Королевский экипаж катился по дороге, окружённый многочисленной свитой. В карете королева с королём едва смотрели друг на друга, не говоря ни слова; впрочем, такая тишина была для них привычна. Они выглядели подобными статуям, безмолвные и недвижимые, только чуть заметное шевеление тонкой ткани от вздоха говорило о том, что они живые.
Прошло два месяца - какие бы то ни было хорошие отношения между супругами было потеряны, что безмерно удручало королеву, прикладывавшую все усилия, чтобы восстановить мир. Людовик не верил Анне, сомневался в её верности, но это было бы ещё полбеды, однако наследником по-прежнему оставался Гастон. Может быть, переносить отстранённость мужа было бы легче, будь рядом с ней друзья, однако одна её наперсница, милая Мари, удалена от двора, другая же, Констанция... Что касается Констанции, здесь сложнее. Анна чувствовала себя обманутой, преданной, а ведь мадам Бонасье пользовалась большим доверием... Каким не всегда пользовались и знатные дамы, состоявшие при дворе Её Величества. Казалось бы, в том, что простая служанка оказалась благородной дамой, есть повод для радости... Ах, лучше бы ей не знать, лучше бы по-прежнему ошибаться насчёт имени, только бы не насчёт того, кем на самом деле является та, кого королева называла своей подругой! Мадам Бонасье оказалась не крестьянка, но графиня де Ла Фер, то есть принадлежала к знатному роду, известному при дворе как происхождением, так и своими заслугами. И если она некогда приблизила к себе служанку, разве теперь не следует тем более одарить вниманием высокородную даму, которую не зазорно назвать подругой и которая в подобном случае заняла бы по праву своё место при дворе? Увы! Молодая королева была исполнена печали: будучи осведомлённой о некогда случившемся с графом и графиней де Ла Фер, она мысленно укоряла её за то, что утаила от неё своё настоящее имя, пусть и понимая разумом причину желания скрыть его.
И всё предложение остановиться в известном ей замке исходило именно от Анны Австрийской. Король дал согласие, тем более, что де Ла Феры имели родственную связь со знатнейшими фамилиями королевства, и следовательно, были достойны оказываемой чести. Был послан гонец, чтобы заранее известить хозяев: Их Величества, совершая путешествие по королевству, желают сделать остановку, дабы дать роздых лошадям. Где бы ни проезжала процессия, раздавались приветственные крики; мушкетёры и гвардейцы сдерживали народ, толпившийся, чтобы увидеть своего государя; города, через которые проходил путь королевской четы, устраивали почётную встречу. Молодая королева приветливо улыбалась в ответ на изъявления радости, иной раз обращалась с краткой благодарностью или приветствием к дворянам, встречавшим их. В главном городе провинции король с королевой посетили мессу, где возносились молитвы о величии и укреплении прекрасной Франции, о здравии Их Величеств и ниспослании им и всей стране наследника, епископ произнёс проповедь о божественной природе власти монарха. Там, в городе Бурж, и обратилась Анна с просьбой к мужу, который счёл возможным согласиться.

Ворота замка распахнулись: стучали копыта лошадей по вымощенной камнями дорожке, грохотали колёса карет, позвякивали шпоры спешивавшихся всадников, двор замка наполнился слугами, которые спешили увести лошадей, нестройным гулом разговоров, богато разодетыми людьми, выстраивавшимися для встречи государя по обе стороны от лестницы, где стояли хозяева.
Въехавшую во двор замка королевскую карету тут же окружила охрана. Двое дворян приблизились к дверцам; опираясь на руку маркиза, своего шталмейстера, Анна сошла на землю. Король предложил руку жене; за ними, в строгом порядке, определяемом знатностью рода и положением при дворе, следовала свита.

Лицо королевы приняло спокойное, безмятежное выражение. При взгляде на хозяина замка ей вспомнился портрет, некогда виденный здесь при первом посещении Берри. Она перевела взгляд на молодую хозяйку, отмечая, как гораздо более подходит ей такое положение. Не раз после того, как раскрылось настоящее имя Констанции, думала Анна, как же могла она не заметить, не понять сразу, что перед ней дама благородного происхождения? Теперь это казалось очевидным - утончённые черты, нежные руки, каких не бывает у крестьянок, правильная речь, изящные манеры, - хотя бы внешние признаки могли бы подсказать. Это если не вспомнить о рассудительности, разумных советах, воспитании, полученном в монастыре - что вряд ли встречается среди простых людей, тогда как для дворянок - обычное дело.
Анна постаралась отогнать от себя все эти мысли: сделанного не вернёшь - и придала лицу любезное выражение, более подходящее случаю.

Выслушав приветственные речи хозяев, король протянул руку, королева улыбнулась, обратившись к графу и графине де Ла Фер, и поблагодарила за гостеприимство, отвечая на изъявления преданности. После чего наконец проследовали в замок - впереди король с королевой, в нескольких шагах - граф и графиня, а за ними - вся прочая свита.

