Шло время, и утро для Анри-Филиппа Ру начиналось все позднее и позднее. Поначалу он подскакивал с кровати как ошпаренный, остро чувствуя, что теряет на сон значительную часть светлого времени суток, и на обследование замка остается не так много часов. Потом привык и смирился, тем более, что ему, похоже, здесь действительно были рады. Правда, хоть сколько-нибудь достойной пищи он так и не получал и потому питался преимущественно снедью, купленной в последнем из трактиров по дороге к замку. На стряпню Куколя полагаться не стоило, и Анри при первой возможности постарался донести до настойчивого горбуна, что готовить для гостя нет нужды - у него полно собственных припасов. Он же, в конце концов, не ожидал кого-нибудь здесь повстречать и рассчитывал только на свои силы. Оставалось только догадываться, чем питаются хозяева замка, и почему за все проведенные здесь дни и ночи они ни разу не пригласили гостя к столу разделить с ними трапезу. Негостеприимно и странно, но Анри старался не слишком забивать себе голову. Достаточно того, что Кролоки позволяют ему жить в замке и беспрепятственно расхаживать везде, кроме их личных покоев и подвалов - те охранял Куколь, да, впрочем, Анри и не пытался проникнуть в запретное. В замке и без того хватало сокровищ для почитателя архитектуры и старины.
Все светлые часы он бродил по анфиладам, залам и коридорам, зарисовывая, фотографируя и конспектируя, а с закатом солнца появлялся Герберт и украшал собою короткие летние ночи. Общество виконта скрашивало вынужденное одиночество, Анри несколько раз ловил себя на мысли, что без Герберта мог пасть духом среди каменного рассыпающегося величия старого замка - тяготили не древние стены, а само ощущение упадка и разрушения, поселившееся здесь повсеместно. Вероятно, он все же переоценил собственные силы, отправляясь сюда один после смерти спутника. Но каждый раз возвращаясь в постель под утро и приветствуя еще одного своего нечаянного соседа - маленькую летучую мышь, свисавшую с крепления балдахина в изножье кровати, - Анри невольно радовался, что у него есть компания и возможность пообщаться. Пусть даже мышь не могла ему ответить, а Герберт нередко отделывался обтекаемыми фразами, когда Анри задавал вопросы о замке и роде. Создавалось впечатление, что тот старательно оберегает какую-то тайну, разделенную с графом, и спустя некоторое время молодой архитектор перестал расспрашивать и обратился в рассказчика. Герберт проявлял неподдельный интерес к происходящему в мире, и Анри периодами не мог отделаться от ощущения, что тот провел всю свою жизнь в изоляции, хотя ему нравилось, как живо и непосредственно виконт реагирует на те или иные нюансы.
Их общение носило непринужденный характер и не было омрачено недопониманием или размолвками, за исключением одного момента, к которому Анри раз за разом невольно возвращался в мыслях. Фотографий, которые он опрометчиво пообещал Кролокам после фотосессии в зале, сделать не вышло. У него были и химические реактивы, и фотобумага, и лампа, вот только про электричество он позабыл. Дома, в крупном городе, электричество уже использовалось повсеместно - по крайней мере в тех местах, где он обычно бывал. И воспринимать это удобное изобретение как должное было легко - настолько легко, что он попросту не подумал о нем, когда пообещал Герберту и графу фотографии. Граф едва ли всерьез ждал эти снимки, скорее, поддался желаниям сына. А вот Герберт, кажется, был по-настоящему разочарован и расстроен, хоть и пытался это скрыть.
Анри-Филиппу Ру было не впервой обманывать чьи-либо ожидания, нередко он даже находил в этом своеобразную прелесть, хотя в большинстве случаев оставался равнодушен к разочарованиям других. Но Герберт... Нет, видеть на его красивом лице неподдельную грусть было очень неуютно. Анри даже думал, не съездить ли до ближайшего города, чтобы воспользоваться так необходимыми сейчас благами цивилизации, но все же решил сосредоточиться прежде всего на замке. У него диплом и работа, не стоит терять голову. Особенно когда все так зыбко, что не найти слов.

Последние пару дней Анри посвятил восточному крылу замка. Оно оказалось в довольно плачевном состоянии - крыша прохудилась, часть перекрытий прогнила и осыпалась, и временами приходилось пробираться с большой осторожностью, заглядывая в зияющие дыры в потолке или полу. Анри было почти физически больно за великолепное строение, не перенесшее тяготы столетий. Все можно было поправить, но разумеется, не силами одного человека, который с помощью карандаша, блокнота и фотоаппарата пытался запечатлеть и воспроизвести хотя бы часть прежнего величия. Замок тихо умирал, хороня под своими каменными сводами остатки древнего рода, старомодного графа и его послушного сына, то ли насильно, то ли добровольно запертого вдали от цивилизации. Работая, Анри то и дело возвращался мысленно к Герберту, предвкушал очередную встречу и в то же время желал ее отсрочить - виконт определенно влек его, томил недосказанностью и неявной симпатией, в которой Анри терялся. Раньше все было проще. Если Ру вызывал у кого-нибудь чувство влюбленности, тот довольно быстро его обозначивал. Если же влюбленность испытывал сам Анри, то... она проходила еще быстрее, едва он замечал недостатки у объекта своей симпатии. Находиться в длительном подвешенном состоянии он не привык, и в ситуации с Гербертом медлил, ожидая либо шага навстречу, либо естественного для него разочарования. Но до сих пор не случилось ни того, ни другого.
Он настолько погрузился в свои мысли, что даже не заметил, в какой момент набросал на одной из страниц блокнота вместе с резным каменным узором небольшой скетч - Герберта в пол-оборота, схематично и без деталей, очень технично и даже топорно, однако узнаваемо. Ну уж нет, еще не хватало. Людей он не рисовал принципиально, не будет и сейчас.
Анри захлопнул блокнот, поднялся и осветил заранее прихваченным масляным фонарем пространство вокруг себя - эта часть замка уже почти полностью погрузилась в сумрак, хотя на западе, возможно, вовсю властвовал закат. Пора возвращаться. Дорога по восточному крылу была не так проста в светлое время суток, а сейчас и вовсе казалась слабо преодолимой. Перекинув через плечо ремень от фотоаппарата, Анри зажал под мышкой блокнот и, высвечивая дорогу фонарем, двинулся в обратный путь.
Он приблизительно помнил, как шел, за что цеплялся и где обходил опасные места, однако в какой-то момент непрочно стоящий камень под его ногой обрушился вниз. Анри вскрикнул, покачнулся, выронил карандаш и блокнот, схватил обоими руками бесценный фотоаппарат и в панике понял, что уже летит следом за блокнотом в неожиданно разверзшуюся перед ним темную яму. Господи, помоги...