- Простите, святой отец, что нарушила ваше уединение. Мне очень нужен ваш совет... И ваше благословение.
- Я слушаю вас, дочь моя. Облегчите душу исповедью, и я, насколько в моих силах, постараюсь вам помочь.
И Розалина рассказала... Всё, что случилось, начиная с того памятного для неё дня и заканчивая её решением прийти сюда, чтобы принести обет целомудрия. Монах выслушал внимательно, и, когда юная синьорина закончила, задал один, но очень важный вопрос:
- Уверены ли вы, дочь моя? Сейчас в вас говорит горечь, вы несчастны. Но с течением времени произошедшее позабудется, боль пройдёт: известно, что время - лучший лекарь. Вы молоды, ещё можете полюбить - и могут полюбить вас. Подумайте об этом, не торопитесь. - Лоренцо пристально посмотрел на девушку. - Не придётся ли вам пожалеть о том обете, которого теперь так желаете?
На несколько минут воцарилась тишина. Брат Лоренцо не торопил с ответом, а Розалина, казалось, только сейчас задумалась о возможных последствиях. Нет, она размышляла о них раньше. Но старому монаху удалось заставить её ненадолго усомниться в своём решении.
- Нет, святой отец, жалеть мне не о чем. Я уверена, что с помощью Мадонны и нашего Создателя у меня достанет сил вынести добровольно взятую ношу. Познав как счастье, так и печали земной любви, я поняла, что единственная любовь, способная даровать истинное блаженство, - любовь божественная, к которой я отныне стану стремиться.

Исполненная не горячности, свойственной юности, но глубокого осознания, искренности и веры, речь девушки убедила монаха. Его дело - спасение душ, а эта душа сама стремилась отдать себя служению Богу. Так ему ли препятствовать ей?
Лоренцо провёл девушку в часовню, взял с аналоя Крест, осенил им её, преклонившую колена, и вопросил:
- Готова ли ты, дочь моя, дать обещание перед Всевидящим Богом?
- Я уже сказала и повторю опять: готова, святой отец.
Тогда он взял Библию, положил на аналой, перед которым стояла Розалина, и сказал:
- Принеси твой обет на Святом Писании, через которое говорит с нами Всевышний. Но, делая это, помни, что он видит и знает не только наши слова и поступки, но и самые тайные мысли, желания и чувства.
Девушка медленно кивнула, вздохнула глубоко, собираясь с духом, и на Библии поклялась...

Всё началось тёплым весенним днём. Надев самое простое своё платье, накинув лёгкую вуаль, Розалина позвала Паолу, свою верную служанку, и вместе с ней отправилась на городскую площадь - посмотреть на праздник. Продолжались пасхальные дни - сорок дней прошло, ещё девять до Троицына дня, но уже чувствовалось приближение лета. На площадях показывали представления, устраивались ярмарки, и, слыша разговоры слуг между собой, Розалина заинтересовалась: она ведь не бывала на ярмарках, и ей так захотелось взглянуть, хоть немного, одним глазком, чуть-чуть повеселиться...

Благородные синьорины, как правило, не покидали свои дома подобным образом: пешком, без сопровождения кого-либо из членов семьи: это было опасно. Розалина же, воспользовавшись тем, что родители заняты своими важными делами, потихоньку ускользнула, или, проще говоря, сбежала, пока за ней никто не смотрел. Няни или кормилицы у ней не было с тех пор, как минуло четырнадцать лет. Неудивительно оттого, что прогулка показалась Розалине не самой приятной: она не привыкла к шумной кричащей толпе, где всякий может задеть, толкнуть, не имела дела с торговцами, а потому не знала настоящей цены вещам, не случалось ей и пытаться прокладывать дорогу или же замирать от страха, натыкаясь взглядом на цвета враждебных её семье Монтекки.
Погода стояла солнечная, однако в это время года, как известно, отличается она непостоянством. Розалина шла впереди, Паола спешила позади, дабы не упустить из виду синьорину. Они подходили к торговым рядам, откуда слышались голоса зазывавших продавцов: "Лучшие ткани!", "Груши, яблоки, апельсины!", "Украшения для синьор и синьоров!" - когда подул порывистый ветер.
- Паола! - воскликнула Капулетти.
- Синьорина?
- Моя вуаль! - Ошибкой было надевать её, собираясь изображать девушку из простого народа. Но и пойти без неё также нельзя, ибо не пристало выходить без убора. И Паола бросилась за улетавшим шелковым отрезом. Она протянула руку, чтобы схватить зацепившуюся за что-то ткань, когда почувствовала, что утыкается лицом в чью-то одежду.
- Простите, синьор! - девушка отступила на несколько шагов, бросив быстрый взгляд на господина, на которого имела несчастье налететь. Как стыдно! - Я так спешила...
Розалина тем временем, ожидая Паолу, делала вид, будто очень заинтересована товарами, старательно отворачиваясь от прохожих, чтобы не быть узнанной. Опознают - отведут к родителям, наказания тогда не миновать!

