как красиво вокруг Victor Frankenstein & Mina Murray эпизод недели
    Кролок сделал пальцами короткий жест и будто бы оставил письмо нетронутым в кармане камзола, но когда он развернулся и сделал шаг прочь, к расположившемуся в ванной Герберту, можно было заметить еще один жест, которым свернутый лист бумаги был аккуратно убран в рукав графского камзола за пышное кружево. Тайна, что навсегда останется личной. Сокровище, приносящее боль. Последняя память о божественном сиянии человеческой души. И беречь его граф без имени будет как святыню, недоступную и непостижимую ни для кого, кроме него самого — единственного существа, еще хранившего в памяти образ убитого горем отца. читать дальше
    нужны в игру
    активист и пост недели
    мультифандомный форум, 18+
    Мюзиклы — это космос
    Мы рады всем, кто неравнодушен к жанру мюзикла. Если в вашем любимом фандоме иногда поют вместо того, чтобы говорить, вам сюда. ♥

    Musicalspace

    Информация о пользователе

    Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


    Вы здесь » Musicalspace » Фандомные игры » behind the mask


    behind the mask

    Сообщений 1 страница 8 из 8

    1

    Фандом: The Phantom of the Opera
    Сюжет: основной

    BEHIND THE MASK
    https://forumupload.ru/uploads/001a/73/37/61/170857.gif

    Участники:
    Christine Dae, Erik

    Время и место:
    Подвалы Парижской Оперы


    ну вы поняли

    +3

    2

    Руки до сих пор жгло ее прикосновение. Эрик ощущал его непрестанно, будто раскаленная печать коснулась его и оставила неизгладимое клеймо. Кристин по своей воле взяла его руки в свои, заглядывала ему в глаза, пытаясь отыскать оправдание Призраку Оперы в своих собственных. Она касалась тех самых рук, которые одним легким и привычным движением затягивали удавку из кошачьей кишки на шеях тех, кто осмеливался встать у него на пути. Это всегда было просто. Эрика давно не мучила совесть за эти быстрые и чистые убийства - как прихлопнуть муху, ничего больше. Нынче же вечером, глядя на нежные пальчики, осторожно касавшиеся его пальцев, затянутых в перчатки, как в броню, он думал о том, что оскверняет эту чистоту. Вместе с Кристин он хотел верить, что ей удастся найти оправдание всем его деяниям, и если она не покинет своего учителя - это станет его искуплением.

    Если только она останется с ним - он откажется от греха, подобно Фаусту освободится от власти Мефистофеля, ради… Но он не был еще готов. Ревность, мучительная и яростная, мучила его сегодня более, чем когда либо. Он ревновал постоянно, не только к этому свалившемуся на голову именно в этот день мальчишке. Ревновал к подругам, к сцене и даже к самому себе - вернее сказать, к вымышленному образу, с которым общалась Кристин вместо него. Он хотел ее для себя, для Эрика, не для Ангела, не для Призрака, а для человека из плоти и крови. В своих мечтах он никогда не забредал дальше прикосновения к ее руке, локону волос или краю платья. Но вопреки доводам рассудка, Эрик желал, чтобы она знала, что он существует. Ведь это он был с ней долгие два года, он был для нее самым близким существом, он - Эрик! Ему она поверяла все свои страхи и горести. Никогда и ни с кем прежде он не был так интимно близок. И сам стал зависим от этой близости - теперь любое вмешательство в их хрупкий мир могло обернуться катастрофой. Он не хотел искать название тем чувствам, которые питал к Кристин. Ему была незнакома любовь, он страшился и не хотел называть свою болезненную привязанность любовью. Как-будто если произнести это слово - пути назад не будет ни для кого. Это пламя сожжет всех, кто окажется рядом. Молодой красивый виконт - это прямая угроза. И то, что Кристин пыталась скрыть от своего, тогда еще Ангела, свою давнюю дружбу с виконтом, говорило о том, что их мир уже дал трещину. Придется убить мальчишку.

    Он был счастлив и одновременно жалел, что явился ей во плоти. Сколько раз ночью, тайно, он поворачивал зеркало и бесшумно приближался к своей спящей ученице. Ее сон был тих и безмятежен, он мог слышать ее ровное дыхание и касаться ее волос. Это было просто - быть рядом. Отчего же этого стало недостаточно? Но даже если бы он сумел обуздать самого себя, все не могло оставаться по-прежнему. Кристин взрослела, теперь к ней придет успех, она будет на виду, ей будут интересоваться. Только вопрос времени, когда Кристин перестанет верить в Ангела, сама сложит два и два и поймет, что ее Ангел и Призрак - едины во плоти. Уж лучше было предупредить ее догадки и представить ей свою двойную жизнь в нужном ему свете. А теперь он видел, как в ее глазах родилась тень, которой не было прежде. Этой тенью было сомнение. Сомнение в нем, пока не достигшее размера разочарования, но оно будет. 

    Потому что от Эрика не укрылось и как Кристин смотрела на его маску. Он знал этот взгляд и что за ним следует. Всегда. Ни Психея ни Эльза не смогли сдержать любопытства к тайне своих возлюбленных. Так почему же Кристин должна оказаться равнодушна к маске Эрика? Он не предлагал ей любви, лишь стремился показать ей красоту мира, в котором он прячется от людей, от себя и от жизни. Это был мир, рожденный его необъятной фантазией. Он не был похож на райский сад - искусство не обязано быть светлым и приятным, это был мир причудливый и сложный. Разве она захочет так легко отказаться от всего этого? Его Кристин, усердная ученица, преданная искусству, постигающая его подлинные глубины с искренней страстью художника. Ему все еще было, чем ее удержать. Уже глубокой ночью, когда весь театр сверху донизу спал, погасив огни, он тихо и просто назвал ей свое имя и предупредил:

    - Я всегда буду вашим другом, Кристин, и вам не нужно бояться меня. Но вы не должны прикасаться к этой маске или спрашивать меня о ней. Вы слышите - никогда!

