Лоранталаса в воодушевлении шла по направлению к дальней части дворцового парка, где обычно упражнялись в воинском искусстве мужчины или в укромных уголках сидели влюбленные парочки. Сегодня ей удалось сбежать пораньше от забот и многочисленных уроков для истинных леди, заключавшихся более в танцах, светских беседах и изящных искусствах, чем в чем-то действительно практичном, как ремесла, целительство или воинское искусство. Такие вылазки были её редкой возможностью заниматься тем, что было ей истинно интересно: несколько лет назад она уговорила своего названного брата Танталаса, который всегда был к ней очень добр и которым она искренне восхищалась, в тайне обучать ее стрельбе из лука и обращению с иным оружием. Обычно женщины королевской семьи Квалинести могли постигать только искусство ритуального танца с мечами, и то лишь по достижении сорока лет, когда, по общему мнению, их тело входило в должный возраст, тогда как ее братья взяли в руки мечи и копья, когда им не было и пятнадцати, видимо, их тела взрослели и формировались быстрее. Её увлечение оружием, политикой и даже историей войн не нравилось отцу и братьям, и если бы кто-то узнал, что Полуэльф, как пренебрежительно его звали сородичи, обучает ее такому, отношение к нему со стороны её семьи испортилось бы ещё больше. Чтобы придать их занятиям более благопристойный вид и не вызывать лишних вопросов, Лорана обычно объясняла, что уходит в дальний уголок парка, чтобы порисовать этюды или понаблюдать за тем, как упражняются братья.
Подходя к поляне, которая обычно служила стрельбищем, принцесса услышала голос Гилтанаса:
-.... и такой же грубый, как твой варвар-отец, бастард!
Лорана ускорила шаг, стремясь как можно быстрее достичь места, пока привычная перепалка не переросла во что-то большее. Презрительное отношение её братьев к Танталасу не было для неё секретом, однако при ней они старались соблюдать хоть какую-то видимость приличий и не переступать границ пусть и пренебрежительного, но формально нейтрального тона. Такого обращения своей семьи с воспитанником отца она решительно не понимала, ведь ребенок не виноват в том, как он появился на свет, а поведение самого Полуэльфа было куда благороднее и учтивее, чем у Гилтанаса или Портиоса.
- ….если б я исчез, верно? - тихий ответ Таниса эльфийка, наконец придя на поляну, услышала не целиком, но грусть в его голосе больно кольнула ее сердце.
Через несколько мгновений тишины и тяжелых, наполненных презрением и злостью взглядов, Полуэльф произнес: “Я пойду”, поднял с земли лук и ушёл, оставив её наедине с братом.

- Зачем ты так с ним, Гилтанас? - начала было Лорана, но брат её довольно резко оборвал:
- Не лезь не своё дело, сестра, ты ещё мала и к тому же женщина, вопросы чести семьи не для вас.
- Но он же ничего не сделал, а вы с Портиосом всегда пытаетесь зацепить его из-за его происхождения.
- Зато ты всегда пытаешься его защищать, прямо как его мать-Ca… - бранное слово почти сорвалось с его губ, но он вовремя одумался, всё-таки Лоранталаса была юной принцессой и говорить в её присутствии такое было слишком.
Вместо ответа эльфийка лишь грустно опустила взгляд. Братья не одобряли её заступничества по отношению к Танталасу, и с годами отношения в королевской семье становились всё напряжённее. Лоране очень нравился Танис его мягким, но непокорным нравом, ее восхищала его мужественность и несколько природная грубоватая сила на фоне ее более изящных родичей, к тому же её сердце переполнялось сочувствием и жалостью к нему.
- Я тоже пойду, брат, - после продолжительной паузы нарушила тишину принцесса, - скоро у меня урок игры на флейте, а мастер Эленистан не любит, когда к нему опаздывают.
