— Ах, ваше величество, вот бывает так, что минувшей ночью мне снилось, что вы пожелали устроить маскарад, но не простой, а тематический, и пришлось мне подбирать, кем же будут ваши гости на этом вечере.
Анна Австрийская улыбнулась: да, так и есть - маскарад. Однако... почему бы не устроить маскарад другой, настоящий, костюмированный бал, с масками, танцами и забавами? И графиню де Ла Фер в помощницы взять, с нею вместе костюмы придумывать да роли раздавать.
- Сны бывают вещими, - мягкая улыбка тронула губы королевы. Она и виду не подала, какие ей мысли пришли. Решила: объявит после, когда вернутся во дворец. Всех удивит.
На слова о том, что они не станут притворяться служанками, испанка кивнула: у неё бы и не вышло притвориться натурально.
- Думаю, маска поможет остаться неузнанной, - в Париже сие никого не удивит, для дамы появиться в маске, в особенности для состоятельной, знатной, - дело обычное, ибо известно, что на улицах города женщина ежеминутно рискует подвергнуться опасности.
Не рано ли? Успеют ли - через два часа? Впрочем, самое время: поздно вечером на улицах не следует появляться, а солнце уж почти в зените. У художника они наверняка задержатся... Если только застанут его дома. Анна закусила губу: с самого начала она забыла, что художник может быть в Люксембургском дворце или где-либо ещё, ибо она не сможет открыть, кто она, и придётся либо ждать, либо уходить и искать иной способ встретиться. Но быть может, им повезёт?
- Не сомневаюсь ничуть в вашей изобретательности, мадам, - ей была хорошо известна способность графини быстро находить решение пусть и в самой непростой ситуации, оттого и доверилась.
Госпожа де Ланнуа приближается к королеве, а с нею и несколько придворных дам; Анна Австрийская отвлекается от беседы, переводит взгляд на гофмейстерину, одаривает вниманием. Как бы она ни относилась к графине де Ланнуа, как бы ни была сия дама ей неприятна (ибо поговаривали втихомолку, будто она служит кардиналу), но гофмейстерина занимает самое высокое положение среди женщин в доме царствующей королевы, а от отношения к ней монархини зависит порядок в Доме - приходится быть приветливой.
Тем временем графиня де Ла Фер отвлекает на себя внимание. Про себя Анна Австрийская восторгается: как искусно эта дама изображает недомогание - так, словно в действительности испытывает слабость и боль! Кое-кто ведётся и верит, королева бы сама поверила, не будь только что разговора меж ними.
Юноша, что не замедлил прийти на помощь, был представлен Её Величеству в конце прошлого месяца: отправившись в королевскую армию пятнадцати лет, он теперь прибыл в отпуск к своему дяде, который нашёл необходимым пребывание племянника при дворе, дабы приобрёл необходимый светскому человеку лоск манер.
Впоследствии эта семья ещё отличится - именно граф де Комменж, дядя сего очаровательного юноши, а возможно, он сам уговорит Людовика провести ночь с женой, в результате чего появится на свет Король-Солнце.
Она переводит взгляд на кавалеров и нечаянно замечает вспыхнувший было в глазах одного из них огонёк ревности к молодому человеку. Он не видит, занятый графиней, королева же мысленно улыбается.
— Ваше величество, графине де Ла Фер дурно, - сообщает фрейлина, хрупкая и изящная мадемуазель де Колиньи. Взор королевы останавливается сначала на ней, затем на молодой женщине, упавшей на руки юноши.
- Полагаю, вам следует отправиться во дворец и отдохнуть, дабы набраться сил. - Анна Австрийская смотрит на молодого человека. - Прошу вас, господин де Гито, проводите графиню де Ла Фер.
- Я и сам хотел просить, чтобы Ваше Величество позволили мне помочь госпоже графине, - откликается тот с учтивостью.