    Став окончательно Эриком и отбросив все другие личины для одной Кристин, он неосознанно стал обращаться к ученице на “вы”. Так, будто они обыкновенные люди, беседующие в гостиной, как равные. Ангелу были не к лицу светские манеры, а Эрик, хоть и утратил навыки человеческого общения, сохранил толику воспитания, привитого ему матерью. Он устоял перед томящим желанием упасть к ногам Кристин, сохранив пока свое менторское достоинство, и, пожелав доброй ночи, проводил гостью в то место его странного жилища, что он именовал “гостевой комнатой”. Эрик задержался на миг у прикрытой двери, держа в руке ключ от комнаты Кристин, но, сделав над собой усилие, оставил дверь незапертой, а ключ повесил на крючке у входа.

    Это была вполне уютная и опрятная комната, действительно похожая на человеческое жилище, в отличие от всего остального необыкновенного пространства. Стены в “гостевой” были обклеены насыпными обоями и украшены белыми фризами, обстановка тоже была добротная: ореховая мебель, ковры на полу и пейзажи на стенах. Освещалась комната газовыми лампами с зелеными абажурчиками. Разве что слой пыли на всех поверхностях выдавал отсутствие у Призрака экономки. Впрочем, все белье было чистое, потому что было новым, купленным “на случай гостей”. Последние месяцы хозяин обманывал себя, отрицая, что не готовится принимать гостей. Но в глубине души всегда знал, что после дебюта Кристин окажется здесь. Знал, что не сможет устоять перед этим искушением, и страшился этой минуты до конца говоря себе, что это лишь блажь.
     
    У Эрика имелась и собственная спальня - неуютная комната с узкой кроватью, слишком искусственно пытавшаяся напоминать нормальное человеческое жилище. Эрик ненавидел ее за то, что она слишком походила на него самого - жалкое подобие человека, и почти никогда не спал в ней. В эту ночь Эрик оставался в гостиной - огромной комнате, чьи очертания не были вполне ясны, потому что она была слишком похожа на шкатулку с чудесами и секретами или на мастерскую художника - иначе говоря, на что угодно, кроме благопристойной гостиной. Но хотя бы сырость “Авернского озера” не тревожила обоняние обитателей. Он не сомкнул глаз, разве что впадал по временам в забытье. Он охранял покой своей гостьи, или, может быть, свой собственный - никогда еще в доме не было гостей, а он был настолько безрассудно вежлив, что не запер гостью в ее комнате.

    +3

    3

    Помню матовый туман,
    Что клубился над зеркальной водой.
    Лодка тихо проплывала
    Средь мерцающих свечей.
    И в лодке той был человек...

    Говорят, никто и ничего лучше дома не поведает о сути характера хозяина. Сейчас Кристин охотно могла бы подтвердить это сама - всё, что окружало её сейчас, словно являлось частью грандиозного спектакля. Подземелья Оперы, прежде казавшиеся ей холодными и безжизненными, обросли причудливыми декорациями, которые Кристин никак не ожидала увидеть именно здесь. Даже маска, скрывавшая лицо мужчины, словно отдавала дань обычаю не выходить из образа вне сцены. Оттого мадемуазель Даэ не отпускало ощущение нереальности происходящего. Что здесь игра, всего лишь морок, а что нет? Быть может, настоящей была только она одна?

    Таинственный хозяин дома, казалось, только сейчас открылся ей по-настоящему, но так и не позволил развеять все сомнения дорогой ему ученицы. Эта маска... Честному человеку скрывать нечего, не так ли? Или может Кристин всё в свойственной ей манере приняла близко к сердцу, и это лишь странный каприз человека искусства, так ревностно охранявшего своё личное пространство? Настолько, что не позволил бы и самой близкой душе переступить эту черту. Если не кривить душой, театр не страдал от недостатка личностей неоднозначных, а подчас и вовсе странных. Что уж греха таить, и Кристин за спиной называли чудачкой. Так пристало ли ей судить?

    Долгое время учитель и его преданная ученица шли к этому моменту. Не единожды Кристин ощущала, что он понимает её так, как другие не смогут. Сам «Ангел» не раз подчёркивал её избранность, недоступность другим того, чем обладает она. И Кристин поверила. Поверила, что они из одного теста, что они - особенные, их судьба - следовать вместе на пути к вершинам искусства. И вот почему единственным зрителем в этом удивительном спектакле оказалась она, Кристин. И все же речь шла не только о том, как понимать происходящее вокруг. Кристин стремилась решить для себя непростую задачу, каким же образом ей повести себя дальше, учитывая такое странное положение дел. Разве она так спокойно смирилась с обманом своих ожиданий? Готова ли она принять этот мир, как свой родной? Да и, наконец, пристало ли воспитанной мадемуазель оставаться у мужчины, которого увидела лишь сегодня, ещё и без подобающего сопровождения? Даже если у этого человека она, по сути, выросла на глазах. Ангел Музыки пришёл, чтобы заменить ей отца, ушедшего на небеса, стать проводником его воли. А теперь…