Отредактировано Anne of Austria (2024-02-24 16:15:03)

- Вуаль... - пробормотала Паола. Осанка и одежда подсказали девушке, что перед нею знатный синьор, - Вуаль улетела, и я пыталась её догнать. - Что за кошмар! И надо же так неосторожно ей налететь на этого красивого господина! Хорошо ещё, что не рассердился. "Нельзя так, Паола, - сказала она себе, - налетать на синьоров, они и осерчать могут, не в пример этому, у которого, видно, хорошее настроение сегодня". - Это... Это не моя... - В самом деле, таким вещам неоткуда взяться у простой служанки: для неё они слишком дороги.
— Не твоя? Наверное во-он той твоей подруги, что стреляет в нас глазами, да?
Подруги? Это он про кого - синьорину, что ли? Паола, не изменявшая почтительному обращению, просто-напросто забыла, что все, кто им встречается, судит по платью, а Розалина переодета служанкой. Глазами стреляет? Это синьорина-то? (Юная Капулетти и впрямь наблюдала издали). А... Куда это...
- Синьор! Синьор, постойте!.. - бросилась Паола за молодым человеком, пытаясь задержать его, однако тот, кого Паола назвала про себя "знатным синьором", похоже, более не обращал на неё внимания. Да что ж такое-то! Глаз да глаз нужен! Впоследствии придётся не один раз служить ей посыльной злого Амура - но всему своё время.

— Твоё? А я тебя точно нигде раньше не видел? - Розалина испугалась: встречи ни с кем из тех, кто мог бы знать её, не входили в её планы.
- Не могу знать, синьор. А вуаль моя, верно, - подтвердила девушка, на мгновение опешив. Паола маячила за синьором, делая отчаянные знаки. Она протянула руку, когда молодой человек предложил вернуть вещицу, но услышав "цену", опустила руку, залилась краской и разве что ножкой не топнула.
- Ну что ж, тогда оставьте её себе, синьор! - воскликнула девушка раньше, чем успела подумать, задетая такой вольностью: она синьорина, а не какая-то... Ах да. Грубой быть не хотелось, и ответ вышел резковатым скорее из-за возмущения. Но если уж выбирать меж вуалью и поцелуем, то оставить вуаль - не потеря. О том, что её поведение мало соответствует облику, Розалина не задумывалась, да она и не пыталась привести его в соответствие с "ролью".
- Вам она, конечно, пойдёт, - девушка закусила губу, силясь сдержать рвущуюся усмешку и пряча глаза, в которых мелькнул смех. Розалина знала за собой недостаток в неумении держать за зубами острый язычок, но не могла или не хотела его исправить.
Она покривила душой, сказав, что неизвестно ей, могли ли раньше встречаться. Неудивительно, что молодой синьор не узнал её: не так давно появилась синьорина в свете, к тому же кто обратит внимание на девицу, которой при визитах незаметной быть полагается, дабы не мешать? Зато она родича герцога не могла не запомнить - кто-то назвал ей его, не забыв уточнить, что "в дружбе с Монтекки". Может быть, хорошо запомнила ещё поэтому: врага надо знать в лицо.
Впрочем, ей лично врагом Меркуцио не был, но Тибальту, всей их семье, всему роду - был, выступая на стороне Монтекки. И всё же ссориться с герцогом никому не с руки, потому в доме Капулетти о Меркуцио было слышно как о родственнике герцога прежде всего. Иными словами, девушка не очень боялась молодого человека, понимая, что самое худшее, что может он сделать, это вернуть беглянку родителям. И ничего страшного как будто бы нет, но она ж со стыда сгорит, коль так случится.

Тут Розалина впервые устыдилась того, как выглядит: до сих пор, пока она гуляла с Паолой, пока удавалось избегать встреч, ничто не смущало девушку. Но теперь ей стало неловко, что кто-нибудь видит её в одежде служанки, которая ей совсем не пристала, особенно если этот "кто-нибудь" так приятен... Вот незадача, как же не повезло столкнуться в столь неудачный момент. Она опустила глаза, глядя на руки, землю, носки туфель, не зная, куда деваться; Паола видела это, однако помочь ничем не могла - Розалина сама была повинна в этом положении.

Отредактировано Anne of Austria (2024-04-06 15:42:10)

Девушка тихо засмеялась: нет бы отдать, он ещё и спрятал! Она не могла не отметить, как украсила улыбка лицо молодого человека, изящные черты его словно смягчились, стали ещё приятнее, так что на несколько мгновений девушка невольно засмотрелась.
"Пусть все гадают, во имя какой же прекрасной дамы я сражаюсь". Розалина усмехнулась про себя: знай он, какого она рода, не сказал бы так, верно.

