Musicalspace |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Musicalspace » Фандомные игры » солнце взойдет
Фандом: Tanz der Vampire
Сюжет: основной
СОЛНЦЕ ВЗОЙДЕТ
Участники:
Magda, Graf von KrolockВремя и место:
Замок фон Кролока, вскоре после Бала и начала новой жизниНельзя есть чужую еду, иначе за это можно поплатиться жизнью.
Предупреждение:
Разве что нецензурная брань, и то не факт.
Есть хотелось невыносимо. Настолько, что казалось - впилась бы уже и в Шагала, но в том крови едва ли на него хватит, да и вообще, Йони был так же мертв, как и сама Магда. Это изрядно бесило. Но голод донимал еще больше. Полакомиться потерянными путниками на мерзлых тропах Трансильвании тоже не очень удавалось: таких неудачников, как профессор и его помощник, больше не попадалось, а мало-мальски разумное местное население источало аромат чеснока, который забивал собой все вокруг, а особенно носовые пазухи Магды. Как только она терпела эту вонь раньше? Хотя да, вонь не была такой ощутимой раньше, так, тоненький запах чеснока, от которого не отмоешься, но пережить можно.
Он разве что вампиров отпугивал, но никак не старого еврея.
Магда уже успела сменить свою ночнушку, в которой и померла, на нечто более подходящее мрачному реноме вампирши. Ей любезно разрешили остаться в замке, не выгнав в никуда, не вынудив искать себе дом самой. Жить под крылом Графа фон Кролока было значительно безопаснее, чем куковать одной, на Йони вообще никакой надежды не было. Он, конечно, обладал деловой хваткой, которая давала прокормиться и содержать трактир, но справедливости ради, не так-то это и было сложно, учитывая, что это было единственное заведение на всю округу, где подавали выпивку.
Завтраки-обеды-ужины в замке никто для Магды не сервировал, служанкой она тут не была, но и гостьей тоже. Единственный слуга фон Кролоков, больше смахивающий на домашнюю зверушку Графа, вообще, кажется, был не в восторге от беловолосой красотки; его можно было понять, и Герберта хватало, но Магда вела себя гораздо сдержаннее, как ей самой казалось. Куколь так и оставался загадкой едва ли не большей самого Графа, но...
...развить мысль Магда не успевает, томный сладкий аромат свежего человека без примеси чеснока касается острого обоняния упырихи. Она едва не подпрыгивает, беря след, торопливо пробегая все повороты, пока не находит сонное тело, не то одурманенное, не то просто пьяное. Интересно, если выпить крови у пьяного, опьянеет ли сама Магда? Приличная служанка, которая вообще не брала в рот чего крепче чая, а тут прямо стало любопытно. Она едва не урчит, когда подкрадывается к кровати, обходит ее со всех сторон, вдыхая упоительный аромат. Нет, уйти отсюда просто так, когда желудок сжимает голодная резь, и почти до обморока хочется впиться зубами в податливую тушку.
- Спи, моя радость, усни, - мурлычет Магда, мягко подкрадываясь по кровати, уже склоняясь над открытой шеей. Клыки кажутся больше и острее, она вдыхает запах тела, и впивается, наконец, туда, где током пульсирует кровь. Жертва безвольно дергается, но Магде уже нет дела до этого, она глубокими глотками пьет теплую и сладкую влагу. Раньше ее отчаянно раздражал железистый привкус, когда она укалывалась чем-то острым и слизывала капельку за капелькой. Но после смерти каждый глоток казался амброзией, по крайней мере, так когда-то блаженство описывал залетный студент, который потом как-то исчез в ночи.
Видимо, его сожрали.
Или соблазнили, а потом сожрали.
Надо будет расспросить Герберта.
И может быть все-таки попросить ее научить читать. Ребекка пыталась обучить служанку кое-каким премудростям, но Магде это было не очень-то нужно: книг в деревне не было, считать же она научилась еще в бытность жизни в таборе. Там же ее научили петь, танцевать, попрошайничать, гадать и воровать. Все те навыки, которые теперь ей были без надобности.
Упыриха даже не думала останавливаться, продолжая пить жертву, пока не осталось вовсе ничего. А когда стало ясно, что теперь тело это всего лишь безвольная оболочка, Магда оторвалась от него. Попыталась стереть кровь с губ, но размазала ее еще больше. Фу. Это уже так себе. Нужно как-то оттереться. Проклятье, почему вампиры не видят себя в зеркале? Это ужасно. Магде приходится заботиться о своей внешности наугад. Она скоро забудет, как выглядит.
Магда слезает с кровати, порядком раздраженная необходимостью искать воду, но по крайней мере, чувство сытости приятно ласкает живот. А острый слух улавливает шаги. Обитателей замка немного, чтобы не ошибиться.
Не важно. Важно то, что в дверях комнаты уже стоит хозяин замка, и Магда никак не может решить, делать реверанс или это не интересно Графу.
Отредактировано Magda (2023-07-16 00:57:44)
С каждой пролетающей мимо ночью солнце вставало все раньше. Это ощущалось слабо, было почти незаметно, но граф фон Кролок настолько привык к многолетней смене сезонов, что мог бы без усилий сказать, какой сейчас месяц и как долго еще осталось до прихода весны и тепла - того времени, когда снега вокруг замка растают и горные склоны запестрят свежей листвой. Абсолютно бесполезный навык. Лучше бы безошибочно определять человека в замковых окрестностях, чтобы вовремя отловить его и доставить в свои покои, а там уже насладиться трапезой, разделив ее разве что с Гербертом. Люди нынче были в дефиците, хотя из большого мира время от времени долетали отголоски сведений, что города множатся, новые земли обживаются, и уже вот-вот любопытная человеческая длань дотянется и до самых отдаленных и потаенных уголков земли. Например, до неприступных Карпат и запрятанного среди них средневекового замка, где во всеобщем забвении влачил свое проклятое существование граф фон Кролок.