- Помнится, сударыня, однажды мне уже довелось побывать здесь, - обратилась Анна Австрийская к графине после того, как с церемонией было покончено, - однако я не знала, что хозяйка этого замка сама принимала нас. Мне радостно вновь видеть вас, мадам, вернувшей положение, которого вы достойны.
Придворные дамы, сопровождавшие Её Величество, шептались между собой: затихшие после того, как Констанция покинула двор, разговоры снова им припомнились, и теперь они шёпотом спрашивали друг у друга об оказавшейся в центре внимания графине де Ла Фер, прежде известной как камеристка королевы мадам Бонасье, обсуждали удивительные превратности судьбы.
Анна оглянулась, взгляд её остановился на графе д'Орваль, от кого впервые услышала она историю графини де Ла Фер. Заметив, что на него смотрит королева, молодой дворянин поклонился ей, и она отвернулась. "Просто однажды в деревне граф де Ла Фер повстречал юную сестру местного священника, влюбился и тут же пожелал жениться. Свадьба была щедрой и полной гостей, граф хотел с размахом отметить событие..." - всплыло в памяти осеннее утро в этом замке два года назад. Да, то был день, насыщенный событиями... Взгляд её скользнул по графу де Ла Фер, стоявшему подле Его Величества, и вернулся к графине. То, что неспешно описывает текст, на деле заняло всего несколько секунд.
- Между тем, сударыня, господин граф, ваш супруг, заслужил мой упрёк: с тех пор, как вы удалились сюда, в ваше поместье, мы не видели вас при дворе и нам ничего о вас не известно. Людям вашего положения сие непростительно, - впрочем последние слова сказаны были с улыбкой.
У неё имелось множество вопросов, не получивших ответа, который теперь Анна намерена была найти. Что ещё правда? Констанция оказалась выдумкой. Если бы она не знала историю графа и графини прежде, причём от другого человека, не являвшегося членом их семьи, она бы могла поставить под сомнение истинность, однако граф де Бетюн не имел намерения скрывать что-либо, и не было никаких причин не верить его слову. Однако в этой истории имелось немало тёмных пятен. Что совершила графиня, раз оказалась заклемённой? Была ли она дворянкой, или граф взял в жёны простую девушку? Этот вопрос имел значение, так как незаконное клеймение дворян считалось преступлением. Было ли оно? Если да, кто его совершил? Не следует ли искать правосудия у короля? Наконец, довольна ли сама мадам возвращением? Хоть она и улыбалась, однако же нельзя верить абсолютно всему, что видишь, - королеве ли этого не знать.
Некогда Констанция, служа Её Величеству, сумела заслужить благодарность. Заслуги её не были забыты, и теперь, если графиня де Ла Фер обратится с просьбой, королева Анна готова была прислушаться, хоть обман графини задевал её: снисходительность подобает высокому сану.

Долгое отсутствие - причина уважительная, поместье требует внимания хозяев, ибо, как бы ни был хорош управляющий, и он не справится один со всем; королева слегка кивает, принимая это оправдание. Правда ли нет, она скоро узнает, пока же графиня держится спокойно, ничем себя не выдавая.
- В самом деле, - замечает королева, - покажите мне ваше поместье. Полагаю, вы сумели его преобразить.

Следуя приглашению, королева уходит вслед за хозяйкой замка, всего минуты на две опережая свиту, поначалу отступающую, чтобы дать дорогу. Однако затем приближённые королевы вновь окружают её - гвардейцы, вместе со своим капитаном, идут в нескольких шагах по обеим сторонам от королевы и её собеседницы; остальная же свита отстаёт ровно настолько, насколько полагается этикетом, чтобы не слышать слов, но и не упускать Её Величество из виду. Пользуясь свободой путешествия, дамы и кавалеры перемешиваются, следуя за своей госпожой в несколько нарушенном порядке, но фрейлины и пажи по-прежнему не сводят глаз с госпожи, готовые уловить поданный знак.

