- Простите, святой отец, что нарушила ваше уединение. Мне очень нужен ваш совет... И ваше благословение.
- Я слушаю вас, дочь моя. Облегчите душу исповедью, и я, насколько в моих силах, постараюсь вам помочь.
И Розалина рассказала... Всё, что случилось, начиная с того памятного для неё дня и заканчивая её решением прийти сюда, чтобы принести обет целомудрия. Монах выслушал внимательно, и, когда юная синьорина закончила, задал один, но очень важный вопрос:
- Уверены ли вы, дочь моя? Сейчас в вас говорит горечь, вы несчастны. Но с течением времени произошедшее позабудется, боль пройдёт: известно, что время - лучший лекарь. Вы молоды, ещё можете полюбить - и могут полюбить вас. Подумайте об этом, не торопитесь. - Лоренцо пристально посмотрел на девушку. - Не придётся ли вам пожалеть о том обете, которого теперь так желаете?
На несколько минут воцарилась тишина. Брат Лоренцо не торопил с ответом, а Розалина, казалось, только сейчас задумалась о возможных последствиях. Нет, она размышляла о них раньше. Но старому монаху удалось заставить её ненадолго усомниться в своём решении.
- Нет, святой отец, жалеть мне не о чем. Я уверена, что с помощью Мадонны и нашего Создателя у меня достанет сил вынести добровольно взятую ношу. Познав как счастье, так и печали земной любви, я поняла, что единственная любовь, способная даровать истинное блаженство, - любовь божественная, к которой я отныне стану стремиться.

Исполненная не горячности, свойственной юности, но глубокого осознания, искренности и веры, речь девушки убедила монаха. Его дело - спасение душ, а эта душа сама стремилась отдать себя служению Богу. Так ему ли препятствовать ей?
Лоренцо провёл девушку в часовню, взял с аналоя Крест, осенил им её, преклонившую колена, и вопросил:
- Готова ли ты, дочь моя, дать обещание перед Всевидящим Богом?
- Я уже сказала и повторю опять: готова, святой отец.
Тогда он взял Библию, положил на аналой, перед которым стояла Розалина, и сказал:
- Принеси твой обет на Святом Писании, через которое говорит с нами Всевышний. Но, делая это, помни, что он видит и знает не только наши слова и поступки, но и самые тайные мысли, желания и чувства.
Девушка медленно кивнула, вздохнула глубоко, собираясь с духом, и на Библии поклялась...

Всё началось тёплым весенним днём. Надев самое простое своё платье, накинув лёгкую вуаль, Розалина позвала Паолу, свою верную служанку, и вместе с ней отправилась на городскую площадь - посмотреть на праздник. Продолжались пасхальные дни - сорок дней прошло, ещё девять до Троицына дня, но уже чувствовалось приближение лета. На площадях показывали представления, устраивались ярмарки, и, слыша разговоры слуг между собой, Розалина заинтересовалась: она ведь не бывала на ярмарках, и ей так захотелось взглянуть, хоть немного, одним глазком, чуть-чуть повеселиться...

Благородные синьорины, как правило, не покидали свои дома подобным образом: пешком, без сопровождения кого-либо из членов семьи: это было опасно. Розалина же, воспользовавшись тем, что родители заняты своими важными делами, потихоньку ускользнула, или, проще говоря, сбежала, пока за ней никто не смотрел. Няни или кормилицы у ней не было с тех пор, как минуло четырнадцать лет. Неудивительно оттого, что прогулка показалась Розалине не самой приятной: она не привыкла к шумной кричащей толпе, где всякий может задеть, толкнуть, не имела дела с торговцами, а потому не знала настоящей цены вещам, не случалось ей и пытаться прокладывать дорогу или же замирать от страха, натыкаясь взглядом на цвета враждебных её семье Монтекки.
Погода стояла солнечная, однако в это время года, как известно, отличается она непостоянством. Розалина шла впереди, Паола спешила позади, дабы не упустить из виду синьорину. Они подходили к торговым рядам, откуда слышались голоса зазывавших продавцов: "Лучшие ткани!", "Груши, яблоки, апельсины!", "Украшения для синьор и синьоров!" - когда подул порывистый ветер.
- Паола! - воскликнула Капулетти.
- Синьорина?
- Моя вуаль! - Ошибкой было надевать её, собираясь изображать девушку из простого народа. Но и пойти без неё также нельзя, ибо не пристало выходить без убора. И Паола бросилась за улетавшим шелковым отрезом. Она протянула руку, чтобы схватить зацепившуюся за что-то ткань, когда почувствовала, что утыкается лицом в чью-то одежду.
- Простите, синьор! - девушка отступила на несколько шагов, бросив быстрый взгляд на господина, на которого имела несчастье налететь. Как стыдно! - Я так спешила...
Розалина тем временем, ожидая Паолу, делала вид, будто очень заинтересована товарами, старательно отворачиваясь от прохожих, чтобы не быть узнанной. Опознают - отведут к родителям, наказания тогда не миновать!