А питаться хотелось. Пожалуй, это единственное, чего ему еще хотелось... или, вернее сказать, что он вынужден был делать, дабы иссушающий жестокий глад не терзал его беспрестанно, окончательно сводя с ума. И, пожалуй, только с Гербертом он был готов поделиться случайной находкой, почти сокровищем, особенно после побега бесстрашных охотников на вампиров, чьей крови не досталось никому из жаждущих. Как этот несчастный человек попал в окрестности замка? Что делал здесь, погоняя исхудавшую лошадь? Кролоку было не интересно. Кобыла пала от клыков кого-то из свиты, оказавшегося поблизости, жалкий небогатый скарб растащен в мгновение ока, а вот сам человек - о! - был препровожден в одну из комнат поблизости от покоев графа. Смысла растягивать трапезу не было, и все же Кролок не торопился, хорошо понимая, что чем скорее грызущий его внутренний хищник получит легкое насыщение, тем скорее проголодается снова и вцепится еще жаднее, еще больнее, требуя крови. Свита, как бы ни была голодна, не посмеет притронуться к тому, кто принадлежит графу. Или... нет?
Злость всколыхнулась, поднялась к горлу, мазнула изнутри по глазам, заставив их сверкнуть, и улеглась послушной змеей, готовой ринуться на неугодного, когда граф фон Кролок увидел обшарпанную, растерявшую всякий презентабельный вид постель с лежащим на ней трупом. Еще теплым, еще хранящим восхитительный запах крови, но едва ли способным поделиться хоть каплей живительной жидкости, потому что белокурая дева, которую Кролок застал врасплох, осушила его полностью. И извозилась в крови как неумелый мясник. Ну что ты будешь делать.
Он ждал несколько долгих секунд, прежде чем вцепился пальцами в волосы на затылке, так похожие на гербертовы, сгреб их в кулак и, не давая себе труда склониться, потянул Магду вверх, почти на высоту своего роста. Потянул медленно, почти спокойно, словно будучи в своем праве и точно зная, что никто не осмелится помочь белокурой служанке, включая ее саму.
- Кровь, - бесстрастно констатировал Кролок, когда впился взглядом в ее обманчиво теплые губы, окрашенные алым. - Это даже забавно. - С его губ сорвался то ли тихий вздох, то ли даже смешок, и только в глазах, вперемешку с иронией, клокотала тихая ярость. Он сейчас легко сломал бы ей шею одним движением, не убив окончательно - о, нет! - а лишь заставив мучиться и обездвижив на какое-то время, достаточное для свершения наказания за жадность и недальновидность. - Вкусно было? В трактире у Шагала тоже воровала?..
Ответы, впрочем, не имели значения. Граф слегка склонился к Магде и кончиком языка провел по ее нижней губе, слизывая остатки крови. Замер, прикрыл глаза, посмаковал остывшую каплю, бережно размазал ее по десне в попытке уловить стремительно ускользавшие нотки вкуса. Голод впился зверем, требуя свою долю, и взять ее было бы просто - стоит только впиться Магде в шею и отобрать у нее сворованное, но... этот акт крайне интимный. И Кролок вовсе не был уверен, что стоит разделять его со служанкой, случайной жертвой ушлого трактирщика.
- Скажи, давно ли ты видела солнце? - наконец, произнес он, вперив лед светлых, почти прозрачных голубых глаз в глаза Магды.
Пересечение взглядов вызывает дрожь по спине, странно, казалось, что тело перестало быть способным на изъявления любых эмоций. Но нет, неприятное чувство становится чем-то ощутимым, по коже проходится холодок, хочется сделаться меньше ростом, хотя Магда и так была невелика особо. Или провалиться сквозь пол, что тоже можно считать надеждой на спасение. Но шансов нет. Длинные пальцы больно вцепляются в волосы... могут ли вампиры чувствовать боль? Нет, Магда пока этого не понимает. Приятного мало в том, что тебя за эти самые длинные волосы поднимают на уровень глаз. Пола под ногами больше нет, с ним исчезает секундная уверенность в том, что все хорошо. Магда не сдерживается в желании зашипеть, низко и раздраженно, обнажая острые клыки, окрашенные кровью.
Забавно? Ну уж нет, бывшая служанка не считала забавным свое положение, вызывающее лишь раздражение. Скалиться, правда, повторно она не рискует. Магда не могла похвалиться образованностью, воспитанием, но сноровка в общении с людьми берет свое. В трактире Шагала посетителей бывало не много, но достаточно, чтобы вычислить разнообразные эмоции; Граф же сейчас не был склонен к душевной доброте.
До упырихи медленно начинает доходить: она сожрала его ужин.
Так себе понимание. И так себе благодарность за то, что ее не вышвырнули из замка, а ведь могли. Кому тут нужна служанка? Кому тут нужна жертва любвеобильности старого еврея, надумавшего себе что-то?
- Нет, - зло фыркает Магда. - Я не воровка.
Была.