    … теперь, когда, без преувеличения, весь её мир перевернулся, в груди Кристин закипали противоречивые чувства: она не знала, плакать ли ей от осознания бесповоротности своих решений или посмеяться над той наивностью, с какой собственноручно вручила власть над своей жизнью невидимому учителю. Безмолвная и будто бы оцепеневшая, она стояла на пороге той комнаты, куда привёл её «Эрик», как назвался ей сам хозяин. Сказать ничего не успела, так до конца и не поборов волнение, навалившее на неё с той силой, с какой перехватывает дыхание и замирает сердце, прежде чем дверь затворилась. Теперь, оказавшись одна, Кристин не спеша огляделась и с удивлением обнаружила, что именно этот уголок во всём подземелье более всего походил на обычную комнату. По всей видимости, подумалось девушке, здесь давно не ступала нога гостя. Впрочем, и сам хозяин сюда, вероятно, заглядывал редко. Пройдя вглубь комнаты, она сделала ещё одно открытие: отсутствие зеркал. Деталь незначительная, но, однозначно, любопытная. При этом на полках Кристин обнаружила и туалетные принадлежности, которые могли бы пригодиться даме, вроде гребня, и даже аккуратную стопку вещей (которые, однако, мадемуазель Даэ решила не трогать).

    В конце концов, с отяжелевшей головой от роившихся в ней беспокойных мыслей, Кристин опустилась на край кровати и устало прислонилась головой к стене. Она пыталась осмыслить своё положение, пыталась убедить себя, что нужно что-то предпринять. Как далеко ушёл хозяин дома? А вдруг он снова незримо наблюдает за ней, как привык за долгие годы, только теперь находясь ещё ближе? Но события вечера уже немало утомили гостью, так что, невольно прислушиваясь к окружающим звукам и одновременно всё больше погружаясь в себя, Кристин провалилась в полудрёму, сама того не осознавая.

    Капля за каплей бежала по стенам мрачного помещения, больше напоминающего склеп. Но сырость и холод – лишь малая часть из того, что могло бы потревожить юную душу, томящуюся в одиночестве. Узница казематов, давно привыкшая к темноте, всё равно продолжала оглядываться, будто надеялась кого-то увидеть. Того, к кому тянулась всем сердцем. И её услышали – явился тот, кто сумеет её освободить, унести с собой, как на крыльях, в чертоги иного мира... или всё-таки это был не он? Кто на самом деле услышал молитву Маргариты? Высокий силуэт неслышно отделился от стены и направился к коленопреклонённой. Предчувствие подсказывало – это тот, кого она с нетерпением ждала. Но облик его так сильно изменился, что заставил усомниться: этот алый плащ и страшная маска дьявола на лице… что случилось с её небесным заступником? Девушка встаёт и протягивает к нему руки, но он лишь отворачивается, зовёт – он пятится, шепча, чтобы она не прикасалась к нему. Ей чудится, что его поразила болезнь или страшное проклятье. Как в сказке, где за ликом чудовища на самом деле скрывается светлая страдающая душа, которую может исцелить лишь такая же, исполненная добра и милосердия. Так к чему тогда скрывать это за этим нелепым маскарадом? Однако стоило лишь коснуться кончиками пальцев маски, как тишина рассыпалась на осколки звуков, которые будто выбили почву из-под ног девушки. Тихие и мелодичные, они прерывались то ли едва слышным треском, то ли скрежетом каких-то механизмов...

    По крайней мере, так показалось Кристин в тот момент, когда, содрогнувшись, она резко распахнула глаза. Затем шумно выдохнув, та вцепилась в подол своего уже потрёпанного сценического костюма из последней сцены «Фауста» и испуганно огляделась. Первые секунды ей казалось, что это всё та же гримёрная, в которой прошла большая часть её сознательной жизни в качестве хористки, а теперь уже и солистки Парижской Оперы. Но слишком многое, что предстало пытливому взору юной Даэ, указывало на обратное.
    «Так мне всё это не приснилось?», – подумала Кристин, холодея внутри.

    Перед глазами пролетали, сменяя друг друга, картины прошедшего вечера, до того невероятные, что легко перепутать со сном. Пусть ей так и не удалось отдохнуть, оставаться дольше здесь, в этой комнате, мадемуазель Даэ не желала. Она до сих пор не знала даже, сколько минуло с тех пор, как её нога ступила на берег подземного озера. Ощутить течение времени становилось непросто. Монотонность убаюкивала, пусть Кристин и противилась этому, не в силах перестать думать о жизни, может быть, прямо сейчас бьющей ключом за пределами этого странного мира. Там, где остались и Мэг с мадам Жири, и Рауль… что если они её потеряли? Разве же кто догадается, что она здесь? Впрочем, с виконтом Кристин рассталась на такой ноте, что её всё ещё терзали сомнения – а захочет ли он увидеть свою подругу детства снова?