Сад по-летнему красив: весело тянутся яркие цветочные головки кверху, птицы поют, заливаются на ветках соловьи, скачут в поисках еды по дорожкам сада незаметные коричневато-бурые воробьи, расселись на ветвях высокого дерева ярко-жёлтые с чёрными крыльями иволги, щебеча свою песню. Вспорхнули пугливые голубки, заслышав приближающиеся шаги и шорох гравия. Здесь было, чем полюбоваться - несомненно, благодаря мадам графине и заботам садовника. Но растения не интересовали Анну Австрийскую.
Анна де Бейль не сожалеет о содеянном. Теперь королеве известно настоящее имя. Или, вернее, Анна де Ла Фер.
Прямота, с которой было о том сказано, несколько коробит испанку, но готова согласиться она в том, что ничего не изменить. Последствия могли быть гораздо хуже, если бы Людовик всё же не опасался войны с Испанией, стоящей за инфантой, и не сознавал, что другого министра и советника, как кардинал, способного позаботиться о государстве, сыскать нелегко. Кардинал прекратил двусмысленные знаки внимания, опасаясь, вероятно, ревности короля, но это не было большой бедой и прежде. Гораздо важнее, что Людовик не верит Анне, считает своим врагом, отдалился от неё так, что уж весь двор заговорил, ибо в нарушение правил король не навещает, как то приличествует, с утренним визитом жену, и не посещает её вечерами. И это в то время, когда знать особенно сплотилась вокруг герцога Анжуйского, всё ещё являвшегося наследником трона! Но всё это не внове для испанки, она сумеет перенести... ведь кардинал не посмеет чинить ей никаких препятствий, ибо положение его всё ещё шаткое.
Не то, что Констанция оказалась агентом Ришелье, разочаровало Анну Австрийскую сильнее всего - в её окружении были ставленники кардинала, иные даже не скрывали своего рода занятий, она знала их имена, они занимали посты в её доме - и королева не имела права допустить пусть и случайную ошибку, ибо о любом промахе тотчас же станет известно. Ей было горько понимать, что доверие её обмануто, и осознавать, что сама виновата в несчастии, постигшем её, ибо ей, как королеве, никогда не следует полностью полагаться на кого бы то ни было, проверять свои мысли, чувства человеку, могущему предать, забыв о расположении, которым она дарила, о милости, которую оказывала, если найдёт в том выгоду. Она забылась... позволила себе думать, будто имеет право на те же простые чувства, что и все люди, когда на самом деле должна их отринуть.
- Да, к счастью, последствия не оказались неисправимыми, мадам.
— У вас, наверное, есть вопросы, Ваше Величество?
Уголки губ приподнялись в печальной усмешке. Сначала у неё было много вопросов - когда злилась. Но теперь... Она не станет их задавать. Кроме одного.
- Скажите, отчего вы сразу не признались во всём? Вы дворянка, вы могли обратиться ко мне, к королю и его правосудию, и вам не пришлось бы ждать столько лет, чтобы быть восстановленной в своих правах. - Королева обошла статую нимфы, протянув руку к льющейся воде. - Вероятно, понадобилось бы провести розыск, но в моём распоряжении множество способов для него. И вы бы не исполняли работу простой служанки. - Несколько капель попали ей на пальцы - она отдёрнула руку. - Быть может, было бы сложно поверить всему сразу, однако мы нашли бы свидетелей - хотя бы слуг замка... Отчего вы не признались, когда волей случая оказались мы на ваших землях и узнали вашу историю от графа д'Орваль? Ведь управляющий, конечно, признал вас. Но вы не обмолвились и словом. Скажите правду хотя бы теперь, сударыня. - Шум вод фонтана, плеск струй приводил в успокоение. Взгляд Анны Австрийской, бесстрастный, лишённый признаков гнева, остановился на графине: она ещё не определилась со своим отношением, решив прежде выслушать Анну де Бейль.
Из всех возможных вопросов этот казался важнее прочих, на него нельзя было придумать или приблизительно предположить ответ, а что в действительности, знала лишь сама графиня.

Отредактировано Anne of Austria (2024-08-03 19:36:35)