С этими словами она ушла прочь с поляны, не дожидаясь ответа брата. День был испорчен, вместо таких любимых занятий с Танисом она стала свидетелем грубой ссоры, а разговор с Гилтанасом после ухода Полуэльфа опечалил её ещё больше, но сильнее всего её задели слова самого Танталаса. Как он сказал? “Если я исчезну”? “Кажется, он задумал что-то мрачное,” - сделала вывод для себя Лорана и решила поговорить сердечным другом до того, как он сделает что-то непоправимое.
Покои Таниса, по размерам и убранству не сильно отличавшиеся от покоев прочих её родичей, располагались, однако в дальней, менее украшенной, части дворца, в противоположной стороне от её комнат и комнат её кузин, теть и прочих женщин. Этикет не одобрял, если девушка посещала одна комнаты мужчины, не связанным с нею брачными или кровным узами. Статус Танталаса при дворе был двусмысленным, формально он был её названным братом, и приходить к нему ей не возбранялось, однако он считался бастардом, грязной кровью, плодом насилия и разврата, что в целом делало их общение не очень поощряемым, особенно по мере ее взросления. Чтобы лишний раз не вызывать гнев братьев, она предпочитала пробираться в покои друга тайно, залезая в окно по стволу росшего под ним дерева. Танис наверняка не одобрял этот ее способ попасть к нему, но прямого запрета не высказывал, поэтому Лорана, не привыкшая получать отказы, периодически этим пользовалась, как, например, в этот раз. На самом деле урок флейты был назначен после дневной трапезы, до которой оставалось еще две части солнечного круга, так что времени на беседу с другом сердца у неё оставалось в достатке.
Проследовав привычным маршрутом, эльфийка присела на ветви деревня, постучала в приоткрытое окно и, не дождавшись ответа, влезла в него.

Отредактировано Laurana Kanan (2023-12-03 13:41:16)

Очутившись в покоях Таниса и не обнаружив его там, Лорана очень смутилась. Кажется, это был первый раз, когда она оказалась в комнатах своего друга без него. Даже в глубоком детстве, когда она, напуганная историями о призраках и тёмных магах, прибегала к нему в ночи, она не решалась войти без его приглашения. Несколько мгновений принцесса предавалась воспоминаниям о том, как Танис, могучий и сильный, позволял ей прятаться от ночных кошмаров в его постели, утешал её, шептал всякие нежности, и она засыпала в его объятьях с ощущением абсолютного покоя на душе. Она бы очень хотела вернуться в то время, когда неприязнь не разделяла Таниса и её братьев. Иногда её посещали мысли, что чем больше она вступалась за полуэльфа, тем больше на него ополчались Гилтанас и Портиос, вызывая в её сердце отчаянную решимость доказать, что все они заблуждаются в отношении него.
Отвлекшись от своих раздумий, Лорана оглядела помещение и с некоторым удивлением обнаружила, что находится не просто в комнатах друга, но в комнатах взрослого мужчины, отчего смущение её только возросло. Раньше, пребывая здесь, она не придавала значения отдельным деталям и тому, как они менялись с годами. Обычно всё её внимание занимал хозяин покоев и разговоры с ним. Сейчас она заметила, что деревянный меч и малый лук уступили место настоящему оружию, а книги о приключениях - серьезным трактатам о мире. Особое внимание принцессы привлек необычный острый инструмент, лежащий на умывальном столике, он не был ей знаком и напоминал чем-то нож для писем, но явно не был им. Рядом на кровати лежало исподнее, при взгляде на которое щеки эльфийки вспыхнули.
Нахлынувшее смущение немного притупило волнение за друга. Тем временем полуэльф всё не возвращался, и Лорана уже готова была отправиться на его поиски, как дверь отворилась, и на пороге появился Танис. Он был погружён в раздумья и не сразу заметил её, лишь пару мгновений спустя с его губ удивлённо сорвалось её имя.
– Тебе нельзя быть здесь, – произнёс он, явно находясь в растерянности, но на его лице, помимо замешательства, мелькнула и тень радости. Неужели от встречи с ней?