Отредактировано Anne of Austria (2024-02-24 16:15:03)

- Вуаль... - пробормотала Паола. Осанка и одежда подсказали девушке, что перед нею знатный синьор, - Вуаль улетела, и я пыталась её догнать. - Что за кошмар! И надо же так неосторожно ей налететь на этого красивого господина! Хорошо ещё, что не рассердился. "Нельзя так, Паола, - сказала она себе, - налетать на синьоров, они и осерчать могут, не в пример этому, у которого, видно, хорошее настроение сегодня". - Это... Это не моя... - В самом деле, таким вещам неоткуда взяться у простой служанки: для неё они слишком дороги.
— Не твоя? Наверное во-он той твоей подруги, что стреляет в нас глазами, да?
Подруги? Это он про кого - синьорину, что ли? Паола, не изменявшая почтительному обращению, просто-напросто забыла, что все, кто им встречается, судит по платью, а Розалина переодета служанкой. Глазами стреляет? Это синьорина-то? (Юная Капулетти и впрямь наблюдала издали). А... Куда это...
- Синьор! Синьор, постойте!.. - бросилась Паола за молодым человеком, пытаясь задержать его, однако тот, кого Паола назвала про себя "знатным синьором", похоже, более не обращал на неё внимания. Да что ж такое-то! Глаз да глаз нужен! Впоследствии придётся не один раз служить ей посыльной злого Амура - но всему своё время.

— Твоё? А я тебя точно нигде раньше не видел? - Розалина испугалась: встречи ни с кем из тех, кто мог бы знать её, не входили в её планы.
- Не могу знать, синьор. А вуаль моя, верно, - подтвердила девушка, на мгновение опешив. Паола маячила за синьором, делая отчаянные знаки. Она протянула руку, когда молодой человек предложил вернуть вещицу, но услышав "цену", опустила руку, залилась краской и разве что ножкой не топнула.
- Ну что ж, тогда оставьте её себе, синьор! - воскликнула девушка раньше, чем успела подумать, задетая такой вольностью: она синьорина, а не какая-то... Ах да. Грубой быть не хотелось, и ответ вышел резковатым скорее из-за возмущения. Но если уж выбирать меж вуалью и поцелуем, то оставить вуаль - не потеря. О том, что её поведение мало соответствует облику, Розалина не задумывалась, да она и не пыталась привести его в соответствие с "ролью".
- Вам она, конечно, пойдёт, - девушка закусила губу, силясь сдержать рвущуюся усмешку и пряча глаза, в которых мелькнул смех. Розалина знала за собой недостаток в неумении держать за зубами острый язычок, но не могла или не хотела его исправить.
Она покривила душой, сказав, что неизвестно ей, могли ли раньше встречаться. Неудивительно, что молодой синьор не узнал её: не так давно появилась синьорина в свете, к тому же кто обратит внимание на девицу, которой при визитах незаметной быть полагается, дабы не мешать? Зато она родича герцога не могла не запомнить - кто-то назвал ей его, не забыв уточнить, что "в дружбе с Монтекки". Может быть, хорошо запомнила ещё поэтому: врага надо знать в лицо.
Впрочем, ей лично врагом Меркуцио не был, но Тибальту, всей их семье, всему роду - был, выступая на стороне Монтекки. И всё же ссориться с герцогом никому не с руки, потому в доме Капулетти о Меркуцио было слышно как о родственнике герцога прежде всего. Иными словами, девушка не очень боялась молодого человека, понимая, что самое худшее, что может он сделать, это вернуть беглянку родителям. И ничего страшного как будто бы нет, но она ж со стыда сгорит, коль так случится.

Тут Розалина впервые устыдилась того, как выглядит: до сих пор, пока она гуляла с Паолой, пока удавалось избегать встреч, ничто не смущало девушку. Но теперь ей стало неловко, что кто-нибудь видит её в одежде служанки, которая ей совсем не пристала, особенно если этот "кто-нибудь" так приятен... Вот незадача, как же не повезло столкнуться в столь неудачный момент. Она опустила глаза, глядя на руки, землю, носки туфель, не зная, куда деваться; Паола видела это, однако помочь ничем не могла - Розалина сама была повинна в этом положении.

Отредактировано Anne of Austria (2024-04-06 15:42:10)