Королева не имеет понятия, насколько тяжелы обязанности служанок - она отдаёт приказы, которые должны исполняться, её дело - повелевать, принимать решения, прочее же всё заслонено от её взора, приукрашено, как роскошные костюмы придворных, что вокруг неё вьются; от столкновения с действительной жизнью подданных оберегают её дворяне, всегда вооружённые, всегда готовые защитить, официальные "рыцари" королевы. В сияньи алмазов, ослепляющих взор, незаметны мелкие заботы; в делах, касающихся государства, теряются неприятности и беды отдельных людей, как песчинки на морском берегу, особенно столь незаметных, как простые слуги. Ей не по сану задумываться о подобных мелочах - тяжела ли, легка ли работа тех, кто служит ей, в ней их долг, это всё, что необходимо знать.
Анна Австрийская думает о другом - что это не саму, быть может, Анну де Бейль унизило, ибо она представилась именем простой женщины, но её высокий титул графини, ибо, выйдя замуж, она стала частью рода, чьи корни укрепились давно во французской земле, переплелись с другими, ещё более знатными, чьи ветви - покрытые славой имена. Ибо род графов де Ла Фер происходил от древней фамилии, известной со времён первых крестовых походов, от младшей ветви его.
Королева в ответ не улыбается:
- Вы неверно поняли меня, мадам. Я так не думаю.
Графиня словно свежий румяный плод, что переливается под лучами солнца - поблёскивают изумруды, вьётся локон, изгибаются в лёгкой улыбке губы, а сама не ходит - будто скользит, плывёт, изящная, быстрая. Цветущие маки как живые огни пылают в саду; с ярким цветом их сравниться может улыбка уст, румянец на нежном лице. Потревоженные, опадают на землю лепестки стоящих рядом цветов. Горят маки, отдавая себя одному лишь мигу - настоящему, одному лишь дню. Вспыхивают... и опадают. Анна не помнит маков в королевском саду - они слишком быстро отцветают, нет у них ни пышности, ни долгого цветения, не радуют глаз, как красавицы-розы, не чаруют дурманящим ароматом, как белоснежные лилии; простота их не для королевского дворца.
— Все не так просто, мадам.
Анна Австрийская отвечает взглядом, позволяя промелькнуть в глазах искорке удивления - в самом деле? - ждёт, что последует за этими словами. Другая Анна медлит, но и королева её не торопит: временем они располагают, покуда Его Величество за супругой не пришлёт, однако нечего опасаться, что случится это скоро. Она оборачивается, бросает взгляд на дворян, остановившихся в некотором отдалении, один из них ловит её взгляд, и на немой вопрос качает испанка головой - нет сейчас ещё никаких приказаний. На бортик фонтана Анна Австрийская не садится - сие ей не подобает, - но присаживается на резную скамейку, что против фонтана, так удобнее смотреть и говорить, видеть лицо собеседницы. Брызги фонтана долетают до неё редко, доносимые игривым ветерком. Драгоценный жемчуг в виде двух капель становится заметен при повороте головы, жемчужные же нити украшают шею.
- Помните, сколько презрения... - Да, она помнила - очень хорошо - тот день. Помнила и недорисованный портрет, показанный тогда, - оригинал, с кого был сделан, стоял теперь перед нею, вернее, сидел на бортике фонтана. Тогда были белые цветы, а сегодня - красные.
Лилии - как такое возможно? - символ величия, королевской власти... и одновременно позора. Она не задалась вопросом, за что клеймили, поскольку девушка, о ком шла речь в истории графа, была для неё чужая, да и давно случилось всё то, о чём был рассказ... Думала ли она, что девушка могла быть невиновна? Вряд ли. Но знала это теперь, когда указом короля графине де Ла Фер возвращён был титул и все права и почести, с ним связанные. Возможно, появись хоть предположение, что существует вероятность, что девушка та ей известна, проявила бы королева больше заинтересованности. Но, как прежде графиня, королева ни в чём не раскаивалась. Только жаль, что потеряно время, но его уж не вернуть, так стоит ли сожалеть?
А вот чувства Анны де Бейль ей понятны. Одиночество, опустошение, невозможность довериться, сказать о том, что на душе. "Я умею платить верностью..." Преданность заслуживает похвалы, но Анна Австрийская ещё не до конца искоренила обиду, а графиня де Ла Фер ещё соль сыплет на не успевшую полностью затянуться рану:
- Мне жаль, что вы не смогли оценить это, ваше величество, но если бы я играла на вашей стороне, вы были бы рады, поверьте мне.
Королева поджимает губы.
- Верю, - только и роняет.
На самом деле верит. Потому что, пока думала, что Констанция ей верна, пока доверяла, была рада, что может положиться во всём на смышлёную помощницу, умевшую и подсказать как бы невзначай, и тайны хранить...

Людовик слыл знатоком псовой и соколиной охоты - лай собак извещает, что, должно быть, в этот момент показывали королю охотничьих собак, уж это займёт надолго. Если только сообщить Его Величеству, что зверь неподалёку, то и задержаться могут здесь. Анна охоту не любит, иногда лишь выезжает с королём или Месье, предпочитая балы и маскарады.

— Я не дворянка, мадам. Помните, в тот же день, но несколькими часами ранее, я рассказала вам историю послушницы, бежавшей из монастыря с привлекательным аббатом? Это тоже моя история.
"Сколько же откроется ещё?" - думает Анна. Помнит, как же забыть, когда в ту ночь пришлось бежать из объятого огнём монастыря. Она кивает, приглашая продолжать. Мозаика складывается. Воспитанная в монастыре, девушка бежала с аббатом. Назвавшись братом и сестрой, они получили приход во владениях знатного сеньора, который, пленившись красотой девушки, взял её в жёны... и, обнаружив лилию, решил казнить, но не сумел её убить или же казнил плохо, так, что жива осталась.
- Вот она моя правда, я самозванка, - завершает с едва слышимой горечью графиня. Она смеётся, но королева замечает грусть. Графиня будто смеётся над тем, как причудливо всё обернулось, над тем, что в итоге вернулась туда, где началась история уже не Анны де Бейль, а другой девушки с другим именем. Но не выглядит счастливой как человек, вернувшийся в дом, который уж не ждал обрести, человек, возвращающийся на родную землю из дальних странствий. Ореол печали тонким флёром окутывает молодую женщину.
— Таковой меня считали все и каждый на моей же свадьбе. Иногда мне кажется, что ее быть не должно, что я сама пошла на поводу у детского желания любить и быть любимой, а потому...
"А потому, мадам, ваша вина лишь в вашем желании любить, если это можно назвать виной", - заканчивает про себя Анна Австрийская. Забавно: вина королевы в том же самом. Они любили и были любимы в ответ. Но счастье заплутало по пути к ним... не достучалось в тяжёлые дубовые двери, застряло у кованых ворот, не имея допуска, потерялось в дебрях долга, чести и этикета.
Встряхивает Анна головой, словно отгоняя непрошеное видение.
Ещё крутится в голове недооформившаяся мысль, что-то с аббатом связанное, промелькнувшее всего на мгновение, которую хочется спросить, но сейчас уловить, чтобы высказать, не удаётся.