    Но размышлять об этом дольше Кристин себе не позволила. Она поднялась, небрежно и скорее по привычке, нежели в эту секунду всерьёз беспокоясь о своём облике, расчесала спутанные кудри и наскоро расправила смятую ткань платья. После пробуждения слабость всё ещё разливалась в её теле, не говоря уже о неприятном холодке, пробегавшем по коже. Помедлив в нерешительности перед дверью, Кристин нажала на ручку, и та послушно отворилась, открывая путь дальше. Девушке даже стало любопытно, закрываются ли здесь в принципе двери, особенно, если учесть нелюдимость хозяина. Так или иначе теперь она могла это проверить. Хотя сейчас, предоставленная сама себе, Кристин ощущала себя несколько скованно, интерес к происходящему вокруг отнюдь не угасал. Она неожиданно вспомнила звуки, что порвали хрупкую ткань сна. Что же всё-таки это было? Или ей лишь почудилась музыка, взявшаяся словно из ниоткуда? Почти под самым потолком Кристин заметила небольшое окошко, до которого дотянуться без лестницы, увы, не представлялось возможным. Зато рядом находилась дверь, к которой, недолго думая, направилась девушка. Вот только о том, что ещё никто по доброй воле туда не ступал, мадемуазель Даэ, конечно, было невдомёк. Как и о том, что в ничем непримечательной комнате может скрываться целый тропический лес, и что зеркал, которых она не обнаружила, великое множество скрыто именно там.

    Отредактировано Christine Daae (2025-03-23 20:33:35)

    +3

    4

    Забытье, которое все же волнами накрывало Эрика, утомленного бессонницей предыдущих ночей и чрезмерным нервным напряжением минувшего вечера, сливалось с реальностью: он дремлет здесь же, склонив голову на беспорядочный ворох бумаг, испещренных нотами. Шелковые ленты, удерживающие маску на его затылке, расплелись, и Эрик сквозь сон неотступно и с тревогой думает о них и о ключе, висящим на крючке у гостевой комнаты. Он слышит легкий шелест шагов - сколь непривычный звук здесь, столь и желанный. Этот шелест заворожил его и развеял тревогу. И вот уже он чувствует легкое прикосновение нежных пальчиков к своим волосам. Вместо того, чтобы насторожиться и предупредить следующие действия, он наслаждается этими прикосновениями. В следующее мгновение маска уже сорвана с его лица, и он испытывает такую боль, будто с него содрали кожу, а не маску.

    Он вскочил, мгновенно сбросив дрему, - сон был неглубоким, но казался таким реальным, что сердце его бешено колотилось от пережитого ужаса, холодный пот выступил на лбу и висках. Эрик провел рукой по лицу - маска держалась крепко, даже лента не ослабла. Сколько он дремал, который теперь час? Он вытащил часы из жилетного кармана и убедился, что его забытье продлилось не более часа. Однако наверху, там, где есть небо и солнце, уже рассвело. У Призрака были неотложные дела на это утро.

    Стараясь унять сердцебиение, Эрик почти бегом направился к комнате, где спала его гостья. Не решаясь отворить дверь, он приложил ухо к двери, надеясь убедиться, что Кристин мирно спит. К счастью, его слух, как и стены, были достаточно тонки, чтобы он смог уловить ровное дыхание своей Маргариты. Он снова с тяжким сомнением поглядел на ключ, но убедив себя, что должен показать Кристин свою добрую волю, как и то, что она свободна в его доме, оставил все как есть. В конце концов, он отлучится не более, чем на час, разве может что-то произойти? Вероятно, она будет так же мирно спать, когда он вернется. Он быстро написал несколько писем, отмахиваясь от мыслей о том, что Кристин не одобрила бы его поведения. И если он хочет встать на путь истинный.. Нет, эти письма помогут ему устранить все препятствия на этом пути, он делает это ради ее же блага.

    Эрик написал послание виконту де Шаньи, чтобы тот поостерегся приближаться к Кристин - у нее уже есть могущественный покровитель, и в других мадемуазель Даэ не нуждается. И пусть это звучит двусмысленно - тем лучше! Главное, сам Эрик и Кристина знают, что их связь чиста и невинна. А когда все препятствия исчезнут, ему уже не надо будет лгать и грешить, потому что он будет счастлив. Если же этого не случится, то ему не страшны все черти в аду - все они его старые знакомцы.

    В письме господам директорам он учтиво поблагодарил администрацию за мудрость и прозорливость в решении отдать партию Маргариты минувшим вечером Кристин Даэ, и выразил надежду, что ближайшие спектакли будут также отданы подающей большие надежды дебютантке. Кроме того, он настойчиво советовал подумать о том, чтобы отдать ей партию Альцесты в предстоящей серии представлений оперы Глюка, и добавил к этому несколько дополнительных комментариев о качестве представления и пожелания, касавшиеся лично П.О.

    Другие письма предназначались господину дирижеру и отдельным исполнителям в оркестре и на сцене. Письма эти были безукоризненно вежливы и содержали дельные технические советы, к которым в самом деле стоило прислушаться, как если бы сам факт их существования не был грубостью, а автор - Призраком Оперы.

    Написав и запечатав письма - это был его вполне повседневный ритуал, можно сказать, профессиональная ответственность - он чуть было не бросил их тут же в огонь. Такой нелепостью ему показались все его мелочные занятия после того, что он испытал этой ночью. Он чувствовал, будто стоит на скале, овеваемой всеми четырьмя ветрами, под его ногами бушует океан, небо и камни раскалываются на части, и он вот-вот упадет в пропасть. Но возможно именно эти рутинные и глупые занятия еще позволяли ему удерживаться на земле.

    Он собрался было покинуть свое жилище, но прежде ноги вновь привели его к заветной двери. Он закрыл глаза и медленно и с чувством провел по ней ладонью, должно быть, мечтая о чем-то невыразимом. Еще раз прислушавшись к мерному дыханию Кристин, он взял себя в руки и отправился исполнить роль призрачного почтальона. Он доставил письма каждому в собственный кабинет или за ободок зеркала в гримерной комнате.