Лорана понимала, что в его словах есть доля правды. Юная девушка в покоях полуэльфа – повод для недовольства братьев и лишних пересудов во дворце. Но что плохого в том, чтобы быть рядом с тем, кто тебе дорог? Эльфийка уже хотела заверить его, что никто не видел её на пути сюда и проникла она тайком через окно, как Танис заговорил вновь:
– Прости за эту сцену. Мне жаль, правда. Ты не должна была этого слышать. И видеть тоже.
Полуэльф остановился на расстоянии, избегая смотреть на неё. Весь его вид – напряженная поза, отстраненный взгляд, тяжелый вздох – говорил о терзающих его чувствах. Тоска? Гнев? Грусть? Лорана не могла определить это точно. Стремясь поделиться с ним своим теплом и прогнать это давящее ощущение, Лорана подошла к нему и протянула руку, чтобы положить ему на плечо. Как он тогда сказал? “Исчезнуть”? Нет, она не могла допустить этого, что бы это ни значило. Полуэльф был дорог её сердцу, и одна мысль о том, что его может попросту не быть рядом, приводила её в ужас и отчаяние. Она, наконец заговорила:
– Твои слова тогда – “исчезнуть” – что всё это значит? Я не понимаю, Танис, прошу, не делай ничего… – тут она умолкла, не в силах выразить это самое “ничего”. Её разум просто не мог вместить в себя само это понятие “исчезнуть”. Убежать из дворца? Покинуть Квалиност? Уйти из Квалинести? Или…
— Я не имел в виду ничего такого, – откликнулся на её мысли полуэльф, – Не хочу никому причинять боль или неприятности.
При этих словах он с нежностью посмотрел на неё, очевидно понимая, что его исчезновение ранит в первую очередь её. И отца, конечно. Потом в его взгляде появилась грусть. Чувствуя, как к глазам подступают слёзы, эльфийка произнесла:
– Танис, пожалуйста, не исчезай. Боль и неприятность принесли бы не твоё существование, а твоё отсутствие. Если с тобой что-то случится, – тут она прервалась, отводя глаза и смахивая непрошенные слёзы, – я этого не переживу… И это очень расстроит отца и братьев, – уже тише добавила она.
Лорана была дочерью Беседующего с Солнцами, гордость и следование этикету она впитала с молоком матери. Показывать свою печаль, а тем более плакать в чьем-то присутствии было для неё почти немыслимым, но рядом был Танис, быть может, единственный, кто видел её слезы, и лишиться его было для неё всё равно, что лишиться сердца. Дрожа от плача, она обняла полуэльфа и прильнула щекой к его груди. Он – её. Друг. Брат. Её душа.

Отредактировано Laurana Kanan (2023-12-29 05:31:37)

Даже в крепких и надежных объятьях Таниса принцесса не могла обрести полный покой. Тогда, в детстве, именно он заслонял её от всех ужасов и горестей этого мира, а сейчас он стал источником главного её страха. Ощутив прикосновение губ к волосам, – жест равно целомудренный и интимный – Лорана лишь сильнее задрожала. Слёзы, уже стоявшие в глазах, потекли по её щекам – то сочилась страданием неизбывной потери её юная душа, она впервые представила, что кого-то рядом с ней может просто не стать. Безотчетно она прижалась к другу еще теснее и спрятала лицо на его груди, от солоноватой влаги его рубаха мгновенно намокла.
От страха утраты чувства Лораны обострились, и она стала подмечать детали, которым прежде не придавала значения. Насколько Танис шире в плечах, чем ее братья и даже отец, как отличается его запах – более резкий и кисловатый, но одновременно манящий, как много рыжеватых волосков светятся в лучах солнца на его руках. Какой же он, однако, другой, и вместе с тем такой близкий, родной, дорогой… Как она может лишиться его, того, кто был рядом столько, сколько она себя помнит? И каково же ему тут, такому иному? Почему-то мысль об этом ранее не приходила ей в голову, хоть она и знала историю его рождения. Всю жизнь Танис был для Лораны как старший брат, только неуловимо ближе, и выделяла она его даже среди родичей не потому, что он – полуэльф, а потому, что он – это он.