- Вы не самозванка, - поднимается Анна Австрийская, приближаясь неспешно к графине. Её обдаёт брызгами фонтана, отчего королева жмурится, закрываясь рукой. Взяв под руку свою спутницу, она уводит Анну де Бейль вновь на дорожку сада, дабы не промокнуть. Не глядя, знает, что свита тоже следует за ними.
- Если ваши родители оставили деньги на ваше содержание в монастыре, значит, они были состоятельны. В обычае у дворян отдавать дочерей на воспитание в монастырь. Но вы не хотите знать прошлого - и, пожалуй, правы, ибо оно не имеет значения. Кем бы ни были вы прежде, выйдя замуж за графа де Ла Фер, вы стали дворянкой и графиней. Иначе теперь мы не имели бы возможности беседовать с вами. Чувства ваши мне понятны. И желание любви, и мести, оттого мне сложно судить вас.
Шелестит под ногами гравий, шелестят расшитые одежды, заливаются на деревьях птицы, распевая дивные трели.
- Однако я ожидала найти вас более радостной, - продолжает королева после исчезающе короткой паузы, - вы будто вовсе не счастливы возвратить доброе имя, вернуться в объятия супруга. Будьте честны до конца - что тревожит вас теперь? Вы прежде были полны движения, однако в вас исчезла живость, что прежде мне так нравилась.

Отредактировано Anne of Austria (2024-07-31 11:47:12)

Речь Анны де Бейль отдаёт горечью, несбывшимися надеждами. Королева решает поручить приближённым найти истоки истории, разузнать, что сталось с родителями бывшей послушницы, а нынче - графини де Ла Фер. Это займёт время, но рано или поздно удастся отыскать след - люди не пропадают просто так, что-то должно было остаться, хотя бы на уровне слухов, воспоминаний, а это уже кое-что да значит, может послужить нитью. Она не станет сообщать графине о своём намерении - разве что сама мадам захочет знать, обратится за помощью. Нет - значит, информация та станет последним кусочком мозаики, завершающим картину, чтобы окончательно расстаться с тем, что прошло.
Анна Австрийская сказала правду - сложно судить о поступках другого человека, особенно когда сама задета; как королеве, ей подобает быть справедливой, но для этого следует забыть обо всём, что причинено ей, простить раз и навсегда, но способна ли она? Констанция, простая девушка, была для молодой королевы не простой служанкой, но пользовавшейся доверием конфиденткой, связанной лишь им известными тайнами. Напрасно гофмейстерина предупреждала свою госпожу: неизвестно, откуда взялась, незнатная, появившаяся слишком вовремя... Анна Австрийская списывала подозрения на предубеждённость - видела, что не очень понравилась мадам Бонасье герцогине де Монморанси. Выходит, права была герцогиня... ведь у неё, конечно, опыта поболее было, нежели у юной (в то время) инфанты.
Кардинал не был врагом в прямом смысле слова, однако с того дня, как король ввёл господина де Ришелье в Совет, между ним и королевой установились напряжённые отношения: испанцы были врагами французов, и кардинал (не всегда безосновательно) считал, что Анна стремится помогать своей родной стране. Она же действительно желала мира между обеими странами, исполняя завет отца-короля и видя в том своё предназначение, миссию. Кардинал знал обо всём... можно сказать, из первых рук. Она не должна была оказывать слишком большое доверие. Но она чувствовала одиночество, когда из Франции удалили прибывших с нею испанцев, и оттого была уязвима. Можно простить то, что Анна де Бейль не призналась ни в монастыре, ни в этом замке, когда - неслучайная случайность! - узнала королева историю графа и графини де Ла Фер, получившую такое неожиданное продолжение. Но как простить то, что столько лет оплетала её паутина лжи? Что на поверку оказалось "всё не то, чем кажется"? Ей тоже были знакомы и жажда мести, и желание любви. От неё ждали решения, вердикта, вынести который Анна Австрийская была не в силах - слишком много противоречий...
Она смотрит на молодую женщину перед ней и понимает, что в этот самый миг Анна де Бейль по-настоящему откровенна. И невыразимо несчастна. Даже возникает ощущение, что вот-вот сверкнёт на ресницах влага, прольётся дождём на щёки.
- Ваше величество, когда вам скажут, что все можно вернуть, не верьте. Ничего нельзя вернуть. Можно начать заново. Но не обязательно все получится...
"Вы хотя бы можете попытаться начать заново", - подумалось Анне. Когда-то Людовик не дал ей никакого шанса. Что бы она ни делала, с тех пор ей не удавалось больше вернуть хоть бы немного тех прежних - если не тёплых, то спокойных - отношений, что были в начале их брака. С тех пор она всегда для него виновна.

