы меня не было рядом, он бы тоже отказался пить кровь. Он и сейчас… впрочем, неважно. Мы такие, какие мы есть и никто нам не указ, - отрезала Сара.
    Ей ведь тоже было больно, она свою вечность проводила словно между двух огней. Какая-то часть Сары чувствовала вину за то, как она поступила с Альфредом. Да, в конечном итоге он приспособился к своему выбору, но где-то в глубине сознания (назовём это так, коль у вампиров по человеческим меркам не может быть души) Сара знала, что быть человеком ему наверняка было бы проще, интереснее и спокойнее. Её же никогда не терзала совесть за ту не-жизнь, которую вела сама Сара.
    - Нам, пожалуй, пора… Несколько часов лёта и мы будем в городе. Я знаю, где там найти одежду, подходящую случаю, а приглашения у меня есть. Если поторопимся, то будем там до полуночи и успеем на самое интересное.

    Дома был скандал. Отец Магдалены практически никогда не лез в дела дочери и жены, но когда матушка изредка, но выносила на суд мужа сложности воспитания их дочери, то в стороне он не оставался. Строгий и властный мужчина не особо церемонился с дочерью, поэтому спорить с ним было бесполезно, и уже даже было неважно, хотела Магдалена сама пойти на бал или не хотела, хотела ли надеть подаренный костюм или нет, но сделать ей это пришлось.
    Пришлось, правда, прислать Йохану горничную с запиской, где Магдалена просила прощения, и просила заехать за ней чуть позднее, чем начнётся бал-маскарад в особняке. На улицах люд, ряженый в костюмы и маски уже гулял во всю.
    Она сидела в экипаже притихшая, до сих пор переваривая слова отца, теребила в руках отделку платья и не поднимала головы, словно провинилась перед Йоханом. А ведь на ней было то самое платье, которое он ей подарил, и оно безумно шло Магдалене. Маска девушки лежала рядом, она чуть не забыла её, когда выходила из особняка навстречу Йохану, наспех забрала её, поздоровалась и села к нему в экипаж. А теперь чувствовала себя так неловко, пожалев о решении поехать. В конце-концов, пожалуй, отец ведь был прав, но он даже не подозревал о существовании Иуды.
    «И что мне делать?»
    Она несколько раз хотела взглянуть на Йохана и извиниться, но никак не хватало смелости.

    Платье1, Платье2, Маска

    +1

    27

    Стоило поселиться неподалеку, чтобы быть в каждый визит желанным гостем. Граф, в общем, мог занять часть комнат и в их доме, но решил, что независимость ему на руку, как и толика тоски по нему, которую, он надеялся, будет испытывать Магдалена. Поездка была долгой, и так или иначе на протяжении всего пути он был рядом, а теперь - уже нет. Пусть она побольше думает о нем и поменьше о том, что произошло тогда у церкви. А она определенно постоянно возвращалась туда мыслями, фон Кролок нисколько не сомневался, хотя так и не получил ответов на незаданные вопросы. Их общение изменилось, как будто Магдалена наглухо затворила прежде приоткрытую дверцу и оставила за ней нечто потаенное, неприятное и неприглядное. Время от времени обдумывая все произошедшее, прокручивая раз за разом в голове все странности того вечера, граф только смутно, почти нелепо надеялся, что Магдалена не винит его в смерти нищенки. Это было бы совсем неуместно. К счастью, всерьез он эту версию не рассматривал - только от безысходности, окончательно теряясь в предположениях, когда логичные, стройные и понятные разуму объяснения заканчивались.
    - Приятно слышать. - Он чуть улыбнулся. - Монашкой? - бровь графа изогнулась, как будто подобный исход был для него чем-то необычным. В действительности мать Магдалены нисколько его не удивила - учитывая набожность и благочестие девушки, чего-то вроде этого и стоило ожидать. - Почему бы нет, если хочется. Только, боюсь, не выйдет затеряться в толпе. Зато вам определенно удастся привлечь внимание посреди разряженных во всевозможные цвета горожан.
    Он не планировал сказать что-то обидное или как-то иначе задеть Магдалену и говорил не о том, чтобы попытаться спрятаться, а лишь о моменте единения с празднующими. Выразился не очень удачно, что поделать. Но пока говорил, невольно поймал себя на мысли, что мог оказаться прав. Может, в этом кроется ответ или хотя бы его часть. Знать бы наверняка... Но нет, лучше набраться терпения. Ждать он умел - этот навык вырабатывается с годами и выгодно отличает степенных мужей от нетерпеливых рьяных юнцов. Хоть в чем-то плюс.
    Граф ответил Магдалене улыбкой, чуть развел руками.
    - Вы узнаете, если выберете этот наряд. - Впрочем, это уже лукавство - она узнает в любом случае, даже если и правда предпочтет костюм монашки. Он порядком утомился выбором костюма, тем более, что на его рост что-то подобрать было непросто, и что бы ни выбрала Магдалена, сам он наденет именно тот, с месяцем. И обойдется без сестры, жены и уж тем более дочери. Да она и сама наверняка уже обо всем догадалась - острый ум был одним из преимуществ, заметно выделявших Магдалену на фоне многих других дам, с которыми графу приходилось делить свой досуг. - Но я нисколько вас не ограничиваю в выборе и буду рад видеть вас в любом облачении. - "Кроме простого домашнего платья, в котором вы сможете только остаться в своих покоях в то время, как все остальные будут веселиться на празднике".