Паола, когда Меркуцио заслонил от неё Розалину, только фыркнула и скорчила рожицу у него за спиной. Синьорина и сама знает, чем такие встречи грозить могут, она только напомнить хотела, чтоб поторопиться. Паола встала немного в стороне, так, чтоб заметной быть, не сводя глаз с юной хозяйки: ох, не одобрила бы синьора, её матушка! На всякий случай она поглядывала по сторонам: не ровен час, встретится кто-нибудь из "своих", признает - худо будет обеим!

- Ты ведь скажешь мне своё имя?
- Я... На что оно вам? - Настоящее имя нельзя называть, надо придумать какое-нибудь простое. А молодой человек тем временем настаивал, не оставляя времени на раздумья:
— Не хочешь? Что же, а я вот своего имени не скрываю, потому что мне нечего таить. Зовут меня Меркуцио друзья, да и недруги тоже.
Розалина почти машинально присела в реверансе, как сделала бы при знакомстве с благородным синьором в любом другом случае - затверженные правила сработали раньше, чем она успела о них вспомнить. Со стороны служанки, которой она выглядела, это тем более было правильно.
Своего имени (могла бы она возразить) и ей нечего стыдиться; открывать же его не хотела, полагая, что их общение в таком случае перестанет быть непринуждённым.

"На кота похожи вы́", - подумала Розалина, отодвигаясь, когда Меркуцио попытался снова к ней приблизиться. Никак в кошки-мышки с ней играть вздумал? Она обернулась, бросив взгляд через плечо: немного далее за ней находилась преграда, отделявшая этот прилавок от другого. Оторвав взгляд от ткани и узоров костюма, она заставила себя побороть охватившее её естественное смущение и посмотреть прямо.
- Ты ведь хочешь вернуть свою вещицу? Она наверняка дорого стоит.
Девушка кивнула: дорого. Да честь дороже. Она была несколько растеряна, чтобы придумать что-нибудь колкое сразу.

Паола тем временем тоже внимательно следила и на всякий случай искала глазами что-нибудь, что ухватить можно, если уж этот господин больно назойливым станет - кулачков-то девичьих он и не заметит. Но в крайнем случае и это можно. Служанка готова была защитить свою юную синьорину от синьора, показавшегося ей навязчивым, однако не ей вмешиваться в дела господ.

- Значит, я должна её выкупить... Но что же я, - простая девушка, - могу предложить вам?
Меркуцио решил, видно, протянуть, условно, руку помощи. "Всё вам игра, - беззлобно подумала Розалина, - мне только нет". Ясно же было, что принимают её за простую девушку-служанку, что всё это не более, чем развлечение и что не вспомнит он о встретившейся ему деви́це, вернувшись в свой палаццо. И внутри Розалины что-то протестовало против подобного исхода, который, если б только рассудила, увидела бы лучшим для себя.

Она посмотрела в сторону колец: забава не выглядела сложной. К тому же они с Паолой затем и сбежали, чтобы повеселиться. Выиграет - заберёт шаль, нет - не страшно, вернётся домой. Пропажи одной не заметят. А заметят, скажет, что вышла в сад погулять, вуаль и унесло ветром... как на самом деле чуть не случилось.

- Согласна, - решилась синьорина, - будь по-вашему. - И, раз уж так обернулось...
- Бьянка. Я Бьянка, синьор, - имя должно быть под стать платью. - Но вы должны позволить моей..подруге отыграться за меня, если у меня не выйдет, - с улыбкой, шутя, заявила девушка, надеясь, что заминка перед словом "подруге" была не слишком заметной.

Когда они (Паола следовала за ними) приблизились к кольям, Розалина немного замялась.
- Предложили вы, синьор, вам, значит, и начинать, - девушка чувствовала, что волнуется, и немного боялась показаться неловкой перед молодым человеком.

Отредактировано Anne of Austria (2024-05-04 15:57:13)

– Вещица у нас только одна, а значит и девица выкупать её будет тоже одна.
- Справедливо, - не могла не признать Розалина.
Она была рада, что пока удалось не выдать себя, ибо оказалась невольной заложницей ситуации, хоть и по своей вине: у неё просто не было возможности предстать в ином облике сразу же, в первые минуты встречи. Бывает, мы испытываем чувство стыда за поступки, которые в ином случае не показались бы нам неправильными, если желаем произвести впечатление на того, кого желали бы иметь другом.