– Ты всерьез в это веришь? – донеслось до неё. Сначала ей показалось, что он услышал её мысли, как это, говорят, умеют некоторые маги. И она уже готова была ответить, но осознала, что речь шла не о природе её чувств, а о реакции на его исчезновение, и замолкла на мгновение, обдумывая вопрос. Всерьез ли она верит, что не сможет жить без него? Она правда не знала, ибо не ведала – каково это. Будут ли грустить братья и отец? По правде говоря, нотка вражды, поселившаяся между Танисом и Портиосом и Гилтанасом, год от года становилась всё громче и громче, но вместе с тем сыны Солостарана знали о том, как привязан был к Танталасу правитель Квалинести, а тем более его младшая дочь. Если они и опечалятся, то больше из-за того, что грустить будут их родные, а не из-за тоски по ушедшему полуэльфу. Как, однако, странно её, Лораны, привязанность к Танису, влияла на его отношения с их братьями. Неужели это из-за страха за неё? Но чего им бояться? Едва ли он, бесспорно честный, благородный и заботливый, решит причинить ей вред. Они выросли вместе, и за все годы, что дети Беседующего-с-Солнцами знали друг друга, Танис не давал повода усомниться в своих верности и великодушии. И может ли она, Лорана, как-то защитить его от их нападок? Прямо поговорить об этом с Гилтанасом, быть может? Портиос, такой взрослый и серьезный, едва ли захочет слушать её, сочтя, как это обычно бывало, все её слова лишь капризами избалованной маленькой девочки, но младший мог и принять её доводы…
– Ничего со мной не случится, я обещаю – успокаивающим тоном произнёс Танталас, пока она, обуреваемая одновременно и мыслями, и чувствами, трепетала в его руках, прижимаясь ближе и ближе, почти судорожно хватаясь за его плечи. Как бы хотелось ей стоять вот так, млеть в его объятьях, и чтобы он никуда и правда не исчезал. Но тон его говорил о том, что он принял какое-то решение, и едва ли намерен от него отступиться, как бы не стремился он успокоить её подобными обещаниями.
Танис первым разорвал контакт, достаточно резко отстраняя её и в миг разрушая то хрупкое чувство счастья и покоя, что рождала его близость. Что она сделала не так? Сжала ли слишком сильно? Или ему противны её слёзы, словно она опять своевольный и капризный ребёнок? Не в силах найти верных слов, чтобы задать вопрос, она лишь подняла на него недоумевающий взгляд заплаканных глаз в надежде, что он что-то объяснит. Вот только что он сам обнимал её и даже целовал, гладил по волосам и вдруг – так. Он опять избегал смотреть на неё, изучая убранство собственных покоев, будто видел его впервые. За миг до того, как он разорвал объятия, его тело словно окаменело, и сейчас напряжение, очевидно, не покинуло его: руки сжимались в кулаки, а мышцы тела даже внешне казались тверже, чем во время лучных упражнений. Никак не объяснив этот свой поступок, Танис продолжил их беседу:
– Твои... наши братья имеют право говорить так, как говорят, – эта оговорка о братьях так задела её, что она пропустила кусок рассуждений про его полуэльфийскую природу в текущих реалиях Квалинести, – Мне, наверное, надо какое-то время побыть одному, и подумать.
– О чём ты хочешь подумать в одиночестве? – спросила Лорана, подходя на полшага ближе и протягивая руку, чтобы погладить его заостренное ухо – верный признак его эльфийской крови и отсылка к их совсем ещё детской ласке, когда любопытная юная принцесса мерилась с братьями остротой ушек. Танис не ответил на её вопрос и снова резко пресёк её попытку прикоснуться. Слёзы и… гнев? овладели ею. Да что происходит?! Сначала он сам говорит, что ему ничего не грозит и он никуда не исчезнет, потом почти грубо возводит между ними стену молчания и пустоты, не давая даже дотронуться до себя и ни словом не разъясняя происходящее.