По большому счету, что можно воровать в трактире? Подворовывать еду? Денег у них было не так уж много, да и вообще, в этой дыре особо воровство ни к чему не приведет. Даже выбраться из деревни тяжко, ползти перевалами в снежные заносы - хоть убиться прямолинейно, впрочем, теперь смерть для нее была не так проста.
Граф только голову оторвать может.
Прикосновение языка к губам выглядит непроизвольно близким, смущая разум, но тут же это чувство проходит, теряя всякий смысл. В глазах фон Кролока мелькает нечто, что вызывает в Магде страх, лезущий изнутри острыми ударами когтей. Минутный страх становится чем-то осязаемым, желание попятиться придает сил, но не настолько, чтобы смочь выбиться из крепкой хватки. В широкораспахнутых глазах выстраивается дрожь, внимая посланиям мозга. Завизжать? А смысл? И свобода была так близко, а сейчас порохом осыпается к ногам.
Солнце...
Зачем ей солнце?
Солнце сейчас враг, самый большой, самый ощутимый, что протыкает бледными лучами, выжигая татуировки посмертные на коже.
Солнце - смерть, чеснок - отрава.
- Когда еще была жива.
Сколько прошло времени с той невнятной и муторной ночи, ставшей поворотом не туда? Магда не знает. Не хочет знать.
Солнце днем ранее было бледное, зимнее, в белесых прожилках короткого дня, уходящего сизыми сумерками в ночь.
- Хотите показать?
Скромная девушка, ночью молившаяся, чтобы Йони обошел стороной ее постель, знала все молитвы, да только ни одна не спасла, когда настало время божественного вмешательства. Сейчас ни одной в голову не приходит, может, потому, что она проклята? Или потому, что в ней что-то изменилось? Со смертью приходит приступ вредности, со смертью приходит желание перечить, хотя стоило просто замолкнуть, внимая угрозе, исходящей от фон Кролока. Граф к шуткам не склонен, а страх впивается в душу Магды, идя ростками, внимая им, вынуждая прыгнуть в никуда, чтобы добиться...
...смерти?
Шанса на выживание.
Она была голодна, она утолила голод, за этим следует бездонная расплата, видимо, солнечным светом пропитанная.
Не воровка, ну-ну. Может, когда-то в прошлом, в праведной человеческой жизни была таковой. Блюла себя и заповеди, не укради, не убий... не возжелай хозяина своего, не прелюбодействуй. Преступишь одну, не получив мгновенной жестокой кары - и со второй уже проще, а третья кажется и вовсе чем-то несущественным. Что есть чревоугодие в сравнении с убийством? А уж когда добираешься до последней заповеди, то и вовсе будто идешь по греховному саду, наслаждаясь хорошей погодой. Мертвый бог не слишком щедро раздает наказания, истлевшие глаза не видят проступков своей паствы, и быть проклятым под его неусыпным, но слепым взором... удобно. И Магде тоже. Ее падение и распущенность явно бросались в глаза, а там уже и один шаг до воровства, даже если оно продиктовано бесконечно терзающим гладом. Кролок, конечно же, это прекрасно понимал - она страдала, как и все остальные, кому невыносимо вкушать редкие капли крови, сущие крохи. Отличие заключалось лишь в том, что она, эта белокурая распутница, была совсем юна и не умела пока смиряться с голодом, терпеть дни, недели, месяцы от глотка до глотка, подвластная еще человеческой нетерпимости, усиленной стократ. И он, пожалуй, был готов дать ей это время - как и всем прочим, кто пополнял его свиту намеренно или случайно. До тех пор, пока она не лишила пищи его самого.
- И все же воровка, - со вздохом заключил он. - Добавь еще одно достоинство к своему обновленному списку. Ты взяла чужое, мастерица. Чужого мужа, чужую жертву, чужую кровь. У тебя еще есть время примириться с этим. - И, помедлив, добавил: - Пусть и совсем немного.
Голод оказался куда сильнее, чем страх, благоразумие или преданность, и жертвы своей жадности теряют шанс на вечную жизнь. Кролоку не нужны ненадежные, не умеющие подчиняться, забывающие все и вся во имя утоления своей низменной страсти. Пусть вселенная меняется, искажается, содрогается в спазме времени, но этот замок, каменная твердыня, стоял и будет стоять лишь на его условиях. Жалкий божок своего крохотного сжимающегося мирка. Так трудно отказаться от власти, к которой привык за несколько столетий.
Кролок вздохнул, прогоняя по легким ненужный воздух. Вздохнул почти с сожалением, с деланым сочувствием к провинившейся белокурой служанке. Столько возни из-за случайного заезжего человека, столько обманутых надежд и разочарований.
- Может, и не хочу, а придется, - наконец, обронил он, опуская Магду вниз, позволяя ей встать на ноги. - Надеюсь, ты успела по нему соскучиться. Пойдем. - Граф двинулся по коридору, так и не отпустив волосы девушки. Его длинные крупно-изящные пальцы цепко и слегка неряшливо держали белокурую спутавшуюся прядь. Он не потрудился даже перехватить ее удобнее, так и вел за волосы, нисколько не заботясь о том, больно ей или нет, готова ли она в принципе следовать за ним, подстраиваясь под рост и шаг, то семеня, то подпрыгивая.
Вперед по коридору, трижды свернув. Сквозь пару дверей. Вверх по винтовой лестнице одной из башен, наконец - на небольшую площадку, откуда открывался великолепный вид на бескрайнее черное, испещренное звездами небо, окрестные заснеженные леса, грубо вытесанные пики гор и горизонт с восточной стороны. При всем желании не получится пропустить восход солнца, если остаться здесь до утра. Кролок подвел Магду к самому краю площадки, где та резко обрывалась вниз, на внутренний двор - ту его часть с кладбищем, где можно переломать все кости, упав, и встретить рассвет на одной из могил, у выщербленного надгробного камня с полустертой, почти не читаемой надписью.