Служанка возникает внезапно, прерывая разговор; испанка про себя усмехается, глядя на растерянность девушки, не знающей, к кому следует обращаться - к своей ли госпоже, к королеве ли, и не будет ли дерзостью вообще заговорить с Её Величеством. На самом деле правила этикета не так уж сложны: дворяне некогда составляли преимущественно военное сословие, а среди военных обращаться к младшему по званию принято с позволения старшего. Анна подавляет невольную улыбку, когда девушка делает реверанс, чуть неловко, непохоже на грациозных дворцовых служанок или фрейлин Её Величества, попеременно глядя то на графиню, то на королеву. Впрочем, ей и без слов понятно, зачем прислана служанка: король ждёт, пора идти. "Да, мадам!" звучит с радостным облегчением - графиня выводит девушку из затруднения, адресуя вопрос, и та выглядит признательной за помощь.
- Пойдемте, ваше величество, коль будет желание продолжить разговор, пошлете за мной вечером.
- Велите девушке сказать: мы сейчас будем, - Анна Австрийская обращается к хозяйке замка, хоть и имеет, несомненно, право отдавать приказания, однако того требует учтивость.

Нет ничего длиннее и скучнее церемонии королевской трапезы. В дворцовых церемониалах каждый знает свою роль в точности, отступление от принятого сценария невозможно, в центре действия - государь. Куда ни прибудет он, место сие становится как бы уменьшенной копией королевской резиденции, где действуют те же правила.
Пажи преклоняют колена, подавая розовую воду для рук, прислуживают виночерпии и хлебодары из числа дворян, отдельные слуги пробуют всё, что подаётся венценосным супругам, рискуя быть отравленными - служба опасная, но хорошо оплачиваемая; на другом конце стола - хозяева замка, напротив Их Величеств, остальные дворяне и дамы, за исключением наиболее знатных и приближенных к особе государя, за другими столами, стоящими ниже. Людовик не особенно разговорчив, Анна то и дело обращается к графу де Ла Фер, поддерживая беседу. Одно из любимых блюд королевы, к которому она привыкла на родине - "олья подрида" - тоже подают к столу; это, разумеется, благодаря графине, хорошо осведомленной о вкусах и привычках Анны Австрийской. Людовик всё испанское не любит, но, распробовав это блюдо, научился его готовить. Хоть в чём-то они совпадают.

- Вы знаете всё происшедшее, сударь. - Её Величество отослала свиту, изъявив желание остаться ненадолго одной. Вскоре раздался звонок колокольчика - королева звала к себе своего капитана, герцога д'Юзеса. Он был одним из первых, встретивших инфанту после "обмена" на реке, и с тех пор сопровождал её во Франции. - Как мне поступить? Что бы вы сделали?
- Ваше величество, короли от рождения стоят так высоко, что им нельзя мерить той же мерой, что их подданным. Я мог бы вызвать обидчика на дуэль, если бы таковой нашёлся. Мог бы найти способ отмстить. Но древние говорили, что милосердие - добродетель монархов. Казнить и миловать - ваше исключительное право. Чего вы желаете больше, Ваше величество?
На этот вопрос Анна Австрийская не дала ответа. Поблагодарив герцога, она приказала появившейся фрейлине позвать госпожу графиню де Ла Фер. Герцог был осторожен, понимая, что советовать, даже когда просят, - дело тонкое, однако слова его заставили королеву задуматься.
Когда фрейлина, посланная ею, доложила о выполненном поручении, Анна велела не допускать никого к ней, дабы не помешали, и с тем отпустила девушку, которая, уходя, склонилась в реверансе, пропуская графиню. Королева молчала, делая вид, что внимательно рассматривает гобелен, украшавший одну из стен гостиной; наконец обернувшись к графине, знаком предложила подойти ближе.
- Когда-то вы сами поведали мне о послушнице, не выдержавшей жизни в стенах монастыря и пожелавшей свободы. И вы по-прежнему желаете её. - Пройдя несколько шагов, она опустилась в кресло на изогнутых ножках, обитое узорчатым бархатом, и взмахом руки указала хозяйке замка на другое.
- Вы несчастливы, вернувшись к супругу. Вы любите другого человека... Возможно, я догадываюсь, кто он... - "Когда нас прервали, вы говорили, что вспоминаете другого человека. Не аббата ли случаем, который помог вам бежать?" К такому выводу пришла королева, собрав воедино все факты, ставшие ей известными, в единую картину. Ибо происходящее с нами впервые оставляет свой след, изгладить который порою нелегко. - В последнее время многое стало известно, вы оказались для меня загадкой. Мне было непросто... узнать правду, нынче же я готова вас выслушать.
"Казнить и миловать - ваше право. Чего вы хотите больше, мадам?" - всплыли вновь в памяти слова герцога. Ответ будет зависеть от самой графини.

