С младых ногтей жизнь Анатолия Сергиевского была подчинена правилам. Он рано поднимался, делал зарядку, обтирался холодной водой, чистил зубы - пять минут, не меньше! - потом шел в школу, недолго гулял и готовил уроки, после чего отправлялся в секцию по плаванию, а затем на традиционный ужин с семьей. За стол садиться было нельзя, пока с работы не пришел отец, как бы Толя ни был голоден. После ужина он читал книги, обязательно русскую классику или о войне, о тяжелом детстве героев, о светлых разумах и горячих сердцах, пока ровно в десять не наступал отбой. На следующий день все начиналось сначала. В выходные он помогал отцу или деду с починкой мелочей по хозяйству, по праздникам ездил в центр, на Красную площадь, где выпуклые камни мостовой вместо гладкого асфальта, а часы на высоченной башке каждый час отбивают время по всей стране... Шахматы без усилий вписались в этот поделенный на равные квадраты распорядок. Просто прежде у Толи были белые клетки тетрадей по математике и черные клетки на площади перед Курантами, а теперь черно-белые, с фигурами и еще одним набором правил. Ему было легко. Он с головой погрузился в строгий безжалостный мир, где можно просчитать ситуацию на много ходов вперед, где все сюрпризы - лишь твоя собственная недоработка, и у самого внимательного всегда есть хороший шанс на победу.
Казалось, и в жизни так можно - расчетливо идти от дебюта к миттельшпилю: закончить с отличием престижный вуз, продолжить там же в аспирантуре и вступить в советскую лигу шахматистов с целью однажды стать заметной фигурой в спорте. Пойти на поводу у родителей и сочетаться браком с порядочной девушкой из работящей интеллигентной семьи, обзавестись ребенком... и получить вожделенный шанс выехать из страны на мировой чемпионат. Надежный якорь советской ячейки общества призван был удержать Анатолия Сергиевского от необдуманных поступков. Только как быть с поступком обдуманным?
Шахматная партия тем временем разыгрывалась со значительным преимуществом Сергиевского. Обойдя Льва Полугаевского в последней схватке, Анатолий был уверен, что ему предложат поездку за рубеж... Хотя нет, не предложат. Поставят перед фактом, сопроводят делегацией преимущественно из сотрудников органов государственной безопасности и почти ласково напомнят, что его ждут обратно в Союз с триумфом.

Только оказавшись на улице и оставив за спиной знаменитое здание на Лубянке, он смог сделать глубокий вдох. Руку жег конверт с письмом за подписью Брежнева и с распоряжением отправить на международный шахматный матч Анатолия Евгеньевича Сергиевского. Документы, билеты, состав делегации - потом. Вот и все. Свершилось.
Он слабо помнил дорогу домой. Гулкое метро, звенящий трамвай, недолгая прогулка по летней пахнущей пылью Москве, и вот Сергиевский уже надежно поставлен на якорь, как мощный советский ледокол. Ванечка шумел и фонтанировал эмоциями, и это одновременно радовало и утомляло. Опустивший на корточки, Анатолий выслушал все подробности случившегося сегодня, от сломанного колеса игрушечной машинки до мороженого, и что Колька из соседнего двора почему-то считал, будто самое вкусное - плодово-ягодное, когда всем известно, что нет ничего лучше крем-брюле. Но сквозь восторги и возмущения Вани то и дело проглядывали серьезные лица, бесконечные коридоры здания на Лубянке и отрывистые округлые буквы подписи генсека. Анатолий с усилием удерживал себя в реальности, иногда уплывая в собственные мысли. Светлана наверняка заметила. Однако на этот раз у него была серьезная причина.
- Ну и что? - Сергиевский пожал плечами, не разделяя недовольства жены. - Хороший мультфильм. Когда я был в его возрасте, таких не было.
Мелочь, всего лишь очередная мелочь, на которой Анатолию даже не хотелось заострять внимание. Они со Светланой жили вместе семь лет, но последние годы каждую ночь он ложился в постель с чужим человеком. В какой момент тонкая хрупкая девушка, дочь его учительницы по английскому, на вид простая и незамысловатая, превратилась в незнакомку? Едва ли он мог найти ответ. Семейная жизнь оказалась куда сложнее привычных ему клеток, квадратов, черно-белых красок.
А новости действительно были.
Супы, как и все остальное, у Светы получались прекрасно - куда лучше, чем в университетской столовой. Прежде, чем приступить к рассказу, Сергиевский проглотил несколько ложек и слегка закаменел рукой под ее пальцами. Ласка была как будто слегка наигранной, пусть и привычной, и показалась ему неуместной. Нелепо - он ведь должен радоваться и разделить с близким человеком эту радость, как совсем недавно Ванечка. Но деланно-вежливые настойчивые вопросы людей в штатском заставили Сергиевского поумерить пыл, и он так и не сумел разжечь его в себе снова, видя теперь предстоящую поездку чем-то опасным, о чем нельзя отзываться с ликованием или восторгом, потому что велик шанс никуда в итоге не уехать.