- Тут очень красиво на рассвете. Я помню. Попросил бы тебя рассказать потом... да жаль, не выйдет. - Взгляд Кролока был устремлен вдаль, куда-то за горизонт, к далекому прошлому, когда он еще мог встречать здесь рассветы без опасения рассыпаться в прах, а рука все так же сжимала волосы Магды. Одно движение - и он без труда мог скинуть ее вниз, оборвав и собственные откровения, и ее зыбкие надежды спастись, если только они у нее были.
Магда и понимала, что спорить с повелителем этого замка дело гиблое, и не собиралась этого делать. Но его слова обжигают возмущением, да что он себе позволяет, этот граф? Белокурая вампирша вскидывает взгляд на фон Кролока, в нем читается откровенный дух бунтарства, сейчас же, сию минуту требуется объяснить, что чужого брать не научена, и уж точно она Шагала не крала. Йони был так себе добычей, он же делал с ней все, что хотел, темными ночами в комнате под самой крышей трактира. А потом убил ее, превратив в низменное существо, извечно голодное. Потому, что голод никак не проходил, впиваясь когтями в горло, обжигая нутро изнутри. Магда все время хотела есть.
- Чужого мужа, говорите, господин? А что вы знаете? Или только вам дозволено похищать юных дев с целью их сожрать? - Мгновение, и Магда в фурию превращается. Словно в ней просыпает вулкан злости и горькой обиды. - Я не крала похотливого трактирщика, даром такое счастье мне не нужно было. Сам повадился ходить, а что делать бедной девушке в услужении, когда в этой богом забытой деревне нет шанса на нормальную жизнь? И уж точно я не просила, чтобы этот старый еврей меня в вам подобную обращал.
Случилось бы это, не спустись Магда из своей комнаты вниз, где оставили тело Йони? Может быть, тогда бы она убереглась, и теперь бы сидела в тепле трактира, помогая бедной вдове, еще и дочери лишившейся. Как там Ребекка? Совсем одна без непутевого мужа, и еще более непутевой дочки.
Что-то настораживает Магду в тоне Кролока, в его словах. Метания внутренние, глазу невидимые, но девушка жалобно произносит:
- Я просто была голодна.
Будто бы это оправдает ее в глазах все решившего графа, но она уже чувствует, не может не чувствовать, что отсчет ее короткой посмертной жизни выворачивается на финишную прямую. Он не выпускает ее волос, и хотя боли нет, но Магда инстинктивно хныкает, упирается, и все равно не может справиться с вампиром, гораздо ее старше. Она спотыкается, едва не падает, а на винтовой лестнице в момент пошатывается, и только цепкий хват Кролока спасает ее от падения вниз. Крутые ступени могут причинить вред костям, а что ждет после переломов, Магда понятия не имеет. Но инстинктивно, словно отголоском человеческой жизни, сохраняется страх падения и физического ущерба.
Глупая, глупая Магда...
Ветер бьет в лицо, прошибает грудь. На губах застывает морозный привкус, остро ощутимый запах холода заставляет бессмысленным жестом поежится, на миг забывая, что это место казни Магды. Она широко распахнутыми глазами смотрит на мир, на бесконечное темное покрывало ночи с прожилками звезд, звенящее неизбывной красотой, которую оттеняет елочка дальнего леса, зубчатые вершины гор, укрытые серебром, словно дорогим плащом. Даже служанке из трактира не чуждо чувство красоты, и на секунды она оказывается покорена моментом, взирая на мир вокруг, наполненный красками, ранее неизведанные Магдой. И только отсутствие луны, явно убежавшей за край гор перед рассветом, возвращает ее к реальности, да пальца графа в волосах, стремительно дотащившие девушку к самому краю, за которым начинает кошмар. Кладбище источает запах смерти, скрытой надгробиями прожитых поколений. Воображение рисует картинки падения, когда Магда превращается в мешок костей, не чувствуя больше ни капли красоты, только безудержный тлен, доводящий до пресловутой истерики. Магда дергается в хвате мужской руки, взвизгивает:
- Нет!
Никакой гордости не существует, только желание жить, слишком сильное даже для той, кто умерла вроде бы время назад. Магда выворачивается, чтобы посмотреть на графа, ссаживает колени, падая на каменный пол.
- Нет! Не надо! Я больше так не буду! Я не притронусь к вашей еде!
От голода, кажется, умереть не так страшно, в отличие от солнца. Магда улавливает оранжевые блики, скользнувшие бледной тенью почти на грани нереальности, когда думаешь - показалось. Но нет, если скосить глаза, что упыриха и делает, то можно увидеть, как кровавыми каплями брезжит рассвет по верхушкам пока еще черных деревьев.
- Я все буду делать правильно!
И не важно, что есть правильно в этом конкретном случае. Сейчас бы слезу пустить, но не получается, глаза обжигающе сухи, распахнуты так, что в них можно прочесть все мысли одной конкретной девушки, пальцы царапают одеяние Кролока в уже немой мольбе - пожалуйста, помилуйте, пожалуйста.
А солнце, как назло, неумолимо вступает на небосвод, пусть все еще слишком медленно, но это лишь обман - умирать-то все равно будет кроваво до пепла.