    Это было даже забавно - Сара повторяла его собственный путь с той лишь разницей, что ей не приходилось охранять усыпальницу того, кого она любила. Юный студент не жаждет пить кровь невинных? Пожалуй, стоило ожидать. Даже на дне, куда он опустился усилиями Кролоков и самой рыжей вертихвостки, Альфред сохранил свет души, какие-то возвышенные идеалы и старался следовать им. Как и та, чей портрет был сокрыт тьмой безвременья. Отказаться от своей новой сущности едва ли было просто. Принять сущность, но не до конца - не сложнее ли? Впрочем, до этих тонкостей графу фон Кролоку почти не было дела. Альфред и Сара справятся сами. Каков бы ни был их путь, им преодолевать его, им идти за их собственный горизонт, им самим искать новые уровни дна. Быть может, однажды, спустя сотню-другую лет, он сам станет легендой, и его портрет так же затянется тьмою, и лишь те, кто видел его воочию, сохранят в памяти величественный образ. И будут пересказывать обращенным в вампиров новичкам предание о мрачном графе, чей замок окончательно превратился в груду камней, и уже не найти среди скал его следов. Все когда-нибудь превратится в историю, даже то, что казалось незыблемой вечностью.
    - История создается тогда, когда умирают традиции, - с тихим бессмысленным вздохом изрек он и отвернулся от портрета, чувствуя спиной несуществующий, но укоряющий взгляд Магдалены. Она не одобрила бы. Никогда бы не одобрила. Ничто из того, что он делал три с половиной сотни лет. Единственная женщина, чьей любви он жаждал, навсегда была потеряна для него в тот момент, когда Иуда подарил ему проклятый дар. Вселенная на редкость иронична и с плохим чувством юмора. - Полетели, mein Herz. Все наши грезы воплотит он сто крат...
    Обратиться в мышь получилось почти без усилий, однако лететь было явно не так легко, как прежде, когда граф не отказывал себе в свежей крови, а отказывал скорее другим. Сара, хоть он и лишил ее части выпитого, была ловчее и быстрее. Впрочем, все же это был полет - свободный, привычный, дарящий власть над пространством и воздухом, над целым миром, тихо замершим под светом призрачно-белой луны. Граф не мог отказать себе в удовольствии насладиться им - в последний раз, в последнюю ночь. Он прощался, и это, наверное, было правильно. Не тихо угаснуть и сделать свой уход незримым, а отметить последним пиром, как будто посетить репетицию своих похорон. О, в черных шутках на грани с откровенной безысходностью и в злой иронии граф фон Кролок был мастер.