– Лорана, тебе пора идти, – наконец нарушил тишину её друг, – Если кто-то зайдёт и увидит тебя, у нас обоих будут проблемы. Ты сама знаешь, что тебе нельзя находиться здесь. Я помогу тебе вылезти.
О, да, она знала! Но это нисколько не уменьшало её желания быть с ним сейчас… и всегда. Но ныне он сам оттолкнул её и, очевидно, эта стена между ними не развеется за мгновение. Пожалуй, сейчас стоит уступить его настойчивому желанию отдалиться.
– Ты… прав. И я вижу, что ты в самом деле хочешь побыть один, без меня, – ответила на его реплику Лорана, на последних словах сорвавшись на детско-обиженный тон, – Прощай, Танис.
– Я помогу тебе вылезти.
– Не стоит, тебе явно сейчас неприятна моя близость, так что я управлюсь сама, – едкие слова сами собой срывались с её напряженно сжатых губ. Пожалуй, это звучало капризно и недостойно эльфийской принцессы, но последний час так вымотал её, что она уже едва могла держаться с должным достоинством.
Танис послушался её: пока она вылезала через окно, он ни разу не прикоснулся к ней, хотя его руки всегда были рядом, готовые схватить, подстраховать, удержать… Уже спрыгивая с ветки, Лорана обернулась и посмотрела ему в глаза: в них плескалось какое-то мрачное чувство - вина, боль, тоска, разочарование? Она не могла распознать, её сердце, переполненное собственными ощущениями, сейчас было недостаточно чутким, чтобы различать оттенки чужих. Что дал ей поход к Танису? Зачем она туда шла вообще? Очевидно, он что-то задумал и она не в силах повлиять на это. А еще она, кажется, обидела его чем-то, раз он так резко оттолкнул её, вот только чем? После разговора с другом вопросов стало едва ли не больше. Как о многом ей ещё предстояло подумать…

Отредактировано Laurana Kanan (2024-01-04 23:57:30)

Едва достигнув комнаты и чудом не повстречав никого, кто мог бы задать ненужные вопросы, Лорана бессильно рухнула на ложе, и гнев, переполнявший ее юную душу, таки нашел свой выход в горячих слезах и горьких рыданиях, исказивших прекрасное лицо. Она плакала долго, отчаянно, выплескивая накопившуюся обиду и тоску, пока в изнеможении не забылась неглубоким, тревожным сном. Ей грезился исчезающий за ветвями деревьев Танталас, покидающий её не то с грустной, не то со злобной усмешкой, ухмыляющиеся братья, теперь без всякого стеснения звавшие его “дурным семенем” и отец, приказывающий изгнать своего воспитанника "за нарушение обычаев квалинести". Гротексные картины сменяли одна другую, принцесса всхлипывала и металась во сне, не в силах ни выбраться из цепких лап кошмаров, ни до конца поверить в реальность тревожных видений.
Разбудил её настойчивый стук в дверь покоев, солнце уже начало склоняться ниже над горизонтом, его косые лучи проникали в комнату сквозь неплотно задернутые портьеры. Лорана проснулась разбитой и опустошенной, едва различая границу сна и яви. Не отворяя дверей, она как можно спокойнее отослала прочь пришедшую справиться о её состоянии служанку. Посмотрев в зеркало, девушка увидела в отражении покрасневшие изумрудные глаза, под которыми залегли тени, и уставшее, заплаканное лицо.
Принцесса пропустила не только дневную трапезу, но и урок игры на флейте, что не укрылось от внимания её семьи. Вероятно, Гилтанас всё же понял, куда она направилась после стрельбища, а когда она не явилась на обед с отцом, мог догадаться и о причинах… Лорана вздохнула: она надеялась, что брат не отправился искать её в комнаты Таниса, и это не вылилось в очередную ссору.