"Разумеется, только мне".
Кролок одарил Магду быстрым насмешливым взглядом. Она ведь не всерьез, верно? Равноправия в полуразвалившемся замке, затерянном в трансильванских горах, нет и не будет, пока его хозяин жив... Точнее, пока он мыслит и перемещается, пока вправе и в силах выставить на солнце любого, кто воспротивится его воле - в наказание или в назидание остальным. Любому неофиту придется это принять, если он жаждет оставаться в замке, а не искать иного пристанища в мире, не выживать в бескрайних пустых лесах, не пытаться найти себе место среди людей, испокон веков стремящихся оградить себя от дьявольских созданий. Там, за пределами замка, пусто и страшно, там царит вера, разгуливают предрассудки и подозрительность, и кресты на каждом шагу. Там дети ночи вовсе не так сильны и неуязвимы, ведь они подвержены множеству опасностей, слишком непохожи на людей и способны выдать себя любой мелочью... или, по крайней мере, заронить подозрение. А подозрительность во все времена творила не меньше бед, чем чистое знание.
- Мы так редко получаем то, что хотим, и так часто то, чего не желаем, - меланхолично изрек Кролок, не собираясь, впрочем, излишне философствовать. Незачем. Бедной девушке, чья вечность истекает очень скоро, все эти знания уже не помогут, даже если она успеет сделать правильные выводы до того, как рассыплется в прах под солнечными лучами. Что она хотела, о чем просила, что свершилось помимо ее воли - какая теперь разница? Кому есть до этого дело? Она сгинет в небытие как многие тысячи до нее, как тысячи после, не оставив следа под солнцем и во тьме. Страсти ее крохотной проклятой души растворятся в лучах рассвета вместе с ее плотью. Такова судьба, вершимая руками графа фон Кролока.
И гордость тоже.
Он почти улыбнулся, глядя, как Магда сбивает колени о грубые каменные плиты. Ему почти жаль ее, новообращенную, напуганную, не привыкшую вот так, всего лишь пытающуюся выжить... а, впрочем, нет.
- Верно. - Кролок коротко склонил голову, соглашаясь с ее истошной мольбой. Сердце его было глухо и мертво, и ничто в нем не отзывалось несчастной служанке Шагала, которая поплатилась за свою плотскую привлекательность, до поры скрытую под напускным целомудрием. Волчица в овечьей шкуре, блудница с кротостью девственницы. Жаль, не открыть ей уже все прелести ночи, и рассвет безжалостно поставит точку в ее терзаниях и поисках. Кем бы она ни была, кем бы ни хотела стать, у нее уже не выйдет. - Не притронешься. Голод уйдет навсегда и не побеспокоит боле. Я тебе почти завидую.
Край неба постепенно светлел, начинал жечь глаза тех, кому не дано больше видеть солнца, и рассвет был так же неумолим, как граф фон Кролок, с тихим вздохом пропустивший прядь волос Магды сквозь пальцы. Чистое золото, как и волосы его сына... вот их будет жаль. Такого чудесного совпадения цвета он не встречал доселе. Как вышло так, что простой селянке досталось то же богатство, что и родовитому виконту, явившемуся в мир около трех сотен лет назад? Мертвый бог щедр на забавные совпадения - и, может, будь он жив, их случалось бы меньше.
- Да. Ты все сделаешь правильно, падшая дева. Единственно правильная вещь для нас, проклятых созданий, не способных явиться пред очи Господа, это гореть в геенне огненной. Только ради тебя она сойдет на грешную землю из тайных подземелий Ада и поглотит твою плоть без остатка.
Оставаться на площадке становилось некомфортно. Кролок обернулся к двери... и неожиданно с силой дернул ее, отрезав себя и Магду от остального замка - старый засов едва держался на креплениях и от резкого движения те обрушились; засов, сделанный из почти окаменевшей за столетия крепкой древесины, заблокировал дверь с той стороны. Гигантский огненный шар ворочался за горизонтом, полз, взбираясь по горам и деревьям к самым вершинам, обещая вскорости подарить людям жизнь, а вампирам смерть.
Кролок кожей чувствовал жар, глаза начинало жечь, и если бы в его теле была хоть капля крови, то она сейчас пролилась бы бесполезной слезой, скользнула по щеке. Но кровь, предназначавшаяся ему, теперь была в теле Магды... откуда, впрочем, он мог бы ее достать тоже. Если бы хоть отчасти желал сближения с белокурой служанкой ушлого Шагала. Нет.
- Прощай, - с тихим вздохом произнес Кролок, едва удерживаясь от тяги заслонить лицо руками, сжаться, искать пристанища с поспешностью, близкой к панике. И это выглядело как самоубийство... пока он не взмахнул коротко пальцами, не обернулся в летучую мышь и не исчез в светлеющем мареве, оставив Магду встречать рассвет в полном одиночестве.
[indent] Предчувствие беды слишком остро давит на нервы, Магда не понимает, как избежать последствий, которые ей не понравятся. В душе - или том, что она еще так называет - теплится вера в обратимость ее ошибки, но холодный взгляд Кролока говорит об обратном. Мраморные статуи, порой, теплее, чем граф, но они отнюдь не так красивые, не обладают такими точеными чертами лица; от него веет показной скукой и решимостью наказать служанку. Та вообще вторглась в жилище, куда ее не звали, но и не прогоняли, а следовательно, нужно было принять правила, установленные в замке...
[indent] Но голод, проклятый голод, он и только он был виноват в плачевном положении Магды, вот только никто не хочет слушать упыриху, словно бы и не просит о прощении.