    Город показался через пару часов, как Сара и обещала. Еще немного - и вот они уже пикируют над высокими крышами, над освещенными улицами, над широкими дорогами, где время от времени проезжают странные повозки, не запряженные лошадьми. Во внешнем облике людей тоже что-то необычное, непривычное, только разглядеть подробности на лету не получается. Кролок хотел бы остановиться, но пока еще покорно следует за Сарой - до момента, когда в одном безлюдном переулке не замечает в высокой застекленной витрине костюмы. Тихо пискнув своей спутнице, крупная летучая мышь делает пируэт и, не без труда найдя прореху в добротно отстроенном здании, проникает внутрь.
    В просторном зале уютно: столик, несколько кресел, кабинки для переодевания, пара высоких зеркал, вешалки с одеждой, безголовые манекены, на стенах плакаты с нарядными дерзкими девушками - короткие стрижки, нелепо уложенные волосы, яркие лица... бесстыдно открытые икры и щиколотки. Граф замирает напротив, завороженный.
    - Это теперь в моде?.. - тихо спрашивает он у подоспевшей Сары, и толком не понять, что в его голосе больше - изумления, презрения, насмешки... в любом случае, все они маскируют леденящий страх. За триста лет мода не претерпела таких явных изменений, как сейчас, за какие-то тридцать.

    Странная это была поездка. Йохан краем взгляда ловил поникший печальный облик Магдалены, и не мог отделаться от мысли, что лучше всего будет увезти ее... нет, не домой и не на праздник, а к себе. Увезти и оставить в одиночестве, если его общество ей неприятно и не нужно, и нет настроения быть частью торжества. Разумеется, и ему самому тогда едва ли захочется выгуливать свой костюм с маской месяца - он останется с ней, пусть в другой комнате, но незримо составит ей компанию и будет готов позаботиться, если на то будет необходимость или Магдалена пожелает его видеть. Жаль пропущенного праздника, но не слишком; он уже не так юн и ретив, чтобы всерьез жаждать танцев, смеха и прочей кутерьмы. Скоротает вечер и ночь с книгой, не страшно. А костюм отвезет домой, подарит Герберту, тому наверняка понравится.
    - Если вы не хотите на праздник - не надо, - мягко проговорил он. - Мне жаль, что я вынудил вас поехать, и этот наряд... Простите. Отвезти вас к родителям? Или, если хотите побыть в одиночестве, могу предложить вам свои апартаменты. Обещаю не нарушать ваш покой. Только не держите на меня зла, прошу вас.
    Последнее было скорее провокацией, чем всерьез - фон Кролок пользовался ее искренностью и надеялся получить ответ если не на незаданные вопросы о происшествии возле церкви, то хотя бы на то, что ее гложет прямо сейчас.