Имя Розалина взяла первое, пришедшее в голову, самое простое. Если бы Меркуцио спросил у неё, какое это из её имён, то - был бы удивлён, узнав, что оно ей вовсе не принадлежало? Теперь главное - не забыть, как её зовут сейчас, и отзываться правильно: опыта в таком притворстве у синьорины Капулетти было мало, ни за кого другого обычно ведь выдавать себя не приходится.
Розалина взяла протянутые ей кольца и отошла чуть в сторону, к Паоле, которая оставлять синьорину одну, конечно, не собиралась, даже если она сама (что вряд ли) решит о том попросить.

Глядит Розалина из-под ресниц, как Меркуцио прицеливается, бросает сплетённое кольцо... Движения его уверены, точны, и удача вполне ожидаема. Улыбка же говорит, что ему это далось без труда, видно, что доволен собой, и девушка не может не улыбнуться в ответ. Она в свою очередь подходит к колышкам, присматривается к цели чуть прищурившись, закусывает губу.
- Не спеши.
Ощущение чужого присутствия рядом сбивает с толку. Девушка слегка вздрагивает от неожиданного осторожного прикосновения, напрягается и на мгновение замирает, вздыхает глубоко. Мягкий голос звучит так близко, она кожей ощущает тёплое дыхание и - делает то, что говорит ей этот голос, однако из-за волненья неточно рассчитывает: останавливается кольцо, не докатившись до последнего колышка, валится набок, между ним и предыдущим. Пожимает плечами Розалина: не вышло - ничего, ещё попытки есть, - и переводит взгляд на Меркуцио.
- Удача вам улыбается. - Госпожа Фортуна сама женского рода, к деви́цам, видать, завистлива.
Когда второе брошенное кольцо не попало в цель, Паола усмехнулась, видя досаду Меркуцио:
- Не всё же вам, синьор, везти будет.
Фортуна, как истинная женщина, переменчива и непостоянна. Сначала приветливо улыбается, а в следующий момент сердито хмурит брови.

Вокруг них начинали собираться люди - обстоятельство, порадовавшее юную синьорину. На виду у всех можно быть спокойной, не ожидая, что вновь случится то же, что в первый раз.
- Только вы лучше не помогайте мне, иначе нечестно будет, - попросила девушка, становясь для броска.
- Счёт сравнялся, - заметила Паола: вторая попытка оказалась более успешной, чем первая. Девушка немного приободрилась, желание победить охватило её сильнее. Расслабляться нельзя - противник коварный, однако тем интереснее игра.

"Удачи", - подумала Розалина, когда Меркуцио взял третье кольцо.
И только сейчас пришла ей в голову та мысль, что может молодой человек, если победит, попросить у неё - за победу - поцелуй. То есть удачи ему желать как раз не следует. Впрочем, она всегда может ответить, что этого пункта в договоре не было.

Юная Капулетти, казалось, забыла о времени и о том, что вернуться необходимо как можно скорее. Служанка её, менее беззаботная, иногда всё же поглядывала по сторонам, дабы случайно не попасться на глаза никому из родни. И сейчас она пригляделась внимательно: на другой стороне улицы, напротив них, виден был молодой человек в красном камзоле, очень напоминавший ей племянника графини Капулетти. Нужно уходить, пока их не заметили, особенно... Да, особенно учитывая, что вряд ли он будет рад, узнав, с кем они повстречались.
- Простите, - подбежала Паола к Меркуцио и Розалине, - нам нужно идти, - "нужно" прозвучало с нажимом, и Розалина подняла глаза, в которых на долю секунды мелькнул испуг. Служанка протянула руку: - Идёмте скорей, синьорина, только...
Она хотела сказать "не оборачивайтесь", чтобы их не узнали, если она всё-таки не ошиблась, но Розалина отреагировала вдруг странным образом: вспыхнув, она взглянула с укором на Паолу, затем, как бы извиняясь, на Меркуцио, и... быстрым шагом устремилась прочь, переходя на бег, забыв про вуаль, так и оставшуюся у Меркуцио. Она спешила смешаться с толпой. "Как неосторожна Паола, - пронеслось у неё в голове, - зачем было притворяться и придумывать другое имя, чтобы вот так нелепо проговориться?!" Она испытала настоящую досаду! Меркуцио мог не вспомнить служанку, но благородная девушка - иное дело. В конце концов, он узнает правду, если решит найти её, узнать имя встретившейся ему незнакомки. Поймёт, что она должна быть врагом ему, будучи Капулетти - потому-то она не хотела называть себя.

- Извините нас, синьор, - пробормотала Паола и сделала движение, намереваясь броситься вслед за своей юной госпожой, пока та, чего доброго, не затерялась, или не случилось чего-нибудь ещё.
После они с Паолой смеялись, вспоминая эту историю, над поспешностью Розалины и её вспыльчивостью, но то будет позже, когда они встретятся снова, когда поймёт, что полюбила, а сейчас... Сейчас она только надеется, что он не станет её догонять.