[indent] Магда глаза закрывает, когда прядь ее волос скользит меж пальцев графа. Трактирная служанка и при жизни была весьма соблазнительной и аппетитной, а смерть, оказалось, украсить больше может. Скромность слетела с мертвой девушки шелухой, оставив лишь наготу собственных желаний, ранее припрятанных в глубинах сознания, да так глубоко, что и сейчас не сразу верилось, что это все ее мысли, все ее чаяния. Но вот пряди волос падают, а голос Кролока, глубокий, даже в какой-то степени чувственный, звучит тоном, не обещающим ничего хорошего. Магда распахивает глаза, губы дрожат, она все еще ждет помилования, хотя понимает - его не будет.
[indent] - Я не хочу гореть...
[indent] Ад всегда был в ее мыслях, всегда протягивал к ней руки, когда Магда стояла на коленях у образа, вымаливая шанс избавиться от притязаний Шагала. Вот было бы хорошо, если бы старый еврей сгинул, остались бы тогда они с Ребеккой и Сарой, хотя от последней пользы никакой, только и могла что петь в своей ванне сидя. Но нет же, надо было тому быть укушенным, а потом еще ожить. И ведь Магда была сама виновата в своей смерти, по глупости спустилась убедиться, что Йони не дышит, поглазеть на него, вот и стала легкой добычей новоиспеченного упыря. Останься в своей комнате на чердаке, и все могло бы быть иначе.
[indent] Не на кого пенять, а себе высказать "фе" так-то и не просто.
[indent] На миг все становится совершенно непонятно, когда граф закрывает двери. Магда широко распахнутыми глазами взирает на него, неужто и сам решил в пепел обратиться? Да нет, только в мышь летучую, и вот теперь девушка окончательно понимает, что ей отсюда не выбраться.
[indent] - Нееееееееет, - истошный вопль рвется к небесам, теряется в рассветном ореоле грядущей смерти, таком кровавом, что невольно Магда сглатывает.
[indent] Крик ее взлетает к вершинам гор, на которых мягко лежат синие тени, скрадывая очертания. Но вот первые лучи бегут по серебристому насту, расцвечивая его самоцветами, ненастоящими, но такими живыми.
[indent] - Нет!
[indent] Магда дергает дверь. Не поддается, не получается, даже не хватает сил, хотя теперь их у нее поболее будет.
[indent] А лучи солнца уже сбегают сверху к замку, так стремительно, так беспощадно. Лицо служанки искажает боль, еще не испытанная, но уже грядущая. Еще секунды, и ее белая кожа обуглится, слезет лохмами с костей, оставив лишь оголенное тело, алое от крови; и это тоже не финальная стадия, осыплется пеплом мгновениями спустя.
[indent] Магда всегда любила жизнь, хоть и страдала от ее несовершенства. Умереть ей хотелось ровно пару часов, самых первых, в своей новой жизни, а дальше неожиданно стало интересно, и мир заискрил новыми чувствами, словно до того Магда жила неполно, бессмысленно, глупо. Сейчас же ей хотелось жить, пусть зависимой от крови, вечно голодной, но жить, ощущая все запахи, все яркие краски. И высшая несправедливость в том, что всего этого Магда вот-вот лишится - лучи солнца, танцуя, уже бегут по каменным плитам крыши, вынуждая вжаться в стену на оставшемся клочке хоть какой-то тени. Но слиться со стеной невозможно, и вот уже смерть лижет пальцы ног Магды, та судорожно вдыхает холодный воздух, вдруг кажущийся раскаленной лавой, наполняющей легкие.
[indent] Солнце безжалостно. Оно может дарить тепло, давать жизнь, но может обжигать, убивая, и все внутренности сворачиваются в тугой узел. Солнечный поцелуй, оставляет следы на голых руках, словно цветы, на коже упырихи, расцветают ожоги, пока что первые, робкие, но ощутимые. Платье прячет под собой остальное тело, сколько-то минут оставшейся жизни отведено.
[indent] Кожа, наконец, начинает медленно пузыриться, вызывая желание закричать. Нечеловеческий крик боли снова нарушает утреннюю тишину мольбой о спасении. Но кто ее услышит? В это время местное население уже спит, а не местное, достаточно напуганное байками, которые щедро тиражируют в деревнях, не ходит близко к замкам. И платье уже перестает быть защитой, боль уже невыносима, Магда сплошная оголенная боль.
Отредактировано Magda (2024-05-28 22:08:35)
[indent] Солнце безжалостно. Когда-то оно дарило тепло и жизнь - граф помнил то время, пусть и подернутое пеленой нереальности, - теперь же только жгло и убивало, и этим он нередко пользовался, избавляясь от тех, кому не было места в его свите. Это происходило не слишком часто, Кролок не творил жестокость ради жестокости или развлечения, такие забавы уже давно не представляли для него интереса, однако время от времени очередной неугодный отправлялся встречать рассвет в наказание или в назидание, как Магда сейчас.
[indent] Магда... белокурая служанка, скромница и блудница, предмет воздыханий престарелого трактирщика, швея и вышивальщица. Незавидная жизнь, такая же незавидная смерть. Кролок бросил на нее последний взгляд перед тем, как скрыться в высоком узком окне башни, по которой он волок провинившуюся вампиршу на смотровую площадку. Боль, агония, предсмертный ужас - так ярко, так вкусно. И напрасно. Ее смерть, как и жизнь, никому в сущности не нужна.