    +1

    28

    Она тоже сейчас не хотела говорить о нём, об Альфреде, по многим причинам. Да, конечно, не было смысла делать тайну из их взаимоотношений с Альфредом - Кролок и так всё знал. Ну, а если не знал, то наверняка догадывался, что студент никогда не станет таким, как остальные: у него иной склад ума, характера, другой взгляд на вещи. И то, что он стал вампиром по прихоти рыжей бестии - это было, наверное, даже занимательнее, чем становление самой Сары. Во всяком случае, к таким выводам приходила сама Сара. Альфред и та же Магда были куда менее ожидаемым результатом обращения в вампира. Впрочем, сетовать Сара не собиралась, ей нравилось её бессмертие и неувядающая красота, безнаказанность и почти ничем неограниченная свобода. А то, что нужно пить людскую кровь и прятаться от солнца - это издержки и не самая большая плата за вечность.
    Полёт до сих пор заставлял Сару внутренне ликовать. Она откровенно наслаждалась им, как наслаждалась до сих пор кровью своих жертв, наслаждалась лунным светом холодным и бледным, ветром, который время от времени помогал планировать над землёй двум маленьким меховым комочкам. Было ли правильным то, что они собирались сделать? Об этом Сара старалась не думать. Голос совести молчал, а Альфреда рядом не было, чтоб призвать к порядку. Хотя, может. и он бы сам не отказался от бала, если бы Сара пообещала никого не убивать. Но вот этого обещать она сейчас не могла.
    Сара наблюдала за машинами в потоке движения. Ей очень хотелось самой сесть за руль как-нибудь, но пока её лишь только возили при случае, а так хотелось ощутить себя настоящей "эмансипэ". Тем временем - вот он - салон одного из её хороших знакомых: модельера, художника, личности весьма творческой и независимой, который имел тягу ко всему новому и необычному.
    - Граф, спускайтесь вниз. Нас не должны потревожить. Осмотритесь пока, я к вам скоро подойду - попросила Сара, по-хозяйски разглядывая содержимое нескольких стоек с одеждой, когда они. наконец, оказались внутри. У неё были планы удивить фон Кролока, показать ему, как можно больше. К счастью, время пока позволяло, поэтому Сара решила воспользоваться этим в полной мере.
    "Ну, здесь у него, похоже, ничего нового..." - Сара мысленно скривилась, разглядывая плотные ряды из бисера, пайеток, вышивки, органзы и шёлка. Ей хотелось чего-нибудь сверхнового, чего почти ни у кого ещё нет. Признаться, в некоторых вопросах Сара была жутко консервативна: она ни разу не пыталась стричь свои локоны, не просила, чтобы ей выщипали брови-ниточки, как это было модно. Штаны она уважала, но вот силуэт современных платьев, ради которых ты должна выглядеть, как вешалка, рыжая не уважала. Ей нравилось показывать грудь, носить корсеты, а в вечерних платьях - предпочитала максимальную длину и столь максимальную же женственность. А не вот это вот всё.
    "Впрочем, чтобы произвести первое впечатление на Графа, подойдёт и это..." - размышляла она, перебирая упаковки с чулками.
    Она спустилась как раз вовремя. Заслышав голос фон Кролока, неспеша подошла к нему со спины, цокая каблучками.
    - Что конкретно? - выглянула, разглядывая, - Ну, да. А ещё вот это. Взгляните! - призвала она фон Кролока обернуться, упёрла руки в бока, улыбнулась пошире и кокетливо выставила ножку в полупрозрачном чёрном кружевном чулке.
    - Как вам? - покрутилась, позволив оценить себя со всех сторон, - Это нынче носят все поголовно, - а затем сняла с волос повязку с пайетками и бисером, бросила на кресло и встряхнула непослушными кудрями.
    - Скучно! Здесь целый ворох этих безразмерных тряпок, - надула губы рыжая, - Не хочу, как все! Хочу что-то... что-нибудь! - повернулась к Графу спиной и сбросила с себя платье одним лёгким движением на пол. И так и пошла вдоль ряда вешалок: туфли, чулки, нижнее бельё с не так давно изобретённой его верхней часть - бюстгальтером.