    Вернувшись, как и планировал, приблизительно через час, Эрик почти сразу почувствовал, что что-то не так. Что-то едва уловимое в атмосфере. Он тут же бросился к “гостевой” и, обнаружив, что дверь открыта, а комната пуста, почти догадался о том, что произошло. Проклиная себя, холодея от ужаса и обливаясь потом, он в несколько шагов долетел до окошечка, которое от всей души надеялся застать погасшим. Но оно горело противным желтым электрическим огнем, выделяясь на фоне тускло освещенной догоравшими свечами комнаты.

    Рывком он открыл дверь, едва не сорвав ее с петель. Кристин лежала на горячем полу, волосы ее разметались по полу, глаза были закрыты, лицо и тело покрыто испариной. Эрик издал нечеловеческий рев ужаса, как раз подходящий для конголезского леса, который, быть может, убил их обоих. Эрик знал, что убил бы себя тут же, если бы Кристин оказалась мертва. Он подхватил девушку на руки и вынес прочь из “камеры пыток”, клянясь себе уничтожить эту комнату и кляня себя последними словами за то, что не уничтожил или хотя бы не запер ее раньше.

    Эрик положил Кристин на кушетку и взяв ее запястье убедился, что она жива. Слезы облегчения полились из его глаз неудержимым потоком. Нужно было отнести Кристин на воздух, но это было слишком трудно и долго. Зала, в которую он отнес ее, сносно продувалась потоками воздуха, поступающими с озера. Эрик обтирал лицо, шею и руки Кристин полотенцами, смоченными в холодной воде, чтобы снизить температуру  тела. Он не решался прикасаться к ее одежде, хотя любой доктор на его месте сделал бы это. Кристин не приходила в себя и Эрик приходил в отчаяние. Как смел он думать, что имеет какие-то права на нее? Он уничтожает все чистое, к чему прикасается. Как опытный человек, он знал, что Кристин не могла пострадать серьезно и должна скоро очнуться. Но знание не умаляло иррациональный ужас, душивший его.

    - Кристин!... - в отчаянии шептал он, заливая слезами ее горячую руку, к которой прижимался лицом в маске, - Кристин!...

    +1

    5

    С лёгким щелчком дверного замка захлопнулась ловушка для незваной гостьи, отрезая ей путь к отступлению. Заворожённая увиденным, Кристин поначалу даже не заметила этого: её изумлённому взору предстали окутанные мраком лесные дебри. Любой, даже самый здравомыслящий человек если и примет на веру, что это лишь очередная декорация, обман, то явно не без труда. Казалось, вот-вот из кроны застывших деревьев с пронзительным писком, клекотом, щебетом выпорхнет шумная стайка птиц – место вовсе не выглядело безжизненным, как дом на озере.

    Но, не успев и ахнуть, мадемуазель Даэ увидела, как на таинственный лес обрушилась всепоглощающая, сокрушительная волна света. Но резь в глазах оказалась, конечно, не самой большой неприятностью в её положении. Мягкое тепло стремительно обращалось в нестерпимый жар. Ни тени, ни ветерка. Духота усиливалась, а с нею – неясный страх. Дурное предчувствие. Но было уже поздно. Напрасно Кристин барабанила в дверь, напрасно срывала голос. Никто ей не отвечал. Только лес равнодушно наблюдал за мучениями «шведского соловья», угодившего в его западню. Не имело значения, кто попал в печально известную камеру пыток, – злейший враг или преданная ученица создателя этого страшного творения.

    Она не кричала «помогите!» в пустоту, обращаясь к невидимому спасителю. В её мольбах звучало лишь одно имя – хозяина, который убеждал, что ей нечего здесь бояться. На помощь иных, случайных путников, она, конечно, и не надеялась. Ни на добрую подругу Мэг, ни на мадам Жири, в каком-то смысле заменившей Кристин её собственную матушку. И, конечно, ни на Рауля, вероятно, уже разочаровавшегося в своей крошке Лотти и даже не знающего, в какой она беде. А Эрик… Кристин больше всего боялась, что тот единственный, кто способен открыть ту злополучную дверь, мог попросту её не услышать или вовсе оставить одну. Теперь она один-на-один с этим дьявольским лесом, теперь нагоняющим почти животный страх. Тени деревьев стремительно росли, удлинялись, жадно протягивая к хрупкой, и без того ослабевшей девушке острые, когтистые лапы, словно то был хищник, готовый наброситься на дрожащую, загнанную в угол жертву.

    И всё же очень скоро наступила странная апатия – слёзы высохли, мышцы налились тяжестью, пока голову изнутри разрывала невыносимая боль. Кристин обессиленно стекла на раскалённый пол, теряясь в лабиринте разрозненных мыслей. Мучения длились недолго – веки девушки опустились, стихла на губах едва слышная молитва, уже неизвестно к кому обращённая. Этот обморок, по всей видимости, оказался спасительным – Кристин не успела разглядеть среди ветвей «заботливо» накинутую петлю, к которой рано или поздно приходили все отчаявшиеся узники.