Теперь, ежели кто захочет справиться, где была мадам, всегда сказать можно, что отдыхала в своих покоях, так как плохо себя чувствовала - лето, знаете ли, жара, в воздухе душном миазмы вредные летают... И всякий тут же вспомнит, как сделалось дурно ей на прогулке, а месье де Гито, как непосредственный участник, подтвердит.
Королева ещё несколько времени остаётся в саду после того, как уходит графиня. В тени деревьев кавалер качает на качелях даму. Фрейлины, устав от подвижных весёлых игр, бродят меж клумбами, тихо беседуя и собирая цветы. Пажи по пятам следуют за королевой, и капитан дворян свиты, поймав её взгляд, приближается к ней со шляпой в руке. Всё сильнее становится жара, всё ярче светит солнце, высоко поднимаясь в небе, даря своё живительное сияние. Смех, казалось, звеневший в воздухе, затихает, сменяется тишиной, лениво-расслабленной, полной неги, с лёгким налётом мечтательности.
- Довольно, - велит Анна, - время полуденное, пора во дворец. - Свита с облегчением подчиняется. Спустя около получаса королева отправляется в опочивальню под предлогом отдыха перед вечерними развлечениями. Донья Эстефания руками всплеснула, услышав, что собирается сделать её госпожа, попыталась отговорить: "Опасно. Будь причина самой безобидной, всё равно подозрения уж родятся". Но королева настаивает, и ничего другого не остаётся, кроме как как уступить. За десять минут до означенного времени отворяет королева дверь, связывающую спальню с комнатой её камеристки (прежде, к слову, принадлежавшую небезызвестной Констанции Бонасье), а отсюда другая дверь ведёт в коридоры Лувра. Накинув плащ на голову, спешит она по мраморным плитам, коими вымощен Лувр, и исчезает за одной из дверей покоев, отведённых дамам Её Величества в том же крыле, что и покои их госпожи. Лишь оказавшись там, вздыхает радостно.
- Мадам, - слегка волнуясь, зовёт она графиню, - всё ли у вас готово? - Ещё не поздно послушаться голова разума в лице дуэньи... Нет: королева позволяет помочь ей облачиться в деревенское платье, лёгким жестом оправляет кружево на манжетах.
- Что ж... Деревенская мода по-своему красива, - глядит в зеркало Анна Австрийская, поворачиваясь, чтобы рассмотреть платье.
Яркие рыжие локоны надёжно укрыты от чужих глаз, бархатная полумаска скрадывает черты. На служанок в таких платьях они не походят, а вот на богатых горожанок - при условии, что мягкий испанский акцент не выдаст - вполне. Или на дворянок из не очень знатной семьи.
Чуть-чуть нервничая, Анна Австрийская надвигает капюшон, запахивает плащ:
- Ведите нас, мадам.
...Спеша за графиней, королева подавляет в груди волнение: а как обнаружат? Ежели теперь кто-нибудь придёт и заметит её отсутствие? То говорит в ней страх; только оказавшись за пределами Лувра, успокаивается Анна Австрийская: не случилось никакого переполоха. У неё было чувство, будто каждый, кого они встречают, знает, что они затеяли, будто всем ведомо, что происходит. Если так, отчего ни один не остановил, не сказал ни слова? Для неё непривычно уже одно то, что действительно остаётся неузнанной, что не мелькает мгновенное узнавание во взорах людей. Она то и дело оглядывается на свою спутницу.
За пределами дворца окружает со всех сторон королеву шум голосов, море запахов. Она выхватывает отдельные, обрывистые фразы, невольно прислушивается. Странно видеть Париж "изнутри", не из окна кареты, не со ступеней дворцовых, не с высоты коня, а как бы снизу, будучи одной из среды горожан. Другой мир открылся перед нею, неведомый, чужеродный, непонятный, и ей необходимо притвориться принадлежащей этому миру, чтобы сохранить инкогнито. Она едва удерживается от того, чтобы не схватить за руку графиню. Однако ограничивается безмолвным вопросом: "Что теперь?"