    Перехватив взгляд Магдалены, Йохан заговорил, невольно заставив девушку ещё больше растеряться. Она никак не ожидала, что фон Кролок возьмёт вину на себя и посчитает, что это он её вынудил куда-то там поехать. Но подобная несправедливость Йохана к самому себе заставила Магдалену, наконец, набраться смелости и заговорить.
    - Нет, Йохан, вы всё не так поняли! - замотала головой Магдалена, оживившись, - Вашей вины здесь нет! Наоборот! Я очень благодарна вам. Просто... - она несколько успокоилась, опустила глаза и снова начала подбирать слова, теребя край подола, - Просто мой отец считает, что я несправедлива к вам. И я чувствую вину за это, ведь он отчасти прав. Я... Мне... - она снова взглянула на Йохана так умоляюще и отчаянно, словно бы ожидая, что он поймёт без слов все её запутанные чувства, ну, или хотя бы подскажет слова, которыми можно выразить то, на что у неё никак нехватало смелости.
    "Господи Боже, какая обида?! Знали бы вы, мой милый, что я чувствую к вам, но как при этом боюсь за вас..."
    Было где-то в глубине её взора такое мягкое тепло, словно свет одинокой свечи, которую она всё пыталась прикрыть, но никак не могла потушить.
    - Помните, тогда на берегу, - начала Магдалена, - Мне показалось, что вы хотели... хотели... Йохан, что вы хотели, скажите? - попросила Магдалена. Ей иногда казалось, что она теряет ощущение реальности, когда ты сперва была уверена в том, что видишь, слышишь, в том, что происходит, а потом, какое-то время спустя, начинаешь считать, что тебе лишь показалось, что ты неправильно поняла. Она ведь сначала даже в существовании того же Иуды начала сомневаться, пока он не начал убивать, а уж намерения Йохана для неё уж точно не были прямыми и прозрачными. Что будет, если сейчас она возьмёт и признается ему?
    Вдруг послышался гомон толпы, кучер резко затормозил так, что экипаж тряхнуло, и выругался.
    - Дорогу! Дорогу! - послышался разноголосый ответ.
    Толпа людей в костюмах обтекала экипаж со всех сторон, заглядывая в окна, смеясь и разговаривая меж собою. Это заставило Магдалену замолчать. Мужчина в костюме кота, заглянул в окно и вальяжно поклонился, сняв шляпу. Лицо его было целиком скрыто маской, и прошествовал вперёд. Это было и немудрено, эпицентр всех гуляний был в одном месте сегодня, и все или почти все направлялись туда.
    Магдалена проводила взглядом толпу и вздохнула:
    - Нет, я хочу поехать, - сменила она тему, - Просто... Просто мне неловко перед вами да и я, кажется, совсем разучилась танцевать за последние несколько месяцев, - попыталась пошутить девушка.

    Платье Сары №1
    Мужчина в костюме кота

    Отредактировано Sarah Chagal (2023-02-11 15:23:01)

    +2

    29

    "А еще вот это". Мысль, что оборачиваться и смотреть не стоит, мелькнула у графа сразу же, и он слегка помедлил, прежде чем дать Саре возможность продемонстрировать ему современную моду во всей красе. Кричащий, пошлый, упрощенный до элементарного кроя, куда более непристойный, чем античная обнаженность, этот стиль в одежде уже сейчас вызывал у Кролока отторжение - еще до того, как он все-таки повернулся и невольно приподнял бровь, взирая на свою рыжеволосую спутницу, облаченную в одно из современных платьев. Наряд напоминал укороченное и утянутое нательное белье, выполненное почему-то из темной ткани, с длинной бахромой от старых... ладно, новых штор, притачанной к шее и талии. Разом создавалось впечатление обескураживающей бедности той, которой пришлось это надеть, вкупе с крайней невоспитанностью и небезуспешным стремлением поиграть на древнейшем мужском инстинкте.
    - Омерзительно, - почти честно ответил он Саре, не сводя при этом с нее глаз.
    Надо было признать - ей шло. В этом пошлом непристойном платье, с открытыми стройными ножками и с забавным головным украшением, которое хоть и блестело, но явно никогда не бывало в руках умелого ювелира, Сара была прелестна. Воистину, настоящий бриллиант истинной красоты можно поместить хоть в лохмотья, и он везде будет сиять, не благодаря, а вопреки.
    И все же когда она сбросила бесовскую одежу, оставшись в костюме Евы, граф ощутил едва заметное облегчение. Нагота не смущала его нисколько - естественная прелесть ныне нетленного женского тела очаровывала лишь совершенством форм, но уже давно не будила в нем ничего истинно мужского.
    Кролок двинулся следом за Сарой, мельком осматривая современную одежду, все такую же вызывающую, дешево поблескивающую и непристойную, остановился у стойки с бюстгальтерами и, невольно заинтересовавшись, с некоторой брезгливостью взял один из экземпляров. Поначалу конструкция его озадачила, но воображение довольно быстро подсказало, как и куда ее пристраивать. "Интересно, а для мужчин подобные приспособления тоже существуют?" - мысль пролетела и пропала. Уточнять у Сары граф не стал.
    - То платье, что ты надевала на свой первый бал, дитя. Сейчас, среди этих штор и безвкусных блесток, оно смотрелось бы настоящим шедевром. - В его голосе проскользнули одновременно сожаление и гордость. В тот момент жизнь (вернее, смерть) в затерянном в горах замке текла еле-еле, тускло и впроголодь, однако поразить паству он сумел, как и украсить опостылевший бал обворожительной юной девой, чей образ всколыхнул в измученных голодом существах надежду на величие в будущем и утоление терзающей их жажды. - Хм... какая очаровательная нелепость. - Отойдя к полкам с головными уборами, он взял в руки светлый кепи с широким твердым козырьком и прижатой к нему мягкой тульей. Шляпы его не привлекли - они были по сути похожи на те, что носили в прошлом веке, пусть и претерпели определенные изменения. Но это... Помедлив, Кролок нацепил кепи на голову и обернулся к зеркалу, которое привычно не отразило ни его, ни кепи. - Кажется, мне идет. - Веры в это, впрочем, не было ни на грош.