    А затем… затем были крупные бусины капель, тонкой нитью бежавшие вдоль запястья, к лицу и шее. Солёные прохладные капли, будто из моря, которое так любили старик Даэ и его дочь, омывали почти мраморную кожу, придававшую Кристин сходство скорее со статуей, нежели живым человеком. В этот момент ещё не мысли, но неясные образы проклюнулись сквозь марево боли, тяжёлым обручем давившей на голову. Обрывки хрупких воспоминаний из детства, к которым неодолимо тянулась душа Кристин: прогулки с отцом вдоль берега, случайные встречи со словоохотливыми рыбаками, любившими рассказывать невероятные байки о чудищах из глубин и, конечно, нежный голос скрипки, казалось, усмирявшей буйный нрав суровых волн.

    Сменяя друг друга, они вскоре исчезали во тьме. Ни за одно из них девушка не могла зацепиться, но сознание постепенно уже возвращалось к ней, как и прежние краски – бледность ушла, и кожа слегка порозовела. Пальцы, касавшиеся края маски, дрогнули. Наконец, Кристин издала слабый стон. Язык едва ворочался во рту, но, с трудом разлепив пересохшие губы, она произнесла одно лишь слово:
    – Пить…

    Уже после, ощутив облегчение, девушка, наконец, задышала полной грудью. Веки затрепетали, она подняла взгляд на Эрика. Лицо учителя расплывалось перед глазами, как ни пыталась мадемуазель Даэ сфокусироваться на нём. Но белеющее пятно на одной стороне лица не оставляло сомнений – это точно он. Тонкая морщинка прорезала лоб, брови слегка сведены, уголки губ опущены – казалось, Кристин была очень обеспокоена увиденным. Она легко провела кончиками пальцев по гладкой прохладной поверхности маски, собирая солёную влагу. В глазах молодой певицы поселилось неподдельное удивление.
    – Вы… вы плачете?..

    Живая эмоция, и настолько сильная, какую Кристин ещё не видела у Эрика до сего момента своими глазами. Едва пришедшая в себя, девушка осторожно огляделась и тут же попыталась подняться на локтях самостоятельно, хоть ей и удавалось это с большим трудом.
    – Что было... там? Для чего? – туманно вопрошала она чуть дрожащим голосом, осторожно подбирая слова и с некой опаской поглядывая на своего спасителя.
    Память о произошедшем отчего-то не накрыла её осознанием едва не случившейся трагедии. Словно Кристин до конца и не понимала, что именно с ней случилось. По крайней мере, пока.

    +1

    6

    Только стон вывел Эрика из слепого отчаяния, он уже не замечал ничего вокруг и перестал чувствовать время. Он протянул Кристин стакан прохладной подсоленной воды и помог напиться, осторожно придерживая обессиленную девушку за плечи. В прошлом он провел много дней в пустыне, путешествуя на верблюдах с караванами торговцев, или в одиночестве, еле ворочая ногами в густом песке - спасаясь бегством от непостоянства своих покровителей. От опытных путешественников он научился всегда иметь при себе в пустыне что-нибудь соленое, что задержит воду и даст возможность организму дольше сопротивляться перегреву. 

    Эрик еще оставался подле ее ложа на коленях, держа в руке опустевший стакан, не в силах отвести от девушки глаз. Кристин практически покоилась у него в объятиях, и Эрик забывал дышать. Но когда она потянулась и прикоснулась к его маске рукой - в ужасе отшатнулся. Будь это не маска, а нормальное человеческое лицо, Эрик был бы тронут этим прикосновением, мог бы увидеть надежду на возможное сближение. Ведь это был интимный жест, как если бы он, Эрик, был ей не безразличен. Но увы, жест и слова Кристин напугали и отрезвили его, он поднялся на ноги и отвернулся, сгорая от муки задетой гордости, заковываясь обратно в свою броню. Он не мог даже стереть остатки предательских слез с лица, чтобы не уронить себя. И не увидел тени страха в глазах Кристин, когда она спрашивала про “камеру пыток”.

    И все же он виноват перед ней и задолжал объяснение насчет конголезского леса. Кристин незачем было знать подробности. В конце концов - это красивая и изобретательная вещица, если не догадываться о цели ее создания. А то, что случилось с Кристин - случайность, ведь она оказалась там случайно, одна, без хозяина. Разве можно предположить, что это “камера пыток”, выполняющая функцию неумолимого стража для незваных гостей, если не знать наверняка.

    - Это шкатулка. Сувенир. Напоминание о сладостных ночах Мазендарана. Хорошо, что вы ничего о них не знаете, Кристин, вам и не нужно. Там было очень жарко. Ведь я много путешествовал до того, как оказаться здесь. Простите меня, вчера я был слишком взволнован из-за нашего свидания, чтобы показать все мое жилище, и позабыл вас предупредить. Ах, я уничтожу эту комнату, обещаю вам. Я бы умер, если бы вы…

    Слова извергались из его искривленных губ бессвязным потоком без всякого перехода. Эрик все еще стоял спиной к Кристин, обхватив себя руками за плечи и тяжело дышал. Теперь, когда их обоих уже не окутывала дымка экстатических впечатлений вчерашнего вечера, он чувствовал себя с ней так, будто был без кожи - чуть коснись и жгучая боль пронзит все тело. Два года он был для Кристин сверхъестественным и непогрешимым существом. Теперь же перед ней все его плотское ничтожество. Он выдал ей себя, она знает о его уязвимости и сможет этим воспользоваться. Подспудно в его речь ворвалось затаенное желание рассказать ей что-нибудь о себе, чтобы она поверила, что он человек, обыкновенный, из плоти и крови. Когда-то у него даже была мать, как у всех. А его биография была не хуже любого авантюрного романа, правда герой в нем не обаятельный прохвост, а изобретательный убийца. Не это он бы хотел ей поведать о себе. Да было ли хоть одно незапятнанное воспоминание в его жизни?