[indent] Кролок обратился в самое себя и замер спиной к двери, в которую отчаянно колотилась Магда. С таким же успехом она могла биться и в самого графа, цепляться за длинный слегка траченный временем плащ, виться у ног, молить о пощаде и целовать колени - бессмысленно, бесполезно. Он сделал шаг вперед, вниз, собираясь направиться в свой склеп и встретить рассвет там, под тяжелой крышкой каменного саркофага, где и всегда. Легкая поступь, несмотря на высокий рост и изящную массивность; край плаща скользнул неслышно по ступеням. Обратный путь по следам Магды, ее последней дороги до места гибели, - скорбный путь. Пожалуй, еще некоторое время Кролок будет помнить ее, скромницу-блудницу, а после сотрет из памяти, выбросит, как ненужную труху, развеет ветром вечности, как и пепел ее исчезнет со смотровой площадки спустя день, два или неделю, в зависимости от силы ветра и количества выпавшего снега. Те столь же равнодушны, как и граф, и едва ли станут утруждаться специально ради нее.
[indent] Магды. Почти Магдалены.
[indent] Чьи волосы так похожи на волосы Герберта.
[indent] Мастерицы и швеи, что могла бы подлатать костюмы и, может, обновить что-нибудь из гардероба виконта и самого графа.
[indent] Кролок почти коснулся ступени мыском обуви, но замер, так и не опершись на нее полноценно. С театральной медлительностью он возвратил ногу обратно, слегка повернул голову и бросил взгляд через плечо назад, к двери, за которой первые лучи солнца жгли недавно обращенную вампиршу. Пожалуй, он мог бы. Или нет.
[indent] Дверь распахнулась, когда воздух был уже пропитан бледным туманным светом и запахом гари, - и почти сразу захлопнулась, отрезая уголок спасительной тьмы от надвигавшегося утра. Едва заметные тонкие высокие отсветы от редких, похожих на бойницы окон, отсчитывали на лестнице равное количество ступенек, увлекая по окружности вниз, до основного массива замка, где днем тоже было небезопасно. До уютно-мрачных беспросветных подземелий предстоял еще долгий путь.
[indent] Кролок склонился над обожженным слабо шевелящимся телом, которое не так давно было молодой, не лишенной привлекательности женщиной, с сожалением глянул на потерявшие вид спутанные светлые волосы, напоминавшие ему Герберта, и проговорил все тем же спокойным, с толикой философской безжалостности тоном, каким отправлял Магду на смерть:
[indent] - Я позабыл спросить кое-что. Магда - твое полное имя? Или просто уменьшительная форма от другого?
[indent] Выглядело это таким же безумием, как и звучало, но графу уже не было смысла пытаться произвести на вампиршу впечатление. А кроме того, у них почти не было времени. Солнце поднималось быстро, слишком быстро, и до того, чтобы укрыться от его вездесущего выжигающего всякую нечисть света, оставались считанные минуты. Нечисть тем временем, казалось, вовсе не торопилась, задавая находящейся на грани гибели вампирше нелепые, дикие, абсурдные и совершенно неуместные вопросы. Как будто от ответов на них что-то всерьез зависело.
[indent] А казалось, что самая страшная смерть уже была. Что больше не будет ничего, что посмертие такое и есть, пропитанное извечным голосом и кровью на губах. Да вот нет, еще не всё ведомо Магде. Еще ждет ее боль, что уже до костей пробирает. Кричать сил нет, но стонать все еще получается. Губы непослушные, мертвые губы. Магда слепнет, не видя солнца. А ведь в жизни она всегда была рада редким его появлениям по зиме, вот и недавно в погожий ясный гуся Магда общипывала, напевая песенку под нос. И жаловалась на свою судьбу мысленно, что Шагал донимает, по ночам все в комнату ее захаживает.
[indent] А что теперь? Где тот Шагал? Опять сидит в подвале, зато живой. А она, Магда, прожила короткую жизнь, еще короче вторую.
[indent] - Г... ос... п... одь...
[indent] Милостив, наверное.
[indent] Но смотрит ли он на богомерзкое чудовище, кровью пропитанное? Есть ли для упырихи та милость?
[indent] Пальцы с облезшей кожей скребут по камням башни, не ощущая прохлады их, больше нет ночного благолепия, синим блюдцем с золотой каемочкой раскинулось небо, прощальным подарком слепя.
[indent] Скрип двери слышит сквозь туман. Магда пытается ноги подтянуть к груди, белое ее платье уже совсем не белое, а болезненно-грязное. Девушка словно в полумраке кошмара, там, где за гранью боль перестает бить поддых своей реальностью. Так бывает, когда всего слишком много, то ничего больше не остается, только мольбы о том, чтобы прекратилось это чувство, чтобы смерть пришла своей тенью.
[indent] Смерть, раскрыв крылья темного плаща, склоняется над упырихой.
[indent] Смерть красива обликом Кролока, льется светом молебна, издает звуки прощания.
[indent] Или нет?
[indent] Граф что-то говорит, Магда смотрит сквозь пелену, невидяще. Моргает, и боль от этого движения впивается под веками, скатывается кровавыми слезами. Зачем ему ее имя? Еще и то, которым крестить вроде как должны, но служанка Шагала ведать не ведала, а крестили ли ее? Табор цыганский на вопросы те не отвечал, но шепотом неслось, что названа как-то не удачно. Магда скалит губы в боли, пытается выплюнуть болезненное:
[indent] - Маг...да...лена.