Отредактировано Anne of Austria (2024-09-08 21:31:14)

Король, к удивлению Анны, забывает про свою всегдашнюю угрюмость и решает быть любезен. Когда Его Величество поднимается из-за стола, встают и остальные. Король карточные игры любит, но часто играет несчастливо, что ещё более придаёт угрюмости, когда же случается выиграть, то бывает доволен. Но королева испытывает утомление за весь день и остаётся после ужина в большом зале недолго, уходит спустя четверть часа, взяв с собою лишь наиболее приближённых. Музыка прекрасна, ужин приготовлен чудесно, граф и графиня приложили, как видно, все усилия для встречи венценосных гостей. И впереди таких встреч ещё немало. Людовик, однако, принимает решение не отставать от намеченного графика, не остаётся для охоты, своего любимого развлечения. Утром они простятся с хозяевами замка, но не хочется уезжать не договорив, не завершив начатой беседы.

Графиня де Ла Фер приходит скоро, королева отмечает беспорядок в облике молодой женщины, распущенные волосы - должно быть, фрейлина застала её за переодеванием. Справедливости ради, выглядит графиня прелестно в таком виде - белое лицо оттеняется чёрными локонами, лежащими на плечах, только глаза выдают горе, копящееся в груди, испанке кажется на мгновение, будто графиня плакала, но понимает, что ошиблась, когда Анна де Бейль подходит ближе, опускаясь в изящном реверансе.

— Многие скажут, что я не способна любить, возможно, они будут правы. Я не знаю, ваше величество, люблю ли я и кого люблю, но вы правы, я несчастна. И хочу уехать отсюда.
"Вы настолько несчастны, что хотите уехать из дома, который только что обрели?" Но был ли замок де Ла Фер домом для графини? Хоть когда-нибудь?
Анна Австрийская перебирает тонкими пальцами резные пластины полупаскрытого веера, подвешенного к поясу платья, на экране которого расшита искусно сцена пасторали - известного в то время жанра о пастухах и пастушках, любви и жизни их в почти райской идиллии. Сказка. Мечта. Так не бывает, но все вокруг верят или делают вид, что верят, называются именами персонажей, подражают им, будто возможно сказку воссоздать на земле, но людям нужно утешение, нужна надежда на лучшую жизнь, на то, что где-то есть идеал, отсутствует зло, где-то далеко есть такие места, в которых среди первозданно-чистой природы живут такие же люди. Несбыточная мечта.

Слова признания изливаются потоком, который королева не думает сейчас останавливать: она старается успевать за быстро сменяющимися мыслями графини, раскрывающейся перед ней, словно в том последнее спасение. Маловероятно, что ещё с кем-то была она так откровенна: увы, приходится держать чувства в себе, не допуская, чтобы и самые близкие узнали. И чем выше положение, тем менее допустимо такое вот доверие, такая полная открытость. Графиня может рассказать обо всём королеве, но королева - никому, ибо никто более не поймёт исключительности её положения, не знаком с теми правилами, коими ограничена она с момента появления на свет в королевском дворце.

"Аббат мёртв" - звучат слова отчаянием, где нет надежды на исцеление. Граф не может забыть прошлое, в котором сам тоже виновен был в мнимой смерти графини, и, быть может, испытывает чувство вины за то, что заклеймил невинную, пусть и оправданную королём девушку. Уже не стереть однажды произошедшее со страниц их жизней, как не стереть клейма с белоснежного плеча. Она может понять, почему графиня согласилась служить кардиналу: он не дал утонуть, когда она осталась одна, покинутая всеми, и в особенности - тем, кого, как полагала, любила. Он протянул ей руку, и она ухватилась за шанс. И платила верностью, пока верность эта не стала вразрез с нею самой идти.
Анна хочет откликнуться сочувствием, подбирает слова, чтобы в них участие облечь; перед ней измученная, запутавшаяся, несчастная женщина, она мельком думает, что в некотором роде ей проще, чем большинству знатных дам: за неё с самого начала всё предрешено. Известно, что́ каждый раз выбирать должна, коль придётся, - долг и государство, - принося в жертву всё личное, но так тоже не получается... Королева не ожидает того, что происходит дальше буквально в несколько секунд. Руки её сжимают тонкие прохладные пальцы, она глядит сверху вниз с изумлением на женщину, буквально упавшую к её ногам. Мягкие пряди, завитые по обеим сторонам лица, покачиваются, когда Анна Австрийская подаётся вперёд, слегка наклоняясь к графине.
— Ваше величество, я не прошу у вас прощения, не прошу у вас дружбы, но позвольте мне завтра отбыть с вами. Молю вас об это милости.
- ¡Dios mio! - шепчет она встревоженно. - Мадонна! Что вы делаете...
Освободив одну руку, королева протягивает её графине, наклоняясь ниже, дотграгивается до смоляных кудрей, всматривается в лицо, обращённое к ней с мольбой. В подрагивающем свете свечей на хрустальной люстре и в канделябрах длинные локоны отливают тёплым их свечением, виден блеск глаз, которые, кажется, из последних сил сдерживают слёзы.

Бывают такие мгновения, когда становится возможным забыть все обиды, некогда ранее бывшие, когда сердце сжимается болью, отзываясь на чужую боль, когда даже самое гордое, холодное сердце не может не дрогнуть, а Анна Австрийская была всё же женщиной, способной к чувствам, - слова замерли у неё на устах при виде столь глубокого отчаяния, она сглотнула, справляясь с охватившим её волнением, и промолвила тихо:
- Встаньте... Встаньте, прошу вас.
Она встала с кресла, протягивая графине де Ла Фер обе руки, поднимая её с колен.
- Я не оставлю вас здесь, если вы так желаете... Боже мой, вы вся дрожите... - Королева берёт руки графини в свои. Голос её звучит громче, твёрже, чем в первый миг, когда она растерялась от неожиданности. - Мне нет нужды напоминать вам о том, что было, оставим прошлое в прошлом. - Белые пальцы, унизанные перстнями, несильно сжимают хрупкие плечи Анны не Бейль. - Вы просите меня о милости - я склоняюсь к вашей просьбе. Завтра вы поедете со мной - вы больше не можете быть моей камеристкой, это не к лицу вам нынче, - но вы можете сопровождать меня, ибо ваше положение даёт вам такое право. Но подождите... - словно вспомнив о чём-то, королева отходит к столу, берёт колокольчик, на звон которого является та же фрейлина, что была послана привести мадам. Выслушав приказание, мадемуазель де Колиньи удаляется, чтобы вернуться через несколько минут с бокалом из гранёного хрусталя, в котором плещется бордово-красное вино. Королева, знаком отпустив фрейлину, протягивает поданный фрейлиной бокал графине:
- Возьмите, согрейтесь немного, мадам. И садитесь, вы очень бледны. - Она опускается в кресло, расправляя складки пышного многослойного платья, подавая пример.
Анна Австрийская несколько секунд молчит, наблюдая за Анной де Бейль. В конце концов, когда бы люди не имели надежды на прощение Создателем, жить было бы невыносимо, не было бы разницы, как жить, если бы всех ждал ад. "Короли от рождения стоят так высоко..." - чтобы следовать Божественному примеру, не так ли, герцог? Раз король получил свою власть от Бога. А королева, как дочь короля и жена короля, имеет ту же природу, так же, как и помазанник Божий, освящена той властью, в кою облечена.

- Завтра утром... Да, полагаю, что завтра, так как теперь уже время позднее, я скажу графу, что хочу видеть вас рядом со мной. Не думаю, что он станет противоречить моему желанию. - Незачем кому-либо, ему же в особенности, знать о том, как хочет графиня де Ла Фер покинуть свой дом и супруга. Это будет выглядеть как собственное решение королевы - или каприз, если угодно. - Возьмите с собой самое необходимое, одну служанку, остальные слуги прибудут позже с вашими вещами. - Мадам сможет даже изобразить нежелание покидать поместье, мол, нельзя же спорить с королевской волей... Спешка будет оправдана. При дворе поймут только то, что мадам графиня вновь в милости - и довольно, большего не требуется.
Она не предлагала должности при дворе - такие дела не решаются в одно мгновение. Но пребывание при дворе в качестве придворной дамы, в свите, уже достаточно почётно - граф не может не понимать. Анна знала, как преподнести.

- Не знаю, как мне выразить вам сочувствие вашему горю, мадам, - Анна Австрийская вздыхает; интонация при этих словах меняется с повелительной на более спокойную, мягкую, плавно льются слова. - Нет сомнений, что вы можете любить. Будучи в юном возрасте, вы перенесли тяжёлое испытание, но не опустили руки. Вы очень сильны и способны ко многому. Что касается дел внутри семьи, здесь из меня плохой советчик, но вам, вероятно, сейчас это не требуется? - Губы трогает лёгкая улыбка. - Вы вернётесь со мной ко двору, где о вас поначалу, возможно, станут говорить, но скоро замолчат. Вы молоды, вам рано отчаиваться. Примиритесь с собой, примиритесь с Богом. А я... - исчезающе короткая пауза. - Что ж, я вас прощаю.
"Не знаю, смогу ли сделать это снова, если обнаружу ещё один обман, но хочу верить вам. Докажите, что я не ошиблась".

Отредактировано Anne of Austria (2024-09-10 23:43:01)