Ее мысли снова вернулись к её разговору с полуэльфом. Когда он только заметил её, вошедшую к нему, он был определенно удивлён, но не рассержен, в его глазах она точно видела огонёк радости от встречи с ней, что тогда согрело ей сердце. Да и после… Да, он был замкнут, задумчив, как это часто бывало, особенно в последние годы, но сам же подспудно тянулся к ней: обнимал, гладил по золотистым волосам, шептал нежные, успокаивающие слова, пытался вполне искренне не расстроить её, мягко объяснить, как будто ограждая от чего-то. В какой момент всё резко изменилось? Что она сказала, сделала, что в один момент возвело между ними невидимую стену? Вот он утешает её, просит не волноваться, позволяет спрятать лицо у него на груди, как когда-то в детстве, а потом каменеет и отстраняется, будто она шальной зверёк, укусивший его, или ребёнок, которого наказывают за непослушание.
Как проще и понятнее всё было, когда они были детьми! В какой момент и почему между ними стала проявляться эта неловкость? Тогда же, когда вдруг возникли их частые ссоры с братьями? Когда начались их тайные занятия стрельбой, во время которых он иногда стыдливо отводил взгляд? Такого смущения, неясной неуместности, если не считать её перепалок из-за отношения братьев к Танталасу, у неё не было с Гилтанасом, хоть он и был ровесник полуэльфа. Дело в том, что они не родные брат и сестра? Или то говорит его смертная кровь? Да, она замечала, что с годами Танис всё меньше походил на эльфов его возраста: он был шире в плечах, сильнее и рос быстрее. Она слышала от вельмож отца и от своих наставников, что люди живут в разы меньший срок, чем их остроухие собратья, что они крупнее, грубее и менее изящные, но сама она не видела смертных и слабо представляла, как они должны выглядеть в шестьдесят лет. Выросшая в Квалинести уже после Катаклизма, она почти не встречала представителей других рас, кроме эльфов. Лишь Флинту да некоторым эльфам смешанных кровей, родившимся ещё до закрытия королевства, разрешено было жить среди квалинести. Правда, в последние годы Солосторан становился более открытым миру, и иногда торговцы и ремесленники гномов и даже людей пересекали границы его владений, но это всё ещё не давало юной принцессе много сведений об их нравах, обычаях и облике.
Если то, что происходит с её сердечным другом, его, как он сам пытался объяснить, поиски себя связаны с его людской частью, которая стала проявлять себя всё ярче, то как ей понять его? Помочь ему? Можно ли подавить, скрыть, изгнать из него эту смертную кровь, её странное влияние, разрушающее их семью, их дружбу? Можно ли вернуть его в то время, когда он ничем, кроме чуть менее заострённых ушей, не отличался от своих родичей? Кто бы мог рассказать ей, если сам Танис не знает ничего? А даже если знает, предпочтет скрыть от неё, оберегая её, по его мнению, от дурного, грязного, неправильного, недостойного…
При мысли о форме ушек принцессе вдруг вспомнилась Аилея, старая няня, помощница при родах, приведшая в этот мир в том числе её отца, братьев и Таниса. Несмотря на то, что она ушла на покой, а её подопечные давно выросли, она до сих пор пользовалась почётом и уважением среди квалинести. Танталас был её любимчиком, и они с Лораной  нередко навещали её домик на окраине Квалиноста, в светлой осиновой роще. В жилах Аилеи текла кровь младшей расы, да и, как говаривали, она когда-то имела мужа из числа людей и даже родила от него детей, которые умерли задолго до того, как она сама начала стариться. Она, знающая Таниса со младенчества и осведомленная о тонкостях человеческой жизни, пожалуй, могла бы подсказать юной принцессе, как вести себя с сердечным другом, стремительно отдаляющимся от неё без видимых причин.
В миг девушка собралась, накинула на плечи лёгкий плащ, и направилась прочь из дворца, как обычно, легко скрываясь от стражи. Вечерело, зябкий воздух майских сумерек холодил ей руки и лицо, а она пробиралась по улицам столицы к маленькому домику повитухи.