- Все решилось, - наконец, проговорил он, поднимая взгляд на Светлану. Обрадуется ли она за него? Почувствует гордость? Снова утонет в усталости, предвкушая очередные проблемы со сбором вещей и подготовкой к игре, которые заберут все его свободное время? - Я еду в Мерано осенью. Леонид Ильич лично подписал распоряжение. - И только сейчас, проговорив новость вслух, Анатолий взлохматил волосы и стал похожим на себя прежнего, за которого Света выходила замуж, которого любила и к чьим целям готова была идти вместе с ним. - Сам не верю. На тот матч со Львом Абрамовичем все-таки обратили внимание. Моя позиция была сильнее, отравленная пешка сделала свое дело.

[indent] Хорошо ли? Взгляд Анатолия на миг стал непонимающим. Светлана так старательно подчеркивала свою неосведомленность в шахматах, что у него временами возникало ощущение, будто она воюет с ними и занимает при этом не ту сторону, на которой Сергиевский, а какую-то другую, ведомую лишь ей одной. Он нисколько не сомневался, что Света умна, интеллигентна, образованна и, приложив немного усилий, могла бы без труда разобраться как минимум в основах. Этого достаточно, чтобы поддержать с ним диалог и понять, что такое отравленная пешка и почему она неприятна противнику. Было бы желание. Поначалу Анатолий полнился азартом заманить свою объективно прелестную и умную супругу в шахматные сети, но со временем азарт сменился недоумением, разочарованием и, наконец, глухим раздражением, которое за последние годы он привык и испытывать, и скрывать. И когда желание заразить Светлану страстью всей его жизни окончательно потухло, Сергиевский осознал, что и его чувства к ней тоже претерпели изменения. Хорошее дело браком бы не назвали, однако пристало ли советскому человеку роптать? И он молчал, привычно замкнувшись и сосредоточившись на игре.
[indent] - Да, хорошо. - Нежная и светлая улыбка Светы уже давно не могла обмануть Анатолия. Напоминая о славных временах, когда они оба верили, что у них все получится, теперь она говорила ему "я хорошая жена" с упреком, а не с гордостью. "Я ждала тебя" стало скорее обвиняющим, чем заботливо-теплым. А когда в последний раз звучало "Я тебя люблю"? Сергиевский не помнил и был, пожалуй, даже благодарен, что ему не приходится отвечать тем же слишком часто, а значит, лгать. - Могли не обратить. Если вспомнить, как красиво Лев Абрамович разыграл коней в партии с Петросяном... Хотя, знаешь, я бы там сделал все-таки иначе. - Он убрал руку из-под ее пальцев и задумчиво подпер подбородок. Со стороны они могли бы казаться зеркальным отражением друг друга, несыгранной партией, где черные и белые стояли лицом к лицу в ожидании первого хода. - Если мне представится шанс, я заставлю коней танцевать и заведу противника в ловушку. А?..
[indent] Мысленно Сергиевский был уже там, на полпути к Мерано, где будет предоставлен сам себе, по крайней мере разумом, и бросит все силы на поиски способа заставить пойти у него на поводу заносчивого американца, с которым предстоит играть. Вопрос Светланы застал его врасплох. Меньше всего он в этот момент думал, сколько времени придется затратить для достижения цели. Да хоть полгода, какая разница! Важно, что ему предстоит соревноваться с чемпионом мира, выложиться на полную и не думать более ни о чем, чтобы не проиграть. Но Света спросила об этом, как о вынужденной командировке в другой город с блоком лекций или затянувшемся праздновании нового года на работе. Сергиевский чуть нахмурился.
[indent] - Пока не выиграю. Не знаю. Неделю? Две?.. - Он покачал головой. - Фредди Трампер отвоевал у СССР титул чемпиона семь лет назад, и с тех пор ни у кого не получалось его превзойти. Мне понадобится время. - Ценнейшее время на игру, важнее которой не может быть даже правильная советская семья. - Я хочу быть первым. Я должен.
[indent] Разумеется, он должен своей стране, иначе его не выбрали бы среди многих, благо шахматистов в Союзе хватает и оказаться первым среди них  великая честь и признание. Но прежде всего должен самому себе - доказать, что все эти годы провел не впустую, жертвуя шахматам абсолютно все, и что его талантов хватит, чтобы обойти Трампера. Светлану же, конечно, волнует только другой долг - когда супруг снова будет возвращаться домой в привычный час, проводить время с сыном, приносить получку и помогать создавать образ благовоспитанной советской ячейки общества.
[indent] - Надеюсь, нет. - Анатолий чуть слышно вздохнул и рассеянно помешал ложкой суп. - Я не знаю. Они могут, конечно. - Перспектива остаться в Москве и никуда не полететь удручала до такой степени, что привычно пессимистично настроенный Сергиевский не хотел даже представлять такой расклад. От этого холод змеей скользил у него по позвоночнику, и пот выступал над верхней губой и на лбу. - Мне обещали дать копии всех партий Трампера. Надо будет их изучить и проанализировать. Часть у меня есть, конечно, но далеко не все. Лето уйдет на подготовку. А вам с Ваней, возможно, дадут путевку в Сочи.