    Ну разумеется, он не так понял. Фон Кролок чуть нахмурился, но это короткое подобие мимики ничуть не было направлено на Магдалену - скорее, на ее отца, чрезмерно требовательного к дочери, и общую ситуацию, в которой, похоже, только ему было понятно куда больше, чем сказано вслух. Впрочем, ее отчаянный умоляющий взгляд охладил его. Йохан мягко сжал в руке ее маленькую ладонь и прижался губами к пальцам. Вместо тысячи слов один жест, один поцелуй. "Вашей вине нет никакого основания, домнишоара, вы имеете право относиться ко мне так, как велит ваше сердце, что бы там ни желал ваш уважаемый отец. Если я не заслуживаю вашего расположения, никто не сможет осудить вас". Но сердце ее билось в унисон с его собственным, он верил в это, хоть и не всегда находил тому доказательств, хоть и терял ее раз за разом, как тогда, у церкви.
    - На берегу... - "Вы знаете, что я хотел поцеловать вас. Я сказал об этом и почти получил тогда желаемое", - говорил его прямой взгляд. Не лучшее место и время, повозка подрагивала на камнях мостовой, кругом разворачивалось празднество, играла музыка и звучали песни, громкие голоса и смех беспрестанно нарушали их уединение, уютный мирок на двоих, в котором царила молчаливо понимаемая недосказанность. Но отказать ей в просьбе фон Кролок не мог. Нет, мог, просто не стал. Подгадывать, выбирать, цепляться за место и время имеет смысл, когда ты юн и впереди у тебя вечность. Когда же вечность скорее позади, поневоле учишься находить что-то более важное в текущем моменте. Такое, как отчаяние в глазах Магдалены, мольба о безусловной поддержке и теплый тихий свет, который он не имел права погасить. - Я хотел быть с вами рядом. Другом, кавалером, доверенным лицом, сердечной привязанностью. Кем-то, кто объединит все это и возвысит до большего. - Возлюбленным. Супругом. В горе и радости.
    Как сказать "я люблю вас", не произнося этих слов? Как сказать о чувствах, упрятав их в обыденное?
    Однако ответить она не успела, если даже и собиралась. Повозку тряхнуло, послышалась ругань кучера, за окнами мелькали маски любопытных, и мужчина в костюме кота поклонился. Йохан встретился с ним глазами... и замер, почувствовав, как холодок скользнул по спине. Это было невозможно, но пристальный взгляд остро напомнил ему кучера у церкви. Того самого, который словно пытался выманить их за пределы двора, удерживая нервно переступающую лошадь. Бред, того человека здесь быть просто не могло, и все-таки фон Кролок проследил за котом до того момента, пока тот не скрылся в толпе людей, не в силах отделаться от дежа-вю.
    - Пустяки, - мягко отмахнулся он. - Я никогда не мог назвать себя прекрасным танцором. Вот Герберт - тот и правда изящно двигается. Обещаю постараться не оттоптать вам ноги. - И снова толика лукавства. Год за годом с самого юношества Йохан танцевал на балу в своем замке, и едва ли кто-то всерьез мог упрекнуть его в незавершенных па или неаккуратных фигурах. Но стоило понаблюдать за Гербертом, чтобы раз и навсегда понять, в чем сын безусловно превзошел отца.
    Сын, который давно уже взрослый. Не намного младше Магдалены. Фон Кролок опять почувствовал себя омерзительно старым.