    Эрик замолчал и дал себе время выровнять дыхание и собраться с мыслями. Прежде всего стоило убедиться, что Кристин действительно в порядке и не пострадала всерьез. Он вернулся к ее ложу и приложил тыльную сторону своей ладони к ее лбу, надеясь, что  прикосновение его холодной ладони не будет ей слишком неприятно. Сейчас он был ее доктором, а доктор имеет право касаться лба своей подопечной. Ее температура, безусловно, динамично спадала, Кристин была вне опасности, дальше организм все сделает сам. Эрик пришел вовремя.

    - Как вы себя чувствуете, дитя мое? - он нехотя убрал руку и безвольно опустил ее. - Вы теперь скоро поправитесь. Что я могу сделать для вас? Я подверг вашу жизнь опасности. Вы захотите покинуть меня?

    +1

    7

    Кристин никогда не считала себя по-настоящему смелой. В детстве она пугалась даже раскачивающихся на ветру занавесок, которые в её богатом воображении представали нежитью из сказок похлеще ужасных баек Жозефа Бюке. С взрослением «крошки Лотти» страхи тоже, казалось, выросли. Умирая, отец невольно оставил её один-на-один с самым главным из них – оказаться беззащитной перед ощущением беспредельного одиночества. Она не сразу разглядела в Опере свой дом, а в балетмейстере и её дочери – самых родных ей людей, не говоря уже об Ангеле Музыки. Но, оказавшись в ловушке таинственного леса, Кристин снова уловила те же леденящие нотки страха, дышавшего ей в затылок в тот момент, когда казалось, что никто не придёт и не поможет.

    И в эту минуту Кристин с разочарованием наблюдала, как учитель вновь закрывается от неё. Она ничего не успела сделать, только беспомощно опустила взгляд, не понимая, чем заслужила такое. Что прочёл Эрик в её невинном жесте? Кристин почти бессознательно коснулась маски. Видимо, одного этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы Эрик снова решил, будто она готова нарушить его запрет. Лицо девушки вспыхнуло. Она уже и не ждала, что ей ответят. Но, едва потянулся рассказ о той странной комнате, Кристин мигом осознала, насколько же странно это всё звучит.
    «Ночи Мазендарана?», – мысленно повторила она.

    Действительно, юной мадемуазель ничего о них не было известно. Как и о том, что Эрик повидал многое в пути, прежде чем по какой-то причине отыскал приют на берегу подземного озера под Оперой. Он говорил так быстро, что девушка не успела бы и слова вставить. Вопросов ничуть не убавилось, но от всего произошедшего и так голова шла кругом. Если б только откинуться на подушки и забыться долгим крепким сном, а проснуться в знакомом ей безопасном мире, где нет места таким выматывающим душу загадкам и волнениям (даже если потом ей придётся столкнуться с приступами истерии у Карлотты или строгим ворчанием мсье Рейе)!

    А Эрик всё продолжал говорить, и в его голосе Кристин почувствовала внутренний надлом. Вряд ли, пребывая в шоковом состоянии, она понимала так же хорошо, как и он, насколько серьёзной опасностью грозила ей "прогулка" по лесу. Лишь воспоминания о нестерпимой жажде и головной боли потрясали её. Разумеется, ни за что Кристин не вернулась бы туда. Особенно после слов Эрика или скорее даже от этой пугающей недосказанности. «Если бы»… от этого «если бы» её бросало в дрожь, пуская перед мысленным взором самые мрачные картины возможного исхода. Сдавленно выдохнув, она уставилась неподвижным взглядом на свои руки, которыми она била со всей силы по двери в попытках выбраться из смертельной ловушки и, помедлив, прижала ладони к губам, едва слышно зашептав: «нет… нет!».

    Сомнений нет, что и сам хозяин тяжело переживал за её состояние, из-за чего сердце девушки сжималось ещё сильнее. Разве могла она сейчас обрушиться на него с гневной отповедью? Нет, Кристин молчала, опустив глаза. Вскинула голову она только в тот момент, когда холодная ладонь опустилась ей на лоб. Её глаза, большие, похожие на оленьи, распахнулись шире. Девушка невольно лишь повела плечами, но не уклонилась от прикосновения. Да ей и не хотелось сделать что-то, что заставит Эрика снова закрыться от своей ученицы.
    – Я очень испугалась, – несколько растерянно проговорила она, пересаживаясь уже на край ложа. – Но сейчас мне стало легче. И голова почти не болит.