[indent] "Чтобы вы меня не отвлекали," - почти сказал он, но успел замолчать в последний миг.

[indent] Сергиевский зачерпнул ложку супа и вместе с нею и откусанным куском хлеба проглотил вздох недовольства. Чересчур ровный тон Светланы не оставлял сомнений: ей не было абсолютно никакого дела до его шахматных успехов и неудач. Ей бы лучше промолчать, чем лишний раз напоминать, что она играет примерную жену так же, как и Анатолий - примерного мужа, а посреди этой фальши растет любимый, но при этом одинокий ребенок. Сергиевскому не хотелось бы портить этими мыслями такой важный день.
[indent] Впрочем, недостаточно убедительная актерская игра - не повод ни ссориться, ни начать искать причины неудач их брака и как-то их устранять. Им обоим есть, что терять, поэтому разумнее сделать вид, будто ничего не произошло, все нормально, а неискренность и разъединенные руки - лишь случайность. Так проще. Иначе, черт возьми, что люди скажут? Нельзя, чтобы в головы соседей, ни разу не слышавших через стенку ни слова на повышенных тонах, кроме как, разве что, от Вани, закралась мысль, что ячейка общества, которую создали талантливый шахматист и верная своему делу учительница, несовершенна. На поверхности все должно быть "как у людей", правильная советская жизнь, настоящее счастье. Пусть другие равнодушные мужья, недолюбленные жены и не слишком вовлеченные отцы равняются, ведь Сергиевские воплотили советский идеал. Поставить этот идеал под удар означало лишиться, пожалуй, всего: и уважения в школе, где каждый шаг рассматривается под лупой, ведь учитель - это пример для подрастающего поколения, и долгожданного шанса стать чемпионом мира и победой над американцем продемонстрировать превосходство советского гражданина над жалким, порочным по своей сути капитализмом. Анатолию была отведена роль снова доказать всему миру, что Советский Союз - это кузница для лучших представителей человечества, самых умных, эрудированных, правильных, и сделать так, чтобы досадная оплошность в виде американца, перехватившего на несколько лет кубок шахматного первенства, ушла в прошлое. Навсегда.
[indent] - Себе, - ответил Сергиевский раньше, чем успел подумать. Нет, конечно, в первую очередь он должен своей Родине, потом партии и только после маленькому человеку в большой системе, личность которого никому не интересна. - Им, - чуть слышно со вздохом добавил он. Просилось на язык "игре", но Анатолий не произнес это вслух. Она не поймет. - Я хочу победить, Свет.
[indent] Победить, чтобы вырваться из окружавшей серости, воссиять на короткий миг триумфа и отдать дань своему неправильному, несоветскому эго. В мечтах Анатолий был уже на пути к этому, казалось, все устроил и просчитал, но Светлана вновь поломала удачно складывающуюся ситуацию.
[indent] - Что? Почему? - Он слегка нахмурился. Дача - это, конечно, здорово, но разве сравнится бабушкин огород с морем, где можно купаться и строить замки из песка? Сергиевский припоминал что-то об этом из раннего детства, когда подобные занятия еще вызывали у него восторг. - Зря, ты подумай еще. Ване там понравится, и таких фруктов, как там, у нас не достать. - Однако "подумать еще" пришлось Анатолию самому. И правда, из Сочи Света не сможет ездить домой, обеспечивать ему нехитрый быт, готовить и прибираться, пока сам он будет целиком и полностью занят исключительно шахматами. - Я... - Тут нужно было сразу заверить жену, что он непременно приедет, ненадолго оторвется от подготовки к главной игре в своей жизни, сходит с Ваней в лес или на рыбалку, прокатится на велосипеде, сделает вид, что он примерный семьянин. Сергиевский опоздал с правильным ответом и все же попытался. - Да, конечно. Еще английский неплохо бы подтянуть. У твоей мамы наверняка найдется пара книг. Для взрослых. - Он даже улыбнулся слегка, представив, как штудирует какой-нибудь сomplex object на примере заданий из школьных учебников, с которыми работала Света.
[indent] Кажется, худой мир был восстановлен, однако Анатолию все равно казалось, будто он что-то упустил, не заметил, не среагировал как надо и вовремя, и это теперь снова угрожает хрупкому семейному равновесию. Все время что-то было не так. Переиграть Светлану на ее поле казалось попросту невозможным.
[indent] - Мне жаль, что вас не пустят в Мерано. - Уже договаривая, Анатолий пожалел об этих словах. Ему не было жаль, о чем Света наверняка догадывалась, и не потому, что читала мужа как открытую книгу, а просто понимая, что всерьез сожалеть он не стал бы - ничто не должно отвлекать от шахмат, даже ее ненавязчивая забота и взгляд с почти невесомым упреком.