Старая Аилея была поистине мудрой женщиной. Она хоть и удивилась поздней гостье, но не подала виду, зная, что принцесса не будет беспокоить её из праздного любопытства. Тот факт, что Лоранталасса явилась к ней без своего верного друга, в час вечерних сумерек, взволнованная и заплаканная, говорил о том, что сердце юной эльфийки неспокойно именно из-за Танталаса.
Её любимое дитя уже стало совсем взрослым мужчиной, а по меркам людей уже и вовсе мог бы считаться стариком. Очевидно, что различия, почти незаметные в детстве, всё более проявлялись с годами, возводя стену отчуждения и непонимания между полуэльфом и его “чистокровными” сородичами. От своей матери Танталас взял лишь разрез глаз да большее, в сравнении со смертными, изящество движений, а вот от отца в нём всё больше были видны сила, стать и непокорный, ищущий нрав.
Но менялась с годами и Лорана, пусть и несравненно медленнее, как то велит кровь её народа. Некогда милое златокудрое дитя, она всё больше напоминала красивую молодую женщину, ещё не осознавшую в полной мере своей прелести и оттого делавшуюся ещё очаровательнее. Не пройдет и двух десятилетий, как она войдёт в полный возраст, и тогда мало какой мужчина сможет противиться её чарам.
Видела Аилея и то, как меняется их странная дружба. Принцесса, светлый и озорной ребенок, видела в Танталасе старшего брата, защитника, наставника. Для него же Лоранталаса, в прошлом товарищ по детским играм, очаровательная и открытая, младшая сестричка, принимавшая его таким, каков он есть, и искренне привязанная, в какой-то миг стала чем-то иным. В их редкие визиты старая повитуха видела, как загораются его глаза, стоило тому посмотреть на девушку, как неловко он одергивал руку, если юная Лорана прижималась к нему слишком близко, как алели его щёки, если вдруг из-под платья выглядывал кусочек обычно скрытой молочной кожи.
Что ж, в какой-то момент это должно было случиться, и похоже, сейчас он настал, покуда прелестное дитя в столь поздний час сидит перед ней и просит её совета. Только что она могла ей сказать, не запятнав её невинности? Танталас, очевидно, вырос, и стал осознавать, что Лорана привлекает его не только как сестра… Он старше, а смертная кровь, даже при эльфийском воспитании, всё равно рано или поздно взяла бы своё. Бедный мальчик, судя по словам принцессы, вдруг стал замкнутым, стремился избегать её и в то же время тянулся к ней как единственному источнику тепла и света. В былые времена Аилея бы предложила ему познакомиться с людьми, посмотреть мир, поискать себе место и занятие по душе, но ныне границы леса были закрыты, редкие купцы ступали под своды светлых осин и буков, а покидали их ещё реже.
Что же до Лораны, взволнованно ждавшей её совета над резной чашкой с ягодным отваром, старая женщина могла лишь объяснить ей, что Танталас достиг взрослости раньше, то было принято у эльфов, и теперь ему предстоит выбрать свой путь. Но как донести до неё, что она больше не дитя в его глазах? Конечно, юная принцесса была осведомлена о том, как зарождается жизнь, но едва ли могла в этом возрасте постичь природу плотского влечения, едва ли в полной мере его мог осознать и сам Танталас… Во дворце Солосторана, как в некоторых других местах, не было принято задирать хорошеньких служанок, да и его статус отпугивал, очевидно, тех немногих смелых дев, что могли бы преподать ему науку любви.
Немного подумав, Аилея ограничилась лишь тем, что попросила Лоранталассу дать Танису пространство, если тот её попросит, не нарушать его границ и позволить ему пережить терзавшее его чувство в покое и поддержке, намекнув, что возраст и смертная кровь ставят перед ним вопросы, которые едва ли могут понять эльфийские девы.