    Кристин даже попыталась ободряюще улыбнуться, но тяжесть на сердце не делала её искренней. Она и не думала пожаловаться на усталость, но поделиться своей обеспокоенностью сочла нужным, каким бы печальным ей ни казался тон Эрика. Да, она думала покинуть дом на озере. И, возможно, сейчас был самый подходящий момент. Но теперь простое любопытство обернулось для Кристин той жаждой, которую теперь не так просто утолить, своеобразным вызовом или же скорее желанием доказать себе и Эрику кое-что очень важное.
    – Вы говорили, что здесь мне опасаться нечего, – набрав побольше воздуха в лёгкие и подбирая слова, произнесла Кристин как можно более ровным тоном, хотя глаза, наполненные влажным блеском, обмануть не могли. – Теперь… я не знаю, как могу находиться здесь, не понимая, что меня ждёт, что ещё от меня скрыто…

    Она помолчала немного, после чего встала и, будто стряхнув с себя часть волнения, проговорила быстро:
    – Для вас я, возможно, и правда ещё неразумное дитя, – произнеся это, она невольно поморщила носик, как когда-то и правда делала в детстве и ранней юности. – Понимаю, вы просто хотите меня уберечь. Но эти загадки… они только пугают и отдаляют ещё больше. Отдаляют меня от вас. Я просто не хочу бояться. И верю, что вы мне поможете.
    Да, теперь перед Кристин больше не находился её ангел, но с кем ей теперь предстояло оказаться рядом – тоже для неё загадка, которую учитель по непонятным для неё причинам не спешил раскрывать. Девушка теперь снова смотрела ему в глаза, снова доверительно общалась, несмотря на всё произошедшее, но становилась уже более настойчивой. И даже если Эрик попытается снова от неё отвернуться, так просто она не сдастся.

    Отредактировано Christine Daae (2025-05-01 12:46:35)

    +1

    8

    Когда Кристин прижала в страхе ладони к губам, Эрик заметил на них покраснения и даже ссадины. Но когда волнение и страх за жизнь Кристин начали его вполне отпускать, он вдруг устал чувствовать себя виноватым. Внезапные перепады настроения были ему свойственны. Он в своем доме и, пожалуй, в достаточной мере выразил свое сожаление. Любопытство до добра еще никого не доводило - очередное доказательство уже было здесь только что представлено. Разве, находясь в гостях в благовоспитанном доме, принято входить в неизвестные комнаты без разрешения хозяина или, по крайней мере, без провожатого в виде горничной? Вряд ли нравы так сильно переменились с тех пор, как он перестал знаться с людьми.

    Он отметил, что и его прикосновение, похоже, все же было ей неприятно. Это было больно и оскорбительно сознавать, хотя другого он и не ждал. Кристина по-прежнему предпочитает бесплотный и безгрешный мистический дух живому человеку. Его взгляд переменился, стал изучающим и настороженным. Эрик поднялся и выпрямился во весь рост. Вся его поза теперь говорила о гордом достоинстве, но он был напряжен, как кошка, готовая в любой момент сорваться с места.

    Кристин не усвоила урок с "камерой пыток", и история жен Синей Бороды, по-видимому, была ей незнакома, раз и она хочет открыть все его потайные двери. Эрик вдруг как-то сник, представив себя в роли проводника-экскурсовода - как это будет нелепо и по-мещански жалко, Вергилия здесь из него не выйдет - не тот размах, да и жилище его куда прозаичней, чем можно было бы ожидать. Накануне ночью она видела все, что сколько-нибудь заслуживало внимания. Чего же она ожидает увидеть, пещеру Али Бабы? Теперь из чистого женского любопытства ей хочется отведать чужих тайн. А способна ли она хранить их? Не выдаст ли она его полиции из страха? Он теперь для нее чужой и опасный, он - Призрак Оперы, о котором ходит столько ужасных слухов. Правда, она имеет право на толику правды, и он вовсе не прочь рассказать ей некоторые детали своей жизни. Ведь он знал о Кристин буквально все, иногда и то, чего она сама по наивности, не замечала. Он не поверил последним словам Кристин о том, что она не хочет отдалиться от него. Счел за манипуляцию и попытку усыпить его бдительность, он сам часто поступал именно так. Нет, девочка, у тебя не получится вертеть Эриком, как любят делать все представительницы твоего пола со своими любовниками.

    - Я не делаю одних и тех же ошибок дважды, - прохладным тоном произнес Эрик, - теперь я приму все возможные меры для того, чтобы вы не могли в мое отсутствие подвергнуть себя опасности. Эта комната более не должна вас тревожить. Других секретов в моем доме нет. Чтобы избежать опасности - не пытайтесь пересечь озеро без меня. Вы не удержитесь в лодке. Только и всего. - это была чистейшая правда, лишь с малой долей умолчания - подземные воды так же таили в себе ловушки, и только он знал, как их избегнуть.

    Эрик хотел было вновь напомнить Кристин, что она не должна касаться его маски, но побоялся только еще больше разжечь огонь ее любопытства. Кристин была разочарована, он понимающе прикрыл веки и коротко кивнул ей, все же смягчаясь.

    - Вы имеете право знать что-то обо мне. Мы были рядом так долго... - по его спине пробежала холодная дрожь, когда он произносил эти слова, и с большим трудом подбирал следующие, - Все, чего я хотел... Вы помните тот вечер, когда вы пели на сцене? Я будто услышал ваш голос, нет, не таким, каким он был тогда. Вы вчера пели так, как я услышал в тот день.

    Все, чего он хотел тогда - теперь исполнилось, но ему было этого уже мало. Эрик в эту минуту был близок к тому, чтобы сказать Кристин и об этом, но сумел вовремя сдержаться. Сегодня он и без этого выразил больше чувств, чем следовало.

    - Если хотите спросить меня о чем-то - я постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Но некоторые детали своей биографии я бы предпочел оставить при себе, и даже сам предпочел бы не знать о них, если бы мог. Видите ли, жизнь вашего Ангела была далека от райского блаженства, - его губы под маской искривились в усмешке, горькой и злой по отношению к самому себе.

    0


    Вы здесь » Musicalspace » Фандомные игры » behind the mask


    Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно