Служба в бюро, что нечисть всякую контролирует, чтоб добрым людям жить не мешала – и трудна, и опасна.
Не каждый день опасна, понятное дело.
А трудна чаще тем бывает, что на одно действие твоё, по пресечению зловредности этой самой нечисти, нужно три отчёта оформить и в разные кабинеты сдать – как минимум! Три.
Пока все бланки-бумажки оформишь, так в глазах темнее от буквиц клятых – трудно, ох, тру-удно.

— Вот битый час сижу, - жаловался на работе намедни Лёхе товарищ по несчастью, агент-богатырь Степан.
– И всё никак не придумаю, как его оформить, что я анчутку в доме старой застройке изловил. По жалобе жильцов, которые написали нечисть, мол, булует, девок за пятки кусает, в трубах гудит, дверьми по ночам хлопает – спасу нет! Вот как?! Небось, чёрт энтот мелкий, будь он неладен, выпустить же пришлось, жильцам на поруки, а куда его девать, - так вот небось он то отчётов своему главному чёрту не пишет, как девок за ноги хватал!

- Не, ну кто знает, может и пишет, - стараясь сохранить серьёзное выражение лица, Лёха выглянул из-за монитора, радуясь возможности от своего отчёта отвлечься. – Сидит такой, в бланк цифры вносит. Опрокинутых пустых вёдер за неделю – 13; дверьми хлопал – без счёту; покусанных девок – 5 душ.
За другими мониторами басисто заржали агенты, а Лёшка поболтал остатки остывшего кофе в кружке. Эх, перевелась в другой город от них Марья-богатырка, что радовала иногда весь отдел вкуснейшими пончиками с глазурью, а иногда, под настроение, и кофе для всех делала. Эхехе, самому-то как лень.
Ну да ладно, скоро уж рабочий день закончится, главное по пути в супермаркет не забыть зайти.
А то в холодильнике и мыши стыдно вешаться, давно сбежала.
Образно, понятное дело.

- Вот вам бы всё ржать, - сам посмеивался Степан. – А мне капитан приказал выезд зафиксировать. Ты, грит, ездил, время рабочее и бензин казённый, тратил – отчитывайся куды и по какой надобности. И пусть жильцы, что жалобу писали – распишутся, что согласны с выполнением. Напа-а-асть.
- Пиши, пиши, - добродушно пофыркал Попович и к своим отчётам вернулся.
Сочувствовать он коллеге не сочувствовал особо – у самого таких анчуток, то бишь, бумаг, цельная пачка.
Но долго сказка сказывается да день рабочий тянется, а и ему конец приходит.

Зашёл, по пути домой, Лёха в магазин, с девицами-красавицами за прилавками побалагурил, продуктов прикупил. Только за чай сел, душистый с листьями смородиновыми – настоящими, не ароматизатор, Василисе из деревни целый веник передали, листьев этих, поделилась. Да с бутербродом – хлебушек чёрный, масло – колбаса – ломтик солёного огурца.
Вот только успел куснуть, как в дверь пошкреблись.
- Почудилось, может? – сёрбнул Лёха чайку и зажмурился. Ай, хорошо.
Ан нет, не почудилось.
Стоит соседка, в платьице по фигуре, смотрит с надеждой в очах, вздыхает томно. И всем хороша – и очами, и фигурой, кабы человек.
- Что за печаль-беда тебя кручинит, Ангелина Батьковна? – открывает двери пошире. Не оставлять же деву на пороге, тем более в беде. – Чем могу помочь? Чаю?
До кухни соседку провожать не требуется – чаёвничали, неоднократно. И варенья малинового не одну банку открыли, что Лёшке старушка-соседка из квартиры снизу регулярно в подарок приносит, за то, что не замечает якобы, как она мухоморами помалу приторговывает. Глаз у неё цепкий на ставший редким гриб, а спрос постоянный. Вот старушка-пенсионерка с лукошком на электричке по грибы катается, потом на верёвке сушит и на граммы продаёт.

- Ничего серьёзного не приключилось, надеюсь? – всё же уточнил Попович, хотя вроде гостья не выглядела слишком встревоженной. Но мало ли.