[indent] Магдалена.
[indent] Ни разу то имя в ходу и не было. Магда сразу от него отреклась, не уверенная, что сослужит оно хорошую службу. Все в нем святое, все в нем чужое, бессмысленное до безнадежности. По церквям не особо-то находишься, разве что милостыню просить на паперти, но в глухой деревне, богом забытой, никто особо не верил в спасение души, хотя изрядно молились. Крестом можно было нечисть отпугнуть, разве что старый похотливый еврей не повелся, но на то он и еврей.
Магда все еще видит что-то перед собой, пеленой пустой, в котором теряются черты прекрасного лика. Тянет скрюченные смертью пальцы, пытается встать, но не выходит. Потому цепляется пальцами за подол плаща.
[indent] - С...служить... буду...
[indent] Выговорить больше ничего не выходит. Каждый вдох в легких ворошит лохмотья ожогов, воздух тонет внутри, выходя тонкой струйкой наружу, срываясь с губ, которые обнажают в попытке улыбки смерти.
[indent] Ну разумеется, иначе и быть не могло. Имя, это имя... Кролок позабыл о многом в своей не-жизни, затерянной в безвременьи, о слишком многом, но только это имя не изжечь из памяти. Оно возвращается раз за разом к нему, заставляет помнить о себе, бередит истлевшие картины прошлого, от которых не избавиться до конца. Было бы куда проще, зовись она просто Магдой, эта белокурая служанка - неужто в новом времени, в веке, на несколько сотен лет отстоявшем от того, в котором Кролок жил человеком, не хватает звучных имен, что вновь и вновь нужно обращаться к старому, библейскому? Наречь новорожденную нищенку Магдаленой - что может быть нелепее? Прежде служанку с таким именем и не встретить, а теперь разве что собак не кличут, да и то, не кличут ли...
[indent] Кролок медленно выпрямился, втянул носом воздух, невольно расширив ноздри - пахло жженым, горелым, мертвым. Если бы он не втащил Магду обратно в башню, сейчас она была бы уже окончательно и бесповоротно мертва. Солнце не церемонится с такими, как он или она, с проклятыми ходячими трупами, солнце пожирает их дотла своими лучами, обращая в горстку пепла. Еще не поздно, впрочем, всего лишь несколько движений - и Магда продолжит встречать рассвет, эта белокурая служанка с неподходящим именем. И воспротивиться не успеет, и новые мольбы не прошепчет обожженными губами, просто встретит всею собой благословенное пламя и растворится в вечности, как многие до нее. Как, вероятно, и многие после.
[indent] Но размышления эти были скорее ради забавы - жестокой, слегка нелепой забавы того, кто уже принял решение, но отчего-то все еще играл в сомнение. Зачем? Кого он пытался развлечь? Не Магду, едва ли вообще осознававшую реальность, и вряд ли себя, не чувствовавшего ни малейшего интереса к затянувшейся игре.
[indent] - Будешь, - вполголоса заверил он девушку, с легкой брезгливостью глядя, как ее пальцы, почти утерявшие свой изначальный облик, цепляются за край плаща и оставляют на нем обгорелые ошметки кожи и плоти. - И никогда больше не посмеешь тронуть чужое. Мое.
[indent] Иногда свита оказывалась жаднее и голоднее, чем Кролок предполагал, и чаще всего это заканчивалось одинаково. Вокруг - его земли, его владения, и каждый, кто хочет быть частью замка, кто хочет защиты от солнца и любопытных глаз, вынужден принять его условия. Что происходило с умудрившимися сбежать, его не слишком интересовало. Скорее, он полагал их мертвыми, как и остальных. Мир во все времена не слишком жаловал адских созданий, и выживать, постоянно скрывая свою сущность, избегая символы веры, контролируя иссушающую жажду и прячась в гробу с раннего утра до наступления темноты, едва ли было просто. Пусть их.
[indent] Служанка Шагала останется жить, и что тому причиной - ее локоны, так походившие на шелковые волосы Герберта, или имя, к которому Кролок все же не смог оставаться равнодушным, пусть и полагал почти искренне, что прошлое давно похоронено и забыто, - не имело никакого значения. Возможно, ни одна из этих причин не была достаточно весомой. Возможно, он и с самого начала не собирался доводить дело до конца, желая лишь напугать новообращенную вампиршу и дать ей понять явно и четко, кто в замке хозяин. Если она еще не поняла.
[indent] - Ты - Магда. - Голос Кролока звучал тихо, почти спокойно, но едва ли можно было его ослушаться - служанка уже должна была уяснить. - От момента рождения и пока отмерен твой путь под солнцем и луной. Другого имени у тебя нет и никогда не было. - Дорого ли оно ей, это полное библейское имя, неподходящее развратнице-служанке, Кролока нисколько не заботило. Между жизнью и именем... пожалуй, выбор должен быть очевиден. - Пойдем, тут скоро станет слишком светло. Но, конечно, можешь остаться. Если хочешь.
[indent] Улыбка скользнула по бескровным белым губам. Кровь, выпитая накануне, ей уже не поможет, и заживать ожоги будут долго. Но ей придется найти в себе силы сползти за ним вниз по ступеням, превозмогая боль, и затаиться в укрытии до следующей ночи. К счастью, выть и стонать она может сколько влезет - вряд ли кому-то в замке будет дело до ее мучений.
[indent] Кролок, медленно чеканя шаг, двинулся вниз по винтовой лестнице.
Вы здесь » Musicalspace » Фандомные игры » солнце взойдет