    +2

    30

    Ох, уж этот взгляд! Сара, кажется, даже немного подзабыла насколько выразительными могут быть глаза фон Кролока. Хотя нет, не забыла... усмехнулась криво ему в ответ, давая понять, что вовсе и не собиралась обворожить его этим нарядом. Скорее даже наоборот - посмешить нелепостью, и лишь только потом...
    - Я знаю.
    Где-то тенью скользнула мысль, что граф изменился и нет. Что-то неуловимо надломилось в нём, но этот оценивающий и очень говорящий его взгляд был прежним. Его глаза и жесты, движения тонких пальцев - это, пожалуй, то, что делало внешне безэмоционального фон Кролока более живым и понятным.
    "Интересно, он и при жизни был таким?" - размышляла девушка, бросив на графа взгляд через плечо, когда осталась в не самом пристойном виде.  Это узнавание давало хрупкую иллюзию покоя и ощущения "Всё по-прежнему" - хоть немного. Сара сама себе боялась признаться, что не только она была нужна своему создателю, но и он был нужен ей. Он - именно вот такой - недовольный быстрым темпом перемен, не принимающий, отрицающий, потому что Сара, кажется, слишком глубоко нырнула в этот омут перемен. Ей казалось, что она будет совсем скоро, как живые, будет лучше них, забывая, что никакие веяния времени не вернут ей жизнь, душу и не позволят ей брать от нового времени всё, что она захочет. А она хотела много, иногда даже слишком, считая, что та не-жизнь, которую она себе нарисовала, уже не за горами. Но нельзя не считаться со своей тёмной сущностью и нельзя считать себя выше живых и при этом не отличаться, вести себя, как они. Ей нужно было это возвращение к Нему - к источнику своей не-жизни, чтобы понять: пропасть есть не только между настоящим и фон Кролоком, пропасть всегда была, есть и будет между настоящим и ей тоже.
    - То платье говорите? Хм, - хмыкнула рыжая, меняя направление между вешалками и мимоходом наблюдая за графом.
    "Кажется здесь..." - она вытащила плотный тканевый чехол со стойки, пытаясь в него одновременно заглянуть, но её внимание снова привлёк фон Кролок. Рыжая не удержалась от смешка, когда Кролок "посмотрелся" в зеркало.
    - Потрясающая безвкусица, - сморщив нос, насмешливо резюмировала Сара, хуже самого безжалостного зеркала, а вернее даже напоминая Герберта, который был безумно щепетилен в подобных вопросах, - Даже и не смотритесь.
    Как будто это что-то могло поменять в многовековых и сложных взаимоотношениях между вампирами и зеркалами. А затем подошла, неся чехол перекинутым через руку, а второй рукой надвинула набок кепи на голове графа, снова хихикнула, оценив свой труд, встала на носочки и, бесцеремонно оперевшись на плечо графа, чуть наклонила его и чмокнула в щёку, а затем удалилась переодеваться.
    - Поищите что-нибудь другое на третьей вешалке справа, - посоветовала она под едва уловимый шорох многочисленных юбок.
    Кажется, она нашла то, что было нужно. Красное, как он и хотел. Ему должно было понравиться это платье. И она в нём. Она видела это платье на модели, поэтому пыталась сейчас вообразить, как выглядит в нём сама. Оставалась лишь самая малость...
    - Граф, а вы можете принести мне туфли? Красные. - попросила Сара, пока так и не покидая примерочную.