***
Домик Аилеи Лорана покинула, когда лучи Солинари мягким светом озаряли бледные стволы осин. Девушка не могла сказать, что нашла ответы на все вопросы, что терзали её юную душу, но спокойствие и теплая уверенность старой повитухи передались и ей, и отчего-то она хотела поделиться ими с Танталасом. Памятуя, впрочем, о словах Аилеи, она отправилась не прямиком к другу, а к себе в комнаты, решив навестить его уже после рассвета.
Сон её в этот раз был глубок и спокоен то ли от предельного истощения её разума, то ли наведенного словами мудрой женщиной тихого умиротворения. Ей грезился полуэльф, ныряющий за перламутровыми раковинами на берегу реки, - то была сцена из детства, и Лорана бережно хранила три небольшие жемчужины, попросив придворных ювелиров оправить их в изящное ложе из серебра. В её сне Танталас был совсем юн, но уже тогда в нём проявлялась нетерпеливая, упрямая натура его смертной части, как сейчас могла бы понять принцесса. Его бледные холодные ладони, впрочем, были крупнее её ещё совсем детских ручек, в которые названный брат вложил свой нехитрый улов, а девчушка, быстро спрятав обретенное сокровище в складки юбок, принялась дыханием согревать его озябшие пальцы. В этот момент сон отклонился от воспоминания, наполнившись неясным туманом и томительным волненьем. Лоранталаса обнаружила себя и друга уже взрослыми на том же берегу, и наполняла теплом чужие руки уже отнюдь не только дыханием, но мягкими прикосновениями губ. Она видела нечеткие картины, будто сквозь пелену, и пробудилась в особенно напряженный момент, неспособная точно вспомнить, что же ей пригрезилось. За окном уже вовсю алел рассвет, сон окончательно оставил её прекрасные глаза, а потому, наскоро умывшись и накинув лёгкое платье, девушка привычным путём направилась в комнаты друга.
Вопреки ожиданиям, покои Танталаса снова оказались пусты. С видных мест пропали его лук и дорожный плащ, с туалетного столика - тот странный нож для писем, не было ещё пары личных мелочей, в остальном же комнаты выглядели как обычно. Ушёл, значит? Куда? И далеко ли? Сначала она, взволнованная его исчезновением, метнулась обратно к окну, чтобы отправиться на поиски по их тайным местам в дворцовых садах или, может быть, в рощах вокруг Квалинсота, однако её взгляд упал на старинную книгу о похождениях Верханны Канан, чтиво для полуэльфа в высшей мере необычное. Из пухлого, обитого тисненной кожей томика, выпал листок, едва Лорана взяла его в руки. На небольшом куске пергамента, по обычаям её народа, алым соком ягод рукою её друга было написано несколько небрежных строк. Танталас сообщал, что отправился в людские поселения, чтобы познать себя, и вернется через несколько дней. “Только вернется ли? - подумала вдруг принцесса, - Или таки он исполнит своё обещание и исчезнет, дабы “не отправлять своим существованием покой её семьи”?”
Записка, призванная, очевидно, успокоить её, лишь только сильнее её взволновала - она не хотела терять дорогого её сердцу друга. Алые руны на пергаменте ещё не окрасились в тёмные тона, а это значит, что послание было написано не ранее, чем в час до рассвета, посему, ещё есть возможность догнать и вернуть или хотя бы взять обещание воротиться! В этот миг Лорана приняла решение. Сборы не заняли у неё много времени, она захватила дорожный плащ, несколько украшений, которые, если что, можно бы было обменять в людских поселениях, да простое платье, напоминавшее одеяние служанки. Взяла она с собой и те самые жемчужины, что подарил ей некогда Танис, а также одну из карт восточных границ Квалинести, меха с водой и несколько плодов из дворцового сада. Когда солнце было ещё совсем невысоко, она покинула свои покои и, миновав отцовскую стражу, двинулась на восток, навстречу светилу и в стремлении как можно скорее достичь любимого друга.