    Эти безумно долгие секунды, когда Йохан хмурился, Магдалена смотрела на него во все глаза, чувствуя, как внутри нарастает волнение. В такие мгновения она мучила себя той мыслью, будто одно лишь её неловкое слово может всё разрушить, что всё, что исподволь происходит между ними - лишь иллюзия, сладкая грёза, которая одолела сознание Магдалены и всё никак не закончится. Впрочем, это только сама Магдалена могла обвинить себя в излишней романтичности. На деле же, даже в юности она не была склонна к неоправданным любовным грёзам, а иногда и принимала интерес юношей просто за хорошее, вежливое отношение, чем иногда могла их задеть, сама того не подозревая.
    Вот и сейчас там, где другая увидела бы уже повод собираться под венец, Магдалена его не видела и всё боялась услышать "Вы дороги мне, но не более того. Я слишком давно вас знаю". Очень боялась, хотя и понимала, что для Йохана это было бы самым безопасным. Как же ей заставить себя его отпустить? Как? Особенно сейчас, когда он держал её руку в своей и целовал похолодевшие пальцы. Внутри кольнуло больно, страшно и сладко. Девушка смотрела в его глаза, не зная точно, о чём он думает, но словно бы понимая смысл. И пока она смотрела в его глаза эти несколько секунд она разрывалась между необходимостью уберечь Йохана, страхом ошибиться и желанием принять действительность такой, какая она есть.
    "Господи, прости меня, грешную... лучше бы я ушла в монастырь, как хотела ещё в юности... Йохан... Йохан...Я ведь...Я пропадаю... и я не имею права тянуть вас за собой. Но я слаба... Я сижу перед вами здесь и это так безрассудно..." - она не слышала ни голосов, ни шума колёс экипажа, она слышала лишь шум волн, его голос и там всё было по-другому...
    Да, то, что было на берегу на всю жизнь останется для Магдалены той ошибкой, которую она не сможет себе простить, когда фон Кролок однажды вернётся к ней, чтобы расстаться навечно. Её ошибка в том, что она не смогла сохранить лицо и это стало для них началом сиюминутного счастья и началом конца.
    - А сей..."...час...после всего, что было у церкви вы всё ещё хотите быть со мной?" - но вопрос так и остался невысказанным, потому что экипаж тряхнуло, он затормозил и мимо потянулись любопытствующие. Магдалена резко прикрыла лицо маской и отвернулась от окна, едва стоило в него кому-то заглянуть. Она не заметила реакции фон Кролока, к своему сожалению, а разговор, который он повёл, заставил Магдалену улыбнуться, окунувшись в прошлое.
    - А помните ли вы нашу первую встречу? Это был мой самый первый бал. Мы тогда только переехали в ваши края. Ведь именно я тогда едва не отдавила вам все ноги. Я была убеждена, что в монастыре мне ни к чему уроки танцев, зато любила читать. Кажется, именно за это невзлюбили меня тогда сын хозяина дома и его друзья... А вы спасли меня от их шуток и одиночества.
    Магдалена и правда уже довольно плохо помнила, что не так сказала, но юного хозяина дома явно не порадовало, что кто-то оказался умнее его там, где девушке было положено кивать и очаровано вздыхать.
    - Что ж, надеюсь, в этот раз я принесу вам меньше неприятностей...
    - Господин, мы приехали, - подал голос кучер.

    Отредактировано Sarah Chagal (2023-04-02 21:34:21)

    +1


    Вы здесь » Musicalspace » Фандомные игры » Le parole del